Выбери любимый жанр

Родник - Тайц Яков Моисеевич - Страница 33


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

33

Владик молчал. Дедушка сказал:

— Ну что ж, пускай оставляют, ладно. Я её приберу, в уголок поставлю куда-нибудь, а когда исправят, тогда мы её экспонируем. Ладно.

— Владька, давай оставим! Владька! — снова зашипел Петя.

— Чтобы она в тёмном углу стояла?! Не надо! — тоже шопотом отозвался Владик и посмотрел исподлобья на дедушку.

Дедушка прошёл к печке, присел на корточки и помешал в ней кочергой. Оранжевое пламя осветило его крупное морщинистое лицо, седые жёсткие усы, складки на шее. Несколько весёлых, раскалённых угольков выкатилось на пол. Дедушка голой рукой подхватил их и кинул обратно в печь. Потом он поднял голову:

— Вы что, ребятки, ещё здесь? Ведь я вам всё сказал. Да и время уже позднее.

Владик тяжело вздохнул. Он понял, что дедушку уговорить не удастся. Всё ясно: надо забирать панораму.

Не глядя друг на друга, Владик и Петя молча завернули панораму всё в ту же белую простынку, молча завязали углы.

— Пошли, — шопотом сказал Владик.

— Пошли, — отозвался Петя.

Родник - pic_18.png

Мальчики на цыпочках вышли в сени, оделись, спустились со ступенек и захлопнули за собой дверь, на которой ещё долго качалась маленькая беленькая картонка с надписью: «Музей закрыт».

Двадцать пятая глава. Кира Петровна

В полном молчании ребята шли по Красной Пресне, неся громоздкий, неудобный ящик. Было холодно, руки коченели.

Вдоль всей улицы на высоких столбах сверкали круглые матовые фонари. В их молочно-белом сиянии кружились тёмные против света снежинки. И Владику вспомнилось, как в пионерском лагере по вечерам вокруг ламп точно так же толклись мошкара и мотыльки.

Вдруг Петя фыркнул.

— Свой человек! «Я тут свой человек»! — очень похоже передразнил он Владика. — Видно, какой ты свой человек!

Он дёрнул к себе ящик.

— Не дёргай! — рассердился Владик и рывком потянул панораму к себе. — А то я хуже дёрну… На варежку!

Петя стал натягивать на озябшую руку серую мохнатую варежку.

— А вот кто тебя дёргал за язык говорить про единицу?

Владик приостановился и в упор посмотрел на приятеля:

— А что по-твоему, врать, да?

Поневоле остановился и Петя:

— Не врать, а просто не говорить. Помалкивал бы, и всё.

Владик махнул рукой:

— Да это всё равно что врать!.. Ну, что стал? Пошли.

Они опять зашагали вдоль улицы.

— А потом, — продолжал Владик, — он бы всё равно узнал, ещё хуже было бы.

— А как бы он узнал?

— Так ведь он же просил табельки.

— «Табельки»!.. — с раздражением протянул Петя.

Некоторое время они шли молча, и только слышно было шарканье подшитых валенок по обледенелому тротуару.

Но Петя не умел долго молчать.

— А сердитый какой дед, — снова заговорил он. — Жалко ему выставить макет… Подумаешь, единица… А ему-то что?

Владик не отвечал. Ему вспомнился разговор с Толей Яхонтовым и Митей Журавлёвым, которые уверяли, что его единица касается чуть ли не всей Москвы. И что же, сейчас выходит, будто они правильно говорили: выходит, что чужому дедушке, которого он и видел-то всего несколько раз в жизни, оказывается, есть дело до этой единицы! Чудеса, да и только!

Владик посмотрел на Петю:

— А ты, Петух, ничего не понимаешь!

— Почему? — опешил Петя.

— Потому что дедушка правильно сказал, вот!

— Чем же правильно? Чем?.. Мы для него старались, а он… Что ж тут правильного?

— А то!..

Владик подробно стал пересказывать Пете свой разговор с Толей и Митей. Потом он добавил:

— Всё-таки дедушка верно сказал, что люди воевали ради нас, чтобы мы росли, учились. А мы с тобой что?

— Так ведь единицу не я получил, а ты, — обиделся Петя. — А зачем ты её получил? Кто тебе велел?

Петя замедлил шаг:

— Давай, Владик, отнесём панораму в школу. В пионерской комнате выставим.

— А в музей?

— А в музей не надо.

Владик помолчал:

— Нет уж, Петух, раз решили для музея, значит надо добиться.

Так, с разговорами, они дошли до большого серого дома, в котором с прошлой зимы жил Ваньков.

— Зайдём? — сказал Владик.

— Что ты, поздно! Мама заругает… На, держи. И варежку возьми. А завтра пораньше в школу приходи.

— Зачем?

— Узнаем, что задали. Может, успеем ещё подготовить.

— Чего там успеем, ничего не успеем. Ладно!.. Всего!..

— Пока.

Владик обнял обеими руками громоздкий узел, прижал его к животу и стал тихо-тихо подниматься по лестнице.

На душе у него, как говорится, кошки скребли. Ушёл он рано утром, сказал, что в школу, а сам побежал к Пете, весь день просидел у него, потом ещё пошёл в музей.

А теперь уже ночь. Его, верно, опять по всей Москве ищут.

Он робко, еле-еле прикасаясь к пуговке звонка, позвонил. Тётя Феня открыла дверь.

— Ага, явился!.. — сказала она, вытирая о фартук руки. — Ну уж достанется тебе нынче! Где это ты гулял?

Владик не успел ответить, потому что в коридор сразу же вошла — вернее, не вошла, а вбежала — мама. Она кинулась к Владику. На её лице было столько тревоги и радости, что Владику стало стыдно.

— Наконец-то! Разве так можно? Сам посуди, нехороший ты, — говорила мама, снимая с Владика шапку и расстёгивая ему, как маленькому, тугой крючок на шее. При этом она касалась тёплыми руками его холодного подбородка и щёк, и ему это было очень приятно.

— Пусти, мама, что ты, я сам… я сам… — неловко повторял он и, как обычно, запрыгал, чтобы пальто скорей снялось.

Мама взяла пальто и повесила на вешалку:

— И, главное, в школе не был, вот я почему особенно беспокоилась. Ведь ты утром сказал, что в школу идёшь.

Владик насторожился:

— А ты откуда знаешь про школу?

— Да уж знаю. Вымой руки и садись поешь, непутёвый ты!

Владик с тяжёлым сердцем пошёл в ванную и взял мыло. Мама принесла полотенце.

— Нет, мама, откуда ты знаешь всё-таки? — спросил Владик, засучивая рукава.

— Знаю. Потому что ваша учительница мне сказала.

— Какая учительница? — чуть ли не вскрикнул Владик.

— Ваша классная руководительница — Кира Петровна.

— Кира Петровна? — Розовое круглое мыло выскользнуло из рук и упало в раковину, но Владик не стал его подбирать. — Ты что, мама, в школе была?

— Не я в школе — она здесь была. Да ты потише, пожалуйста, она и сейчас здесь.

— Кто? Кира Петровна?

— Ну да!

Владик растерялся. Этого он никак не ожидал. Он подобрал мыло и принялся молча намыливать озябшие, усталые руки. А мама стала ему рассказывать, что учительница уже давно сидит у них, что они обо всём поговорили и что Кира Петровна ей очень понравилась.

— И про меня говорили? — спросил Владик.

— И про тебя и про всех… Ну, вот что: пойди на кухню, тётя Феня тебя там накормит. А потом зайдёшь, поговорим. Только держись как следует, будь прямым и откровенным, как положено пионеру.

— Ладно, мама.

Владик прошёл на кухню, сел за простой, белый стол, и тётя Феня подала ему полную тарелку темно-красного борща с золотыми кружочками. В середине тарелки, точно скала среди моря, возвышалась аппетитная кость с мясом. Вкусно пахло луком, чем-то жареным.

Владик почувствовал, что он до смерти голоден. Его очень тревожило то, что сейчас ему придётся объясняться с Кирой Петровной. Но недаром говорится: голод — не тётка. На какие-то минуты он забыл обо всём и с жадностью глотал ложку за ложкой, едва успевая вытирать кулаком губы и подбородок. Вот бы всё время так сидеть за столом в просторной, светлой кухне, нюхать вкусный запах жареного лука и ни о чём, ни о чём не думать!

Но скоро обед (или ужин) был закончен. Владик сказал тёте Фене «спасибо», собрался с духом и медленно отворил дверь:

— Можно?

За столом, покрытым ковровой, ворсистой скатертью, сидели мама и Кира Петровна. Владик впервые видел учительницу у себя дома. Она сидела на том месте, где обычно сидит папа. Её красивые светлые волосы блестели под лампой. Овальная брошка на белой кофточке сидела чуть наискось.

33

Вы читаете книгу


Тайц Яков Моисеевич - Родник Родник
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело