Ученье – свет, а богов тьма - Жукова Юлия Борисовна - Страница 86

• Предыдущая
• 86/100
• Следующая

– Как же? – оторопело разводит руками Старейшина. – Это все! Это все муданжское, что есть! Наша история, наши люди, одежда, искусство, взгляды… я не знаю, поведение!

– Поведение, да, несомненно, – подхватывает Азамат. – А также взгляды и вкусы. Вкусы, согласно которым человек с моим лицом в принципе не может быть Императором. Взгляды – косые и презрительные на безродных, больных и увечных, чью жизнь я изо всех сил стараюсь изменить к лучшему. Восхищенные взгляды на богов, которые – и пусть меня убедят в обратном – совершенно необязательно заинтересованы в благополучии человечества. Поведение родителей, калечащих своих детей, поведение жен, ненавидящих своих мужей… Старейшина Асундул, где я, а где традиция? Смею обратить ваше внимание на тот факт, что моим бормол остаются летописи и предания – я ни в коем случае не отворачиваюсь от нашей истории и самобытности. Но у меня два из трех бормол говорят о прошлом! Я слишком долго жил вспять, и теперь, когда в моих руках вся планета, я намерен развернуть ее лицом к будущему. Мы – не третьесортный мирок, плетущийся в хвосте у более развитых культур. Мы обладаем огромным, нерастраченным интеллектуальным и душевным богатством. Настало время вложить его в дело, но этого никак не добиться, если мы будем цепляться за старые представления, в которых нет ничего хорошего, просто никто не удосужился от них избавиться много лет назад.

Азамат даже раскраснелся от напряжения, и я хорошо понимаю, что ему приходится прилагать усилия не для того, чтобы все это сказать, а для того, чтобы удержать свои слова в рамках приличий. Я сама при мысли о муданжских традициях могу только визжать без слов, и мое уважение к Азамату за столь связную оценку не знает границ.

– Да, я вижу, ты подумал, – после долгого молчания произносит Асундул. – Я бы даже сказал, у тебя наболело. Но я все равно не могу одобрить, что ты под влиянием супруги собрался превратить Муданг в маленькую Землю.

– Вы меня не слышите, – качает головой Азамат. – Я как раз пытаюсь обойти все те подводные камни, на которых Земля неоднократно садилась на мель. Да, земляне многого добились и практически во всей Вселенной почитаются как образец благополучной нации. Но они просто люди, Старейшина. Представление, что все земное – эталон прекрасного, это как раз часть той традиции, которую вы так рьяно защищаете. Да, я глубоко уважаю отдельных людей, происходящих с Земли, – он слегка кивает в мою сторону, – но я не вижу ни единой причины для нас повторять ошибки их истории. У нас другие исходные данные, у нас есть преимущества! Я не собираюсь ждать, пока века кровопролитных войн, хаоса и разочарования заставят наших людей думать по-земному. Мы уже сейчас можем шагнуть дальше, к более рациональному и продуманному устройству, чем когда-либо было на Земле!

– Я так понимаю, ни у кого больше не вызывает нареканий, что Император отвергает традицию? – поджав губы, вопрошает Асундул.

Унгуц пожимает плечами, не скрывая улыбки.

– Я научил его так мыслить, чего ты от меня ждешь?

Ажгдийдимидин напрягается до испарины и цедит:

– Это выбор бормол, а не государственной политики. Традиция его не описывает. Будешь спорить?

Асундул сникает.

– Хорошо, пожалуйста! Делай как знаешь. Тебя избрали Императором, не меня. – Он вздыхает, и мне мерещится нотка обиды. Неужто он надеялся?.. Асундул сердитым жестом сметает с пуфика два отверженных бормол.

Азамат молча кивает.

Наш духовник, утерев лоб, что-то тихо бормочет, отчего из всех комодов, стоящих вдоль стен зала, вылезают ящики и, гремя деревянным содержимым, скучиваются вокруг Азамата. Пара штук даже пролезает между нами, а один особо нахальный тычется мне в пятки, мол, отойди, место занимаешь. Я его потихоньку пинаю, чтобы не наглел.

– У меня выбор пожиже был, – выпячиваю губу, оглядывая ассортимент.

– Ну вы ж земляне – просто люди, как нас твой муж просветил, – замечает Асундул. – Ты-то замуж выходила, думала, он тебя боготворить будет? А видишь, разглядел получше да в уме переменился.

Азамат, который начал уже разгребать статуэтки, отрывается и поднимает на Асундула широко раскрытые глаза.

– Это что сейчас было? – как-то сдавленно спрашивает он. – Мне в ухо что-то попало?

Унгуц кладет Асундулу руку на плечо.

– Ты дурачок, что ли, совсем у меня? Хулить Хотон-хон на Совете? Тебя в Старейшины за здравые суждения пригласили. Традицию он защищает, чужого счастья стерпеть не может. Молчи уж, не марай обряд.

Асундул, все это время игравший в гляделки с Азаматом, опускает глаза. Азамат возвращается к раскопкам.

Я расталкиваю ящики и придвигаюсь поближе, поглаживая мужа по руке.

– Помочь тебе поискать?

– А ты знаешь, что я ищу? – улыбается он.

– Догадываюсь, – прищуриваюсь я.

Мы принимаемся рыться вместе, перебирая самые причудливые творения безымянных муданжских мастеров. То и дело, залюбовавшись на тончайшую резьбу колонн садовой беседки или неотличимую от настоящей оплывшую свечу, я снова и снова соглашаюсь с Азаматом – муданжцы имеют иные исходные данные и в чем-то уже лучше нас. Это ведь все от души и задаром, от любви к чужим людям, которую здесь только так и можно выразить, анонимными подарками, без надежды когда-либо сказать выбравшему этот бормол, дескать, это я сделал, я заглянул в твою душу, я разделил твою веру и создал для тебя символ, якорь твоей жизни. Ну или поплавок, деревянные все-таки…

– О! – не удерживаюсь я, наткнувшись на подходящий предмет. – Гляди, то?

Азамат берет у меня маленькую модель винтажного микроскопа. Такие до сих пор используются при полевых работах, когда нет возможности привезти и подключить громоздкую электронную технику, а этот легкий, складной, с лампочкой на солнечных батареях, лучший друг натуралиста и садовода. В некотором смысле эмблема доступности науки.

– Кто-то обо мне позаботился, – усмехается Азамат. – Да, это именно то, что нужно. Остался последний, – Азамат делает многозначительную паузу, – и самый важный. Поможешь?

– Ты всегда можешь на меня положиться, дорогой, – киваю я, возвращаясь к ящикам.

Я не знаю, сколько времени мы проводим за этим не слишком захватывающим занятием, но ноги у меня затекают несколько раз в разных позах, а спина начинает сетовать на горькую женскую долю, когда мы с Азаматом сталкиваемся лбами и приходим к выводу, что перерыли все.

– У меня есть пара кандидатур, – уныло тяну я, – но они все как-то не о том…

– Аналогично, – вздыхает муж. – И это никуда не годится.

Он встает, оглядывается по сторонам и пробирается в дальний угол, где неприметно притулился ящик с чурбачками-заготовками. Выбрав одну, Азамат возвращается на свое место и извлекает складной ножик.

– Да ты обалдел! – ахает Асундул. – Байч-Харах, это неслыханная гордыня, самому себе вырезать бормол! Такого даже никто из Императоров не делал!

– Делал, – хором поправляют его Азамат с Унгуцем. Азамат кивает Старейшине, уступая слово. – Аэда сделал себе все три бормол. И до него Овэат Покоритель Неба был вынужден сам себе вырезать бормол, поскольку жизнь его была посвящена полетам в космос, и никто другой не понимал величия и значимости этой миссии так, как он. Если Азамат связывает свою жизнь с вещами, которых никто еще не осознал, это его право и обязанность – добавить их в общую копилку.

– Если позволите добавить, – снова заговаривает Азамат, щедро расточая щепки, – мне кажется весьма показательным и несколько стыдным, что ни один мастер не создал бормол с этим смыслом. Но я тут долго провожусь, можете пока прерваться на обед.

Асундул открывает было рот возразить, но мысль об обеде явно пересиливает. Пробормотав «как хотите», он встает и царственно удаляется вкушать дары земли.

– Лиза-хян, пойдешь с нами? – предлагает Унгуц, поднимаясь и разминая отсиженные ноги.

– Не, я тут буду творчество вдохновлять. Такой бормол нельзя вырезать в одиночестве, – улыбаюсь я, прислоняясь к спине Азамата. Я люблю смотреть, когда он работает руками, каждое движение именно такое, как должно быть, ничего лишнего и всего в достатке.

• Предыдущая
• 86/100
• Следующая