Станция на горизонте - Ремарк Эрих Мария - Страница 15

• Предыдущая
• 15/42
• Следующая

Лица танцующих разглядеть было трудно, так высоко свет снизу не доходил. Лишь иногда он что-то случайно выхватывал — прядь волос, очертания лба, ухо. Освещались только ноги, они вели независимую, расцвеченную огнями жизнь, ритмично играя тонкими лодыжками и узкими коленями. В сочившемся свете мелькали шелковые балахоны Пьеро, тихо шушукая ниспадающими помпонами, и просматривались до самых бедер длинные, стройные ляжки, обтянутые блестящей тканью.

Кай недолго там оставался. В данную минуту эта эротическая акробатика ему претила и вызывала особое отвращение еще и тем, что сопровождалась музыкой. Он в одиночестве вышел из павильона, отыскал лиственную аллею и неторопливо по ней двинулся. В одном месте ему открылся вид на террасу, здесь он остановился в темноте с маской в руке, раскованный и спокойный.

С боковой дорожки послышались шаги, легкие шаги, вероятно, шла женщина. Кай даже смутно видел приближавшуюся к нему фигуру. Она мимоходом задела его и очень испугалась, неожиданно увидев человека прямо рядом с собой. Кай извинился: он сбежал из павильона и искал здесь минутку покоя.

— Я думал, вы пройдете мимо, не заметив меня, и потому посчитал, что проще стоять молча. — Он немного подождал. — Отсюда открывается такой гармонический вид на буфеты.

— Но и весьма платонический. Вы полагаете, что у буфетов и должен быть такой вид?

— Если вы не голодны, то да. А вообще свое мнение в любой момент можно изменить.

— Это довольно-таки удобно, однако далеко не для всех.

Кай рассмеялся.

— Подумайте о том, что мы сейчас говорим о мелочах. Было бы крайне утомительно иметь ко всякой пустяковине определенное отношение. К тому же и очень скучно. Лучше держать про запас сколько-то непроштемпелеванных мнений, чтобы выискивать среди них именно то, что нужно. Это нечто вроде всегда болтающихся в кармане мелких денег на второстепенные нужды.

— А ради первостепенных, значит, надо быть во всеоружии убеждения?

Кай насторожился. Он столкнулся с противником, который парировал удар где-то на грани игры и насмешки, готовый обернуться безобидным, если его будут слушаться и пожелают оценить. Не каждый день случалось, чтобы Кая так спокойно отбрили, и было бы ошибкой демонстрировать сейчас тонкость души и блистать глубокомыслием. Куда более уместными представлялись ему чуть приукрашенные банальности.

Болтая маской, висевшей у него на запястье, он мягко преподнес собеседнице:

— Слова, слова, говорят так и говорят эдак. Важно то, чего в данный миг тебе хочется. При чем тут оружие? Мы совсем не герои. Любовь к оружию — чисто женское свойство. К сожалению, это свойство господствует в мире. Даже адвокаты иногда желают быть крестоносцами сердца. Ужасающее честолюбие.

— Уберите его. Что останется?

Кай решил позондировать чуть глубже и осторожно сказал:

— Зачем убирать! Только ограничить. Воспринимать побуждения как побуждения, а не как законы. Жизнь не такая уж веселая штука. За конфликты надо быть благодарными. А конфликты из-за женщин — самые удобные, самые частые и самые примитивные. Разве можно не заметить, что это просто вариации одного и того же?

— А разве можно было бы вынести бесконечное множество сюжетов? Как бы мы тогда отличали вкус от безвкусицы?..

— Невыносимо и то, и другое, но все же это было бы не так надоедливо.

— Зато более утомительно.

— Более занятно.

— Более пошло.

Они посмотрели друг на друга. У обоих мелькнула одна и та же мысль. Кай высказал ее вслух:

— Сегодня не совсем тот вечер, когда можно долго наслаждаться такими разговорами. Мы немножко неосмотрительно в них втянулись и блуждаем теперь в дебрях. Давайте скрасим себе жизнь и подойдем к тем буфетам! Вернемся к ним кружным путем, чтобы у нас, по крайней мере формально, получился финал.

Они пошли обратно по аллее и завели легкий разговор, оказавшийся приятным, поскольку Кай чувствовал рядом с собой партнера, который уверенно и с пониманием подхватывал намеки и на них отвечал, не нуждаясь в объяснениях. Совершенно непостижимым образом, в большей степени, чем могло быть после длительного знакомства, между ними установилось доверие, и оно повлекло за собой какое-то неясное, даже мечтательное настроение, без страха, что оно вот-вот улетучится.

Играючи летали фразы, иногда минуя одна другую, иногда одна за другой, иногда окольными путями, — они были не чем иным, как ритмикой настроения.

Показался танцевальный павильон. Вокруг него стеной стояла музыка, настолько приглушенная, словно она исходила из затонувшего города. Облако арпеджио, затем колибри-пиццикато и скрипичная мелодия.

— Хотите потанцевать? — спросил Кай.

— Не сейчас. Интересней смотреть.

Они остановились у входа. Из гущи танцующих пар вынырнул Фиола и подошел к ним.

— Какое высокомерие — вот так стоять и оставаться безучастными.

— Безучастными?

Фиола поднял руки, как бы защищаясь от Кая.

— У вас сегодня прямо сократовские методы. Пощадите меня. Что, если я раздобуду чего-нибудь выпить?

Он вернулся с бутылками и печеньем, придвинул несколько низких стульев, составил их вместе и налил полные бокалы. Потом обратился к Каю.

— Перед праздниками и светскими сборищами надо бы всякий раз прочитывать две-три страницы Оскара Уайльда. Это разгоняет ненужные размышления.

Незнакомка поставила свой бокал.

— Сегодня расточается столько мудрости, что испытываешь прямо-таки благоговение. Я без конца слышу максимы житейского искусства. Должно быть, это очень хрупкое существо, если ему требуется столько помощи и поддержки.

Фиола облегченно вздохнул.

— Вы почти угадали. Но дело обстоит еще хуже. Такого искусства не существует вообще. Это всего лишь вспомогательная конструкция. Воображаемый банк, на который с радостью выставляют векселя. Только так и можно выдержать бесконечные разговоры на эту тему.

Он попрощался. Сразу после его ухода оркестр ненадолго смолк. Из-за этой неожиданной паузы Кай сказал нечто такое, чего совсем не хотел говорить:

— У меня такое чувство, будто я вас знаю.

Она махнула рукой.

Он поспешил прибавить:

— Это был не вопрос, а утверждение, сам не пойму, как я к нему пришел.

Она поднялась.

— Это вполне возможно. Здесь, на побережье, все мы так часто встречаемся. Так что я не стану на вас за это сердиться.

Он засмеялся и пошел с нею дальше. Никак не мог решиться ее оставить. Они подошли к зданию казино и пересекли холл. В одной из соседних комнат стояли игорные столы, где делались ставки.

Стройный, довольно молодой Пьеро отвлекся от игры, сразу же встал с места и подошел к незнакомке.

— Вот и вы наконец. А я уже волновался.

— Как видите, напрасно. — Женщина ни на секунду не замедлила шага, она прошла мимо молодого человека, словно мимо какой-то картины. Но Кая подкупило другое: то, что она сделала это не резко, а почти ласково, хотя и непререкаемо. Ему было интересно встретить в человеке такое необычайно естественное чувство превосходства, которое опять-таки граничило с добротой.

— Вы хотели бы поиграть?

— Да. Несколько минут.

Они нашли свободное место и сделали ставку. Кай стоял у незнакомки за стулом. У него мелькнуло воспоминание о первом вечере в Монте-Карло. Он улыбнулся. Где только были его глаза! Ведь перед ним та самая женщина, что тогда пододвинула ему фишки.

Выстраивая одну комбинацию, она попросила у него совета. Он наклонился к столу и разместил ее ставки. Так они играли какое-то время. Потом перестали и вышли на улицу.

— Как приятно пройтись. — Они прохаживались вдоль грядки с нарциссами. На одном из прудов плавали лодки с лампионами. Между эвкалиптовыми деревьями висела луна.

— Одна из маленьких хитростей — знать, что при тяжелых душевных состояниях неодушевленные предметы приносят больше облегчения, чем чье-то сочувствие или утешение. Человек в отчаянном положении — он берет и переодевается в любимые вещи, и вот уже все стало проще, чем за минуту перед тем; или же он не запирается в четырех стенах, а начинает ходить, ровно дыша, ходит и замечает, как отпускает напряжение…

• Предыдущая
• 15/42
• Следующая