Траян. Золотой рассвет - Ишков Михаил Никитич - Страница 30

• Предыдущая
• 30/91
• Следующая

Он встал.

В этот момент в зале раздался выразительный, исполненный страдания вскрик.

— О, божественный!

Все повернулись в сторону вскочившего с места Марка Аквилия Регула.

— Не лишай нас возможности высказать восхищение краткостью и мудростью твоей речи! – с той же горячностью продолжил Регул. – Ты, который так умело, так восхитительно изложил программу, которой должен следовать всякий, считающий себя достойным сыном отечества, дозволь ответить и выразить чувства, которые испытывает римский гражданин.

Регул вознес руки к небесам. Так и застыл, ожидая разрешения продолжать. Все присутствующие в зале молча взирали на него. Траян смутился. По–видимому, счел невежливым прерывать человека, так искренне желавшего выразить, какие чувства в этот момент должен испытывает римский гражданин.

— Только короче, – предупредил император.

— Безусловно, – деловито согласился оратор, и, приложив правую руку к груди, продолжил. – Я, Марк Аквилий Регул, призываю вас, сограждане, всеми силами помочь дарованному нам богами цезарю. Пусть каждый честно исполнит долг. Пусть солдат храбро идет в бой, всякое должностное лицо неподкупно исполняет свои обязанности, купец торгует честно, а строитель должным образом кладет камни. Пусть все будут готовы принести жертву на алтарь отечества. Это касается и нас, господа сенаторы. Я первый готов припасть к ногам великого цезаря, первым готов воскликнуть – веди нас, божественный, от победы к победе. Мы твои верные помощники. По крайней мере, так я могу сказать о себе. Все знают, что в своих помыслах я руководствовался исключительно интересами государства, и если кто?то пытается обвинить меня в лицемерии, в том, что я порой пользовался недозволенными средствами, чтобы оградить прежних цезарей от всяческих посягательств и поношений, я отвечаю – это клевета. Вспомните хотя бы последнее выступление, в котором я с болью в сердце обвинил лиц, дерзнувших предоставить помощь государственным преступникам, дать им приют. Разве не на пользу государству пошло бы тщательное разбирательство, с какой стати эти люди предоставили помощь порочным, покушавшимся на устои государства гражданам, и в чем заключается эта помощь? Разве можно исключить, что эти отступники обсуждали меры, которые следует предпринять, чтобы лишить Рим дарованного богами цезаря? Если кто?то полагает, что подобным образом я намеревался завладеть чьей?то собственностью, я опять же буду утверждать – клевета! В этом деле у меня не было ничего личного, что может подтвердить такой уважаемый человек как префект Ларций Корнелий Лонг. Да, я обвинил его родителей, но это не помешало мне выдать за него свою племянницу, потому что я всегда был уверен, Лонг – верный слуга императора. Я оказался прав – префект гвардейской конницы достойно повел себя на переговорах с варварами, за что я предлагаю устроить ему овацию.

Он захлопал, его поддержали сторонники. Их было немного, с десяток, однако хлопали они громко, яростно. Траян некоторое время медлил, затем тоже ударил ладонью о ладонь.

Зал тут же взорвался аплодисментами. Хлопали долго, с воодушевлением, пока торжествующий Регул не поднял руку, не утихомирил коллег.

— Скажите, кто привлек его на службу? Кто вернул ему доброе имя, кто поставил рядом с собой? – Регул указал на остолбеневшего Лонга. Лицо у того побелело, он попытался сделать шаг вперед, однако стоявший рядом Лонгин успел прихватить его за край тоги и придержать его.

Между тем Регул, уловив недовольство затянувшейся речью, закончил выступление следующими словами.

— Так кто же вернул государству славного воина? И не его одного. Кто с отеческой заботой опекает подданных, вверенных ему волей Юпитера? Это он, – он указал на Траяна, – наш божественный и восхищающий своей доблестью цезарь. Так неужели мы не в состоянии достойно вознаградить его? Неужели поскупимся на почести тому, кто облагодетельствовал римский народ, кто стал ему и отечеству отцом, каким были в свое время Юлий Цезарь, Октавиан Август и Флавий Веспасиан. Так будь же ты нам отцом. Трижды Отцом!

Набегавшийся за день, так и не сумевший переварить наглость, с которой Регул возвел его в герои Рима, Ларций Лонг вечером, в преддверии решающей ночи, сумел добиться разговора с Отцом отечества. Помпея Плотина провела Ларция в спальню. Император, вконец усталый, раздраженный, поднял на него обмякшие от усталости, опустошенные глаза.

— Чего тебе?

— Цезарь, отдай мне Регула! Цезарь, позволь мне взять его.

Траян тяжело вздохнул.

— Забудь об этом, Ларций. Могу ли я тронуть человека, который наградил меня титулом Отца Отечества?

Ларций насупился, выдвинул челюсть, глянул грозно.

Траян посмотрел на него и сказал.

— Уймись! Не дерзи! Не вздумай сказать что?то такое, после чего я буду вынужден казнить тебя. Посоветуй лучше, где взять деньги?

Ларций растерялся, хмыкнул, сбавил тон и признался

— Не знаю, цезарь.

Неожиданно глаза его засветились, на лице очертилось вдохновение.

— Может, конфисковать имущество Регула и ему подобных. Миллиард сестерциев наберем. Ты только прикажи, я займусь.

— Э–э, – махнул рукой император. – А если не наберем, что дальше? У кого прикажешь конфисковывать? У всех подряд, кто под руку подвернется? Я, кажется, приказал тебя взять Сацердату. Ты готов?

— Так точно, великий.

— Если упустишь, пеняй на себя. Ступай.

Когда Ларций вышел, Плотина села рядом с мужем на ложе, взяла его кисть в руки. Пальцы у нее были длинные, жесткие, мало напоминавшие женские.

— Может, Ларций прав?

— Нет, он не прав!

— Я не Регула имела в виду. Регул непотопляем…

Император резко вскинул голову, удивленно посмотрел на супругу.

— Непотопляем? Откуда ты знаешь? Кто проговорился?.. Адриан?!

— Причем здесь Адриан. Просто к слову пришлось. Непотопляем в том смысле, что и в воде не тонет и в огне не горит. Я имела в виду, что Регул успел подготовиться. Видишь, как ловко вывернулся – мол, его стремлением было исключительно заботы о государстве. В истории с Волусией он держал Ларция на поводке. На всякий случай. Я имею в виду наместников провинций, которые задолжали казне налоги за полтора, а то и за два года. Они далеко, их можно опередить, если немедленно послать к ним гонцов.

— С чем?

— С требованием возместить недоимки по налогам. Припугнуть их смертной казнью – если, мол, долги не будут возвращены, против вас будут возбуждены дела о злоупотреблениях и вымогательствах. Они все сейчас трясутся от страха и ждут, чем обернется двухгодичное безвластие. Они готовы отдать свое, только чтобы их оставили в покое и не преследовали в суде. У нас есть Плиний, этот кого хочешь доведет до Карцера или до конфискации с лишением прав.

Траян задумался, потом кивнул.

— Согласен. Дай знать паннонскому кабану. Так, небрежно, мимоходом, в качестве пожелания. Теперь позволь мне выспаться. Завтра трудный день. Есть что?нибудь от Лаберия?

— Гонец доложил о готовности. Караулы расставлены, ждут команду.

— Добро. Пусть начинают.

Плотина помедлила, потом попросила.

— Ма–арк?..

— Что еще?

Жена присела рядом, обняла за плечи.

— Прошу тебя, не пей так много. И не накидывайся на мальчиков.

— Хорошо, – еще раз кивнул император.

Последнее, что мелькнуло в голове засыпающего императора, была сказанная женой фраза – непотопляем! Действительно, признался себе Марк, против таких, как Регул, бессильно даже мое живое воображение.

С наступлением темноты Ларций с пятеркой выделенных ему Лаберием легионеров спешным шагом двинулся в сторону Субуры. При выходе из лагеря преторианцев Фосфор, ныне декурион сингуляриев, предупредил префекта.

— Пяти может не хватить. Там, в мастерской, у них осиное гнездо. Я послал за своими ребятами. Теми, кто теперь в отставке.

— До полуночи успеют собраться? – мрачно спросил Ларций.

— Они уже на месте. Перекрыли задний выход. Натянули там сеть.

• Предыдущая
• 30/91
• Следующая