Точка зрения (Юмористические рассказы писателей Туркменистана) (сборник) - Меляев Ходжанепес - Страница 14

— Например?

— Например, у моего сына будет день рождения…

— Неплохо придумано. Ну, допустим, угостили, а дальше что?

— Дальше — ничего. Я сделаю так, что он уедет обратно, даже не раскрыв свою папку. Напоим и посадим в машину на Ашхабад — пусть дома опохмеляется, приходит в себя…

Вот какой план был составлен. Заговорщики повеселели. Овез ушел.

Эсенов хоть и успокоился немного, все же домой не торопился. Сидел за столом, думал и курил папиросу за папиросой. Ему время от времени звонили друзья, спрашивали: «Ну как? Завтра едем в ущелье?» Он отвечал: «Нет, плохо себя чувствую, в другой раз».

Обычно, возвращаясь с работы, Эсенов, проходя мимо столовой, непременно выпивал «свои» сто граммов. На этот раз он прошествовал прямо домой.

Жена накрывала на стол. Она сразу заметила, что у мужа плохое настроение, спросила:

— Что случилось? Почему мрачный?

Эсенов раздраженно ответил:

— Поменьше болтай да побольше делай! Давай обед!

Он мог бы и не говорить этого. Тарелка горячего супа тут же появилась перед ним. Когда жена принесла молодые огурчики и помидоры, он коротко приказал: «Водки!» Выпил почти целую бутылку, но ничуть не захмелел с горя.

Часа два Эсенов лежал на диване, отвернувшись к стене, и о чем-то размышлял. Жена несколько раз подходила к нему, но окликнуть не решалась.

Эсенов встал, оделся и, ни слова не сказав, ушел из дому. Жена по привычке ни о чем не спросила его, только молча сокрушенно посмотрела вслед.

А Эсенов шел к своему другу и сотрапезнику Овезу. После дневной жары воздух постепенно остывал, солнце спряталось за гору и больше не изнуряло все живое своим беспощадным зноем; легкий ветерок бережно причесывал листву деревьев, еще не успевшую покрыться толстым слоем пыли.

Навстречу Эсенову шли знакомые и незнакомые люди подышать вечерней прохладой. Он рассеянно отвечал на приветствия. Думы были все одни и те же.

Подойдя к дому кладовщика, дернул кольцо калитки, В майке и трусах Овез ходил по двору. После жирного плова ему требовалась проминка. Огромный, неуклюжий, он покачивался, как лодка на волнах. Эсенова приветствовал радушно:

— Заходи, Бяшим, заходи… Новости есть?

— Пока все по-старому.

— Очень хорошо! — Овез повел друга в виноградную беседку, где был накрыт стол. — Садись, угощайся.

— Сыт я. Пришел потому, что дома одному тошно…

— И хорошо сделал, что пришел! У меня самого настрое ние ни к черту. — Он сгреб в кучу ложки и вилки, осведомился: — Чай будем пить? А может, вино? У меня, впрочем, и водка есть, и пиво ледяное. Выбирай.

— Только не водку!

— Как хочешь. Но не стесняйся. Холодна и прозрачна, как слеза.

— Принеси лучше пива. Я уже дома немного выпил.

Весь вечер, попивая пиво, друзья проговорили в виноградной беседке, да так тихо, что даже жена Овеза не слышала ни словечка. И только когда запели полночные петухи, Эсенов поднялся. За калиткой заплетающимся языком повторил он наставление:

— Не заб-б-будь, что з-завтра базарный день… И компанию подбери, какую надо… Слышишь?

— Слышу, слышу, — ответил Овез, зажигая папиросу начальника, потому что сам тот никак не мог этого сделать.

— Раз слышишь, мотай на ус! Помнишь, как ты угощал соленой рыбой?.. Позор!

— Будь спокоен на этот счет! Наш ревизор отведает плова из мяса пятимесячного козленка — и косточки в кишмише не найдет! Какая там рыба! Сохрани аллах!

Эсенов пошел по дороге вихляющей походкой. Овез, стол у калитки, смотрел ему вслед до тех пор, пока гость не скрылся из виду.

В воскресенье Эсенов не скучал, хотя и не поехал с друзьями в ущелье. Ему было не до скуки. То в жар, то в холод бросало при мысли, что вот приедет ревизор и не польстится на угощение. Он лежал на диване, отвернувшись к стене, и на все вопросы жены о самочувствии отвечал то молчанием, то бранью.

Впервые за долгое время он пришел на работу вовремя. Первым, кого он встретил, был бухгалтер. Как можно вежливее Эсенов спросил:

— Новости есть?

— Все по-старому, товарищ Эсенов!

Бухгалтер смотрел сквозь надтреснутые стеклышки очков в отекшее лицо начальника. Эсенов без слов понимал бухгалтера: о приезде ревизора известно уже всем, и теперь старик в душе злорадствует. Эсенов прошел мимо него гордой походкой.

Большую часть рабочего дня он провел в тревожных раздумьях. В обед, чтобы немного успокоить душу, позвонил в райисполком приятелю. Может, там что известно о ревизоре? Нет, пока никаких известий. Приятель насмешливо сказал:

— А ты что переживаешь? Пусть ревизора боятся те, у кого недостачи да растраты…

«И верно! Пусть приезжает! Чего бояться?» — успокаивал себя Эсенов, но в глубине души знал, что именно ему надо бояться, а не кому-то.

Овез снова с грохотом ворвался в кабинет, закричал еще с порога:

— Бяшим, братец! Приехал!

— Где? Когда?

— Да вон он! Взгляни в окно!

Эсенов подбежал к окну. Из машины выходил высокий человек с папкой под мышкой. Попрощавшись с шофером, он направился к крыльцу и тут-то и столкнулся с Эсеновым и кладовщиком, которые буквально вылетели ему навстречу.

«Молод еще… Впрочем, это к лучшему. Упаси боже иметь дело со стариком! Молодого легче обвести вокруг пальца!» — молнией пронеслось в голове у председателя райпотребсоюза.

Он хотел было официально представиться ревизору, но тут лицо его претерпело ряд изменений — сначала оно вытянулось, на нем появился большой знак вопроса, потом покраснело, а затем приобрело самое сладкое выражение, на которое был способен председатель райпотребсоюза.

— Шамамед! Друг! Глазам своим не верю! Неужели ты? Мне сказали, что приедет Курбанов, но не думал, что это ты… Не думал! — Эсенов энергично тряс руку старого товарища, с которым когда-то учился в техникуме. — Добро пожаловать, друг мой! Как живешь, как здоровье? Да как ты к нам попал?!

— По делам, дорогой Бяшим. Приходится ездить туда, куда посылают! — добродушно улыбнулся в ответ Курбанов. — Сам-то как живешь? Жена, дети живы, здоровы?

— Все хорошо! Очень рад, что ты приехал! И дело сделаешь, и отдохнешь, и погостишь у меня! Нет, нет! Не отпущу! Прямо ко мне! И не говори…

— Подожди-ка, Бяшим! — Курбанов поднял вспотевшее лицо к солнцу. — К тебе еще успеем. Я, пожалуй, зайду в бухгалтерию, ведь еще рабочий день не кончился…

Эсенов был настойчив:

— Нет, нет! Ты устал! Рабочий день закончится через полчаса. И бухгалтерия твоя никуда не убежит! Мне от тебя скрывать нечего, проверяй, сколько душе угодно, но сна-чала давай пообедаем, попьем чайку. Мы ведь столько лет с тобой не виделись! Ну, идем же! И дом мой недалеко, всего в двух шагах!

Курбанов замялся: трудно отказать старому товарищу. Вон он как обрадовался! Как просит! Да и стакан чаю с дороги не помешает. Путь был неблизкий, в горле пересохло.

— Ну ладно! Будь по-твоему!

Как только Эсенов и ревизор скрылись за углом, Овез навесил большущий замок на двери склада и поспешил домой.

Сначала товарищи, вспоминая техникум, общих знакомых, попивали зеленый чай, но после чая были поданы пельмени. А разве пельмени пойдут без водки? Выпили по сто пятьдесят граммов, поели пельменей. Снова был подан зеленый чай.

Эсенов краешком глаза нет-нет да и взглядывал на часы. Что-то уж очень медленно тянется время. Когда чаепитие закончилось, он сказал гостю:

— Помнишь, Шамамед, когда мы учились на втором курсе, ты гостил у меня?

— Помню!

— Помнишь, как плескались в источнике?

— Еще бы! Разве можно забыть? Там такая галька… Эх, молодость!

— А хочешь, вспомним молодость?

— Заманчиво… — сказал, улыбаясь, ревизор.

Через несколько минут новенький «Москвич» выехал со двора председателя райпотребсоюза.

Пока старые товарищи купались в источнике, вспоминая юность, сумерки сгустились. Отдуваясь и фыркая, плескались они в холодной воде. Домой вернулись бодрыми и свежими.

Жена у порога встретила Эсенова сообщением: