Блуждающие в ночи - Робардс Карен - Страница 18

• Предыдущая
• 18/74
• Следующая

— Ты перестанешь называть меня так? — адресовала она свой вопрос его спине. Он был впереди уже на дюжину шагов, и Саммер старалась не отстать. — Черт побери!

— Что ты ругаешься?

— Просто так.

— Тогда ладно.

Колхаун остановился у черной машины доисторического вида, нагнулся и пошарил под ее массивным передним бампером. Капот открылся со звуком пушечного выстрела.

— Что ты собираешься делать? — Озираясь, Саммер зябко обхватила себя руками. Ночь была холодной, но внезапная дрожь прошибла ее, видимо, из-за нервов.

Он поднял капот, вытащил из заднего кармана своих штанов Бог знает где подобранный кусок провода и склонился над разверзнутым чревом мотора.

— Подсоединяю батареи к катушке.

— Зачем?

— Послушай, Розенкранц, ты хоть иногда молчишь? Я не могу сосредоточиться.

— Кто же тебе не дает?

Она все же замолчала, потому что после пары неудачных попыток запустить Колхаун пробурчал про себя какие-то ругательства, обмотал проводом клемму аккумулятора и протянул другой его конец куда-то в мотор. Затем опустился на землю, весьма неловко лег на спину и уполз под машину. Несколько минут спустя с еще более грязными ругательствами выполз оттуда и, морщась, поднялся на ноги.

— Залезай в машину, — сказал он, захлопывая капот.

— Но…

— Живо, ты слышишь?

Он обошел автомобиль, открыл дверцу со стороны водителя и в ожидании остановился.

— Но это чужая машина.

— Точно.

— Ты хочешь украсть ее?

— Пытаюсь. Это только ты языком болтаешь.

— Красть машины противозаконно. Тебя посадят в тюрьму. Нас посадят в тюрьму.

— Залезай в машину, Розенкранц.

По его зловещему взгляду было видно, что у него не то настроение, поэтому продолжать спор бесполезно. С дурными предчувствиями Саммер проглотила свои возражения и села в машину.

В салоне лимузина было чисто. На заднем сиденье валялись бейсбольная кепка и пара учебников. Значит, хозяин машины, скорее всего, старшеклассник или студент. При мысли о том, что они крадут машину у подростка, Саммер лишний раз почувствовала угрызение совести.

— Я не думаю, что мы можем… — начала она.

— Думай поменьше, ладно?

Он захлопнул ее дверцу и наклонился к открытому окну. Вблизи его лицо выглядело ужасно. Был ли он в нормальных условиях красив — трудно сказать. Саммер попыталась вспомнить, доводилось ли ей видеть хоть мельком снимок Стива Колхауна, и не смогла. Наверняка он появлялся на страницах газет, просто она уже забыла.

— Смотри, это «шевроле» пятьдесят пятого года. Мы можем завести ее без ключа. У меня была такая же, когда я учился в школе. Рукоятка переключения скоростей сейчас на нейтрали. Я хочу, чтобы ты держала ее в этом положении, пока машина не разгонится под горку. Тогда воткнешь первую скорость.

— Но…

— Не болтай языком, Розенкранц, ладно? Просто делай, что я тебе говорю. Когда машина разгонится, включай первую. Вот и все.

— Но…

— Я стану толкать сзади. Если мы все сделаем правильно, у нас будет тачка, о которой никому ничего не известно. Мы смело сможем проехать у них под носом.

— Но я не знаю, как вести машину с механическим переключением передач.

— Что? — Он посмотрел на нее, словно она вдруг заговорила по-китайски.

— Я училась на машине с автоматической коробкой передач и ездила только на таких автомобилях.

— Боже! — Он оперся лбом о дверцу и на секунду закрыл свой единственный видящий глаз. Затем произнес, скрывая раздражение: — Тебе придется научиться. Прямо сейчас.

— У меня никогда не было способностей к технике…

— Иначе я сяду за руль, а ты будешь толкать.

— Ой!

— Вот тебе и «ой».

— Я попробую.

— Великолепно. — Колхаун сделал глубокий вдох. — Ладно, слушай. Все, что тебе нужно, это выжать сначала сцепление. Видишь третью педаль слева от педали тормоза? Это сцепление. Нажми на нее и передвинь рычаг на первую передачу. — Он нагнулся над ней, показывая, что надо делать со снабженным черным набалдашником рычагом по правую сторону руля. — Вот так. Жмешь педаль, утапливаешь рычаг и двигаешь его вперед. Очень просто. Попробуй.

Саммер попробовала.

— Поняла? — спросил он, когда женщина, к его удовольствию, сделала все правильно.

— Очень просто, — в ее голосе не было уверенности, но он не заметил этого.

— Отлично. Тогда попробуем завестись.

— Подожди! — в панике воскликнула Саммер.

— Жмешь на сцепление, включаешь первую передачу, — отозвался мужчина, уже направляясь к багажнику.

Вцепившись обеими руками в руль, Саммер снова ощутила себя натянутой струной. Машина двинулась медленно, с трудом. Под колесами зашуршал гравий. Она повернула руль, направляя машину к воротам. Дорога к ним все время шла под уклон.

Машина стала набирать скорость.

— Давай! — крикнул он.

Утопить рычаг и передвинуть его вперед — жуткий скрежещущий звук, — нет, сначала нажать на педаль, а уж потом… У нее получилось! В зеркале заднего вида Саммер видела, как Франкенштейн ковылял, хромая, за машиной. Мотор прокашлялся и завелся, поглотив все ее внимание. Одна, в никому не известной машине, она ехала прямо к воротам.

Быть призраком не так уж и забавно.

У Диди было ощущение, словно ее, беспомощную, несло быстрое речное течение. Как только она выплыла из окна, таинственная сила подхватила и понесла ее к неизвестному месту назначения так быстро, что звезды над ней и огни внизу слились в сплошной светящийся поток. Мелькали сцены из ее жизни, мелькали не по собственному желанию Диди, а согласно чьему-то выбору, смысла которого она пока не понимала. Вот маленький дощатый домик, где прошло ее детство. Вот школа, где она всегда была заводилой. Вот студия звукозаписи, где за два месяца до смерти ей представился шанс подпевать Ребе Макинтайр, когда у той заболела исполнительница.

Звездные мгновения ее жизни.

В студии Диди сказали, что она пела хорошо. Что ее голос «летит».

Останься она на белом свете, возможно, стала бы звездой.

Диди поняла, что этого ей жалко больше всего в утраченной жизни. Она погубила свой Богом данный талант до того, как он получил признание. У нее был дар ангельского пения в стиле «ханки-тонк»,[4] но лишь немногие узнали об этом.

Ангел «ханки-тонк». Если она и была ангелом, то только в этом смысле.

Вообще Диди не причисляла себя к ангелам. Она представляла ангелов неземными существами с золотыми нимбами, колышущимися вокруг их голов, с большими белыми крыльями и с арфами.

Ангельские ангелы. Она была всякой в своей жизни, но ангельской — никогда.

Уносят ли ангелы на небо пьющих, спешащих в ад прожигательниц жизни с трехдюймовыми ногтями и такими тесными джинсами, что в них больно сидеть?

Возможно. Но маловероятно.

Она подумала, что вместо этого ей придется стать призраком. Ребенком она думала, что быть привидением очень интересно. Летать по темным коридорам, стонать посреди ночи, двигать разные предметы и пугать людей до смерти. Забавно, правда?

Но теперь, когда она стала призраком, это оказалось не так уж и забавно. Хотя она и обладала способностью материализоваться (во всяком случае, теплое покалывание, охватывающее ее время от времени, и ощущение, будто ее бывшая материя собирается вместе, и отвердевает, заставляли чувствовать, что она материализуется), Диди не могла этого сделать по собственному желанию.

Она только выпрыгивала, как чертик из коробочки, и быстро убиралась назад.

Ее мать сидела на обитом уже порвавшимся твидом диване в гостиной того дома, где Диди выросла, и смотрела по телевизору «Розанну». Диди сразу узнала мать, узнала комнату с убогой обстановкой, даже эту передачу — и почувствовала покалывание. Внезапно голова матери повернулась в ту сторону, где Диди плавала над креслом-качалкой. Ее глаза широко раскрылись, и, вскрикнув, она упала в обморок.

• Предыдущая
• 18/74
• Следующая