Никому не говори… - Робардс Карен - Страница 22
- Предыдущая
- 22/79
- Следующая
–Еще как касаются. В конце концов, я твой самый старый друг. – Иногда лесть помогала. Особенно с женщинами. Во всяком случае, попробовать стоило.
– С чего это ты взял? Мы с тобой не друзья. Лесть не помогла. Мэтт расстался с надеждой лечь спать до рассвета и опустился перед ней на корточки.
– В чем дело, малышка? – В его голосе прозвучала такая нежность, что Мэтт сам удивился.
Карли бросила на него сердитый взгляд. Это могло бы помочь Мэтту, если бы у нее так не дрожали губы.
–Мне приснился плохой сон, ясно? Но сейчас все в порядке. Или будет в порядке, если ты уйдешь и займешься собственными делами, а мои предоставишь мне.
–Не хочешь рассказать, что тебе приснилось? – настаивал он.
–Нет.
–Что-то связанное с матерью?
Матерью Карли была любившая выпить потаскушка, бросавшая своего единственного ребенка на соседку и исчезавшая из дома на несколько дней. Однажды она вообще не вернулась домой; позже Карли узнала, что мать удрала в Калифорнию и начала новую жизнь со своим очередным приятелем.
Когда соседка, заботившаяся о Карли, поняла, что произошло, она вызвала социальных работников и передала им девочку. Те выполнили все необходимые формальности, и Карли очутилась в учреждении, которое власти штата деликатно называли «центром для кризисных детей». Карли оставалась там, пока не приехала бабушка, которую девочка до тех пор и в глаза не видела, и не забрала ее. Мэтт знал эту историю так же, как и весь Бентон. Но то, что Карли много лет снилось, будто ее бросили, знал он один. Потому что Карли сама рассказала ему о своих ночных кошмарах и не раз скулила в его неловких объятиях, как раненый щенок. Насколько он помнил, Карли могла довести до слез только мысль о матери.
–Нет! – на ее лице было написано возмущение. Карли явно не нравилось, что Мэтт помнил ее больные места.
–Точно?
–Нет! Ну, ладно, мне приснился Дом.
–Ага… – «Домом» Карли называла приют, где она жила до приезда бабушки. – Наверно, сон был очень плохой, если ты так расстроилась.
–Это было… ужасно.
Ее голос дрожал, и Мэтт понял, что речь идет не о сне, а о том, что ей довелось пережить в приюте. И тут ему пришло в голову, что Карли никогда не рассказывала о проведенном там времени. Она пробыла в центре недолго – недели две, не больше. Он всегда считал, что этого слишком мало, чтобы запомнить на всю жизнь. Как гласила любимая поговорка ее бабушки, бесполезно плакать из-за разлитого молока. Эта суровая старуха не поощряла воспоминаний о былых обидах. Но, видимо, он ошибался. Карли все помнила.
–Рассказывай.
–Я не вспоминала об этом много лет, – сказала Карли так тихо, что Мэтту пришлось напрячь слух. – Не знаю, что вдруг случилось… Но сегодня мне почему-то приснилось, что я снова попала туда. Там были… старые железные кровати, которые скрипели при каждом движении. Во сне я услышала, что одна из них заскрипела. – Карли сделала паузу и тяжело вздохнула. – Я так испугалась…
Ее голос дрогнул. Карли не хотела больше плакать. Она снова прижала кулак ко рту и посмотрела на Мэтта с вызовом. Но, как она ни храбрилась, слезы вновь потекли по ее щекам.
Эти слезы разрывали ему сердце.
Мэтт наклонился, не дав Карли опомниться, взял ее на руки, как маленькую, сел в кресло и посадил ее к себе на колени. Карли обвила руками его шею, уткнулась лицом в плечо и плакала в его объятиях, пока не кончились слезы. Он не говорил ничего, только обнимал, слушал ее всхлипывания и был рядом. Долгие годы действуя методом проб и ошибок, Мэтт убедился, что ничего другого в таких случаях не требуется.
Наконец Карли выплакалась и затихла в его объятиях. Она все еще судорожно дышала – Мэтт чувствовал, как вздымалась и опадала ее грудь, – но рыдания прекратились.
– Ну что, полегчало? – спросил он, отведя волосы от уха Карли.
Упругие пряди обвились вокруг его пальцев, щека коснулась его щеки. Кожа Карли была влажной, шелковистой и слегка отдавала знакомым запахом «Ирландской весны». Мэтт понял, что, принимая душ, она воспользовалась его мылом.
Карли кивнула.
–Я чувствую себя дурой, – тихо сказала она, все еще пряча от него лицо. – Я никогда не плачу. Точнее, не часто.
–Знаю. – Пальцы Мэтта перебирали ее волосы.
–Лучше бы ты оставил меня одну. Я бы быстро пришла в себя.
–Знаю.
–Это ты виноват. Ты единственный человек, при котором я всегда плачу. Ты так на меня действуешь.
–Рад служить.
Карли прерывисто вздохнула, выпрямилась и посмотрела на него.
–Не верю. – Она вытерла мокрые щеки ладонями.
–Чему?
Мэтт так устал, что разговаривать ему не хотелось. Карли сидела у него на коленях, и он обнимал ее за талию. Она была нежной, теплой, очень женственной, и Мэтт явственно ощущал прикосновение ее ягодиц к своим бедрам. Стоило ей пошевелиться, как это ощущение усиливалось. Что было ему очень приятно, но Карли знать об этом не следовало.
– Тебе. Себе. Всему этому, – она жестом обвела кресло и их обоих. Потом снова шмыгнула носом и тяжело вздохнула. Мэтт улыбнулся, вспомнив, какой бесстрашной она была в детстве. Следившая за ним Карли напряглась и нахмурилась.
– Задница! – буркнула она. Улыбаться ему не следовало.
Он так устал, что буквально слился с креслом; малейшее движение требовало огромных усилий. Мэтт откинул голову на спинку кресла, сомкнутые руки его касались обнаженной спины Карли, и он солгал бы, если бы стал утверждать, что это прикосновение не доставляет ему удовольствия. Мэтт чувствовал возбуждение и был бы счастлив лечь с этой женщиной в постель. Но «этой женщиной» была Карли, а он не собирался во второй раз наступать на одни и те же грабли.
И все же зрелище было приятное: милое лицо, правда, в настоящий момент слегка подпорченное покрасневшими глазами и мрачным взглядом; хрупкие плечи, едва прикрытые двумя тонкими бретельками с вышитыми на них маргаритками; пышная округлая грудь, сильно изменившаяся со времен их юности и сладострастно рвавшаяся наружу из кремового вязаного топа; тонкая талия и слегка тронутая загаром кожа.
Остального Мэтт не видел, потому что на Карли были пижамные брюки, но ему и не требовалось это видеть; он и так знал, что под ними скрывалась привлекательная женская плоть. Он слишком хорошо помнил ее гладкий плоский живот, стройные ноги, лобок с мелкими кудрями, еще более упрямыми, чем на голове. А ее попка… Аккуратная, круглая и казавшаяся чертовски соблазнительной еще до того, как он снял с Карли старомодные белые хлопчатобумажные трусики, которые она носила под бальным платьем.
Его тело мгновенно отозвалось на эти воспоминания, что, впрочем, было совсем неудивительно. Да, не стоило ему вспоминать.
– Ты слышал, что я сказала? – Карли заерзала и слегка отстранилась от него. Мэтт заставил себя забыть о собственных ощущениях и сосредоточился на ее словах. – Я сказала, что ты задница.
–Я слышал тебя, – спокойно ответил Мэтт. Он слишком устал, чтобы спорить. Тем более что у нее было право так его обзывать. – Ты права.
–Что?!
Ага… Карли чуть подскочила на его коленях. Значит, подействовало.
– Ты права, – повторил он. – Я действительно задница.
Карли была, кажется, готова убить его взглядом. «Ох уж эти женщины… – подумал Мэтт. – Ты с ними соглашаешься, а они злятся еще пуще прежнего».
И тут он вспомнил, как хорошела Карли, когда злилась.
– Ты хоть знаешь, о чем я говорю? – возмутилась она.
Теперь Карли сидела спокойно, но заняла такую позицию, что ладони Мэтта сами собой очутились на ее обнаженной спине. Ее кожа напоминала теплый шелк. Руки Мэтта медленно начали спускаться ниже, почти против его желания.
– Конечно, знаю. Подумаешь, какая тайна… Ты все еще сердишься на меня за то, что случилось двенадцать лет назад?
Мэтт сказал это нарочито резко, чтобы разозлить Карли. Во-первых, он хотел проверить, способны ли ее глаза метать искры, а щеки полыхать, как когда-то. Во-вторых, хотел заставить ее слезть с его коленей и прекратить пытку, пока он не потерял остатки самообладания.
- Предыдущая
- 22/79
- Следующая