Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд - Страница 110

• Предыдущая
• 110/177
• Следующая

Продукты, сани, снаряжение и собак погрузили обратно на корабль, откуда с таким трудом выгружали их всего три недели назад. Впопыхах написали письма, рассортировали и срочно перешили одежду. С помощью Боуэрса Скотт завершил эти приготовления к следующему сезону быстро и, как можно было ожидать, без раздумий. Люди не спали всю ночь, чтобы закончить то, что при должной заботе и правильном планировании можно было сделать не торопясь. Когда на следующий день в девять утра пони двинулись в путь, Боуэрс, если верить Черри-Гаррарду, находился на ногах уже семьдесят два часа. Старая добрая английская неразбериха.

«Всё не так безмятежно, как могло быть», — написал своей матери Оутс.

Я уверен, что мы пострадаем от недостатка опыта в нашей партии. Скотт провёл в кабинетах слишком много времени и гораздо охотнее останется в доме наблюдать за игрой пары… щенков, чем выйдет наружу взглянуть на [sic] копыта пони или лапы собак.

Пони встретились с кораблём на «языке ледника» — выступе, выдававшемся в пролив Мак-Мёрдо примерно в пяти милях к югу от мыса Эванс, где проходила кромка морского льда. Там выгрузили все остальные вещи, необходимые для закладки промежуточных складов. Моторные сани не взяли, поскольку выявились неисправности, связанные с неаккуратной сборкой и некачественным металлом.

Потребовалось целых два дня на разгрузку и транспортировку примерно десяти тонн груза в безопасное место, найденное в миле от кромки льда. Затем «Терра Нова» ушёл в западную часть пролива Мак-Мёрдо, чтобы высадить геологическую партию под руководством Гриффина Тейлора, и после этого отправился в плавание, которое в итоге привело к встрече с экспедицией Амундсена в Китовом заливе.

Партия по закладке промежуточных складов — тринадцать человек, восемь пони и двадцать шесть собак — потратила четыре дня на переправку грузов к Барьеру, на расстояние восемнадцати миль. Это место под названием Сэйф-Кэмп, «безопасный лагерь», находилось в нескольких милях от кромки Барьера и, как считал Скотт, должно было остаться невредимым, если Барьер расколется. Весь поход превратился в громоздкое и нервозное мероприятие, полностью подтвердившее прогнозы Оутса.

Довольно быстро Скотт начал понимать все недостатки пони при работе в Антарктике: они проламывали морской лёд и по самое брюхо тонули в сугробах. В отличие от них, собаки демонстрировали обидное превосходство в самых разных условиях. Бодрые хаски с энтузиазмом тащили полностью загружённые сани по гладкому морскому льду, преследуя кита, который был виден сквозь ледяную толщу, а потом снова резвыми скачками — миля за милей — неслись по мелкому, нанесённому ветром снегу и ломкому насту. Уилсон, впервые увидевший обученных животных и умелого возницу, быстро преодолел свои предубеждения. «Такая перевозка грузов собаками, — написал он, — разительно отличается от тех ужасных мучений, в которые она вылилась во время экспедиции „Дискавери“».

Скотт реагировал иначе:

Я не отказался от своего мнения о собаках [писал он] и сильно сомневаюсь в том, обеспечат ли они успех на самом деле — а вот пони, похоже, и правда хороши… Они работают с чрезвычайной стойкостью, вышагивая живо и весело.

Из второго лагеря вся партия, кроме Скотта, отправилась в старую хижину «Дискавери», чтобы посмотреть, можно ли очистить её от снега. Скотт побывал там раньше и обнаружил, что в одном из окон выбито стекло, сквозь которое ветер намёл в дом твёрдый, плотный снег. В этом Скотт обвинил Шеклтона, который пользовался домом во время экспедиции «Нимрода». После возвращения партии он написал: «Результат неблагоприятный, как я и ожидал. Потребуется неделя работы на то, чтобы очистить дом… в любом случае мы не можем там жить». Это было преувеличение, он неверно интерпретировал доклад своих подчинённых. Позже Аткинсон и один из матросов выгребли снег за несколько дней и быстро привели дом в обитаемый вид.

В Сэйф-Кэмпе Скотт провёл

военный совет… Я раскрыл мой план, который состоял в том, чтобы выйти в поход с запасом продуктов для людей и животных на пять недель, через двенадцать-тринадцать дней пути достичь заданной точки, заложить двухнедельный запас провизии и вернуться сюда.

Наконец появился первый намёк на то, что должно было произойти. До сих пор Скотт не делился своими планами ни с кем, возможно, потому, что до последнего момента не имел определённого плана. Результатом становилась кипучая, но беспорядочная и бестолковая деятельность. Даже Уилсон оставался в неведении и теперь оказался в положении рядового на параде, бегая вокруг военачальника и выполняя его приказы.

Так большинство спутников Скотта получили первое впечатление о его качествах руководителя экспедиционной партии. Обычно растерянный и раздражённый, он становился доброжелательным и расслабленным только в те минуты, когда оказывался в своём спальном мешке после того, как лагерь был разбит, а ужин приготовлен. В палатке его тревога сменялась суетливостью, он постоянно требовал, чтобы всё было разложено под правильным углом, как снаряжение матроса, приготовленное для проверки. Это выходило за рамки представлений об опрятности, необходимой для комфортной жизни в ограниченном пространстве. Причём никто из деливших с ним палатку не являлся исключением в этом бессмысленном «терроре аккуратности», даже офицеры военно-морского флота. «Санный поход с хозяином»[79], как его называли, всем показался делом нервным.

Черри-Гаррард, ещё один полярный новичок, обнаружил, что у Скотта «плохое чувство юмора». А канадец Чарльз Райт вспоминал о том, что Скотт «всегда и во всём оставался джентльменом из военно-морского флота», чьи соседи по палатке испытывали перед ним такой страх, что в пургу и сильнейший мороз предпочитали выходить наружу при отправлении естественных надобностей — даже в случае скромной малой нужды, — испытывая при этом мучительный дискомфорт. Или же просто терпели, но не соглашались использовать в качестве туалета тот угол палатки, который в плохую погоду традиционно выполнял эту роль.

Приверженец строгой дисциплины даже в мельчайших деталях, Скотт часто становился небрежным и легкомысленным человеком, сталкиваясь с важными вещами. Оутс охарактеризовал его как «наиболее рассеянного» из всех известных ему людей, имея в виду, что в штатском человеке это может быть милой и симпатичной чертой характера, но для лидера, отвечающего за жизни своих подчинённых, является совершенно недопустимым.

Гран был тоже чрезвычайно озадачен. Он находился в составе экспедиции для того, чтобы продемонстрировать потенциальные возможности лыж, а теперь обнаружил, что энтузиазм, проявленный Скоттом в Фефоре, куда-то испарился. Велись серьёзные споры о том, стоит ли вообще использовать лыжи. Гран пытался доказать свою точку зрения, бегая на лыжах с поручениями Скотта в процессе бестолкового перемещения партии взад вперёд из-за неумелых импровизаций её руководителя. Но очень скоро по приказу всё того же Скотта лыжная история кончилась фарсом — Гран уныло брёл по снегу пешком, а его лыжи бесполезным грузом везли в санях. Скотт считал, что, передвигаясь на лыжах, невозможно управлять пони.

Движение каравана в первом походе Скотта для закладки промежуточных складов стало громоздким и сложным процессом. Каждое утро первыми выступали пони. Между тем собакам, которые двигались быстрее, приходилось оставаться и ждать, выходя на старт позже, чтобы одновременно с пони прибыть к новому месту стоянки. Каждый день из-за этого происходила ужасная путаница и неразбериха.

Я вижу, какие трудности связаны со столь сложной организацией перевозки [заметил Гран в своём дневнике]. И уверен в одном — потребуется очень большое везение, чтобы в следующем году мы смогли дойти до полюса.

• Предыдущая
• 110/177
• Следующая