Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд - Страница 114

• Предыдущая
• 114/177
• Следующая

Амундсен, несомненно, навредил репутации Норвегии, но вряд ли так сильно, как предполагал Вогт. Обвиняли его лично, в целом понимая, что человек не олицетворяет всю страну.

Понимал это даже сэр Клементс Маркхэм, бомбардировавший Скотта Келти письмами о «грязном фокусе» Амундсена, которого он называл то «мерзавцем», то «мошенником», то «контрабандистом». Публично Амундсена осудил и Шеклтон, с бессознательной иронией заявивший, что он «перезимовал в сфере влияния капитана Скотта», а в статье на первой полосе «Дейли Мейл» норвежцев обвинили в попытке «прыгнуть» к цели капитана Скотта.

С другой стороны, майор Леонард Дарвин на собраниях Королевского географического общества неоднократно повторял, что, с его точки зрения, «ни один исследователь не может получить никакого законного права на объект своего исследования». Но это был единственный аргумент, заглушённый целым хором возмущённых голосов. Чувства достигли такого накала, по крайней мере, в прессе, что Нансен поспешил ответить на призыв Вогта и защитил Амундсена в своём письме, отправленном в «Таймс» и опубликованном 26 апреля.

Мне пришлось много общаться с Амундсеном, и во всех случаях… он всегда действовал как мужчина. Я твёрдо убеждён, что бесчестный поступок любого рода полностью чужд его натуре… Боясь того, что [его сторонники] могут посоветовать ему не отправляться в Антарктику, он решил ничего не говорить нам… В этом он, возможно, был прав… и взял всю ответственность на себя, избавив нас от роли соучастников. Не могу не признать, что это мужественный поступок… Что же касается вопроса, имел ли Амундсен право вступать [на территорию другого исследователя]… Надо помнить, что базы Скотта и Амундсена находятся далеко друг от друга, между ними такое же расстояние, как между Шпицбергеном и Землёй Франца-Иосифа. Я уверен, что даже самый убеждённый приверженец монопольных прав не сочтёт несправедливой экспедицию на Землю Франца-Иосифа для организации похода на Северный полюс только на том основании, что другая экспедиция с той же целью в его поле зрения уже движется к Шпицбергену.

Авторитет Нансена и его репутация в Англии были таковы, что это письмо действительно успокоило общественное мнение или как минимум смягчило газетные комментарии, которые могли (более или менее) его выражать. Сама «Таймс» (в те дни, когда у неё была власть над миром) заявила, что «нет нужды защищать норвежского исследователя от обвинений в нечестном вторжении».

В Норвегии тоже чувствовалось скрытое неодобрение Амундсена. Частично это было связано со страхом британской реакции, о которой предупреждал Вогт. Финансовая беспечность Амундсена также могла сыграть свою роль. Когда ему было отказано в платеже по векселю, который он выписал за дизельный двигатель, юрист производителя отметил, что

денег нам не поступило, а капитан Амундсен не оставил в Норвегии никаких активов, которые можно было бы арестовать… Однако обстоятельства могут измениться, если ему повезёт в экспедиции.

Леон Амундсен направил свои извинения Дону Педро:

Когда мой брат получил Ваше великодушное предложение накануне своего отплытия из Норвегии, он не предполагал, что будет вынужден воспользоваться им до такой степени. Он был уверен, что его сторонники и народ Норвегии одобрят его решение отправиться на юг, коль причины этого поступка так весомы и благородны… и был убеждён в том, что сможет положиться на их поддержку в своём путешествии. Веру в это он пытается сохранить и поныне, но не знает того, что знаю я: действия моего брата осуждают почти повсеместно… Этот факт в величайшей степени уязвит его честь и посеет горечь в его мыслях, когда он узнает об этом.

21 апреля солнце зашло над Фрамхеймом, чтобы не появляться в течение следующих четырёх месяцев. Всех беспокоил один вопрос — удастся ли за это время завершить необходимые приготовления к походу на полюс. С 18 апреля Амундсен ввёл новый рабочий режим.

Теперь дни подчинялись заведённому ритму. Строго в семь тридцать утра Линдстрам, как неумолимый автомат, поднимал всех и накрывал стол к завтраку.

Амундсен отметил в своём дневнике по этому поводу:

Ничто не пробуждает лучше, чем стук ножей, тарелок и вилок, не говоря уже о звуке ложечек, которые он бросает в эмалированные кружки.

Работа начиналась в девять утра и заканчивалась в одиннадцать тридцать пять, чтобы мы могли подготовиться к обеду, который начинался ровно в двенадцать, когда «у нас обычно возникало много тем для разговоров — а если нет, что ж, и тишина не наводила тоску. Чаще всего было лучше и удобнее просто помолчать».

После этого всех снова ждала работа до пяти пятнадцати вечера, шесть дней в неделю. Рабочие часы были предназначены для подготовки общего снаряжения: саней, провизии, всего остального — и собак. С личными вещами, вроде обуви, одежды или белья, нужно было управиться (а сделать предстояло многое) в свободное время, которое начиналось после ужина. Вечер за вечером большой стол в центре дома превращался в одно общее рабочее место для сапожника, портного и скорняка: меховая одежда нуждалась в тщательном осмотре и аккуратной починке.

Бьяаланд в своей неподражаемой полушутливо-полусерьёзной манере заметил:

У каждого своё особое занятие. Вистинг — бригадир меховой палатки[83], в этом его власть абсолютна. Ханссен — шериф иглу, у него большой опыт проживания в домах эскимосов. Преструд наблюдает за звёздами.

Кристиан Преструд, единственный из военно-морских лейтенантов «Фрама» оставшийся на берегу, и правда отвечал за навигацию в путешествии к полюсу. По вечерам он читал обитателям Фрамхейма курс тематических лекций для повышения квалификации, присутствие на котором было обязательно даже для Амундсена.

Возможно, памятуя о печальном опыте Скотта, взявшего с собой в поход на запад в 1903 году только один набор навигационных таблиц, в конце концов потерянный в пути, Преструд сделал целых шесть копий навигационных книг. Также он подготовил стандартные формы для астрономических наблюдений, чтобы упростить полевую работу и облегчить проверку расчётов. В то время такая тщательность подготовки была довольно необычным делом.

Из-за нелепой ошибки они забыли на берегу «Морской астрономический ежегодник» на 1912 год, взяв с собой лишь издание 1911 года, да и то в единственном экземпляре. Однажды ночью атлас загорелся от керосиновой лампы. Пламя погасло само, остановившись всего в одной странице от главных таблиц. Амундсен счёл это знамением. В любом случае теперь он должен был попасть на полюс до конца этого года.

Из всего комплекса научных исследований им приходилось проводить только рутинные метеорологические наблюдения. Их делали, как аккуратно отметил Амундсен, в свободное от работы время — в восемь утра, два часа дня и восемь вечера — и никогда не проводили ночью, несмотря на то, что это снижало ценность всего исследования. По словам Амундсена,

у нас один план, один и ещё раз один — достичь полюса. Ради этой цели я решил всё остальное отодвинуть в сторону. Мы будем делать только то, что не вступает в противоречие с данным планом. Если бы у нас была ночная вахта, нам пришлось бы всё это время держать зажжённой лампу. В единственной комнате нашего дома это мешало бы спать всем остальным. Я хочу, чтобы в течение зимы мы жили нормально во всех отношениях. Хорошо спали, хорошо питались и, когда придёт весна, оказались бы в наилучшей физической форме и бодром расположении духа для борьбы за цель, которой мы должны достичь любой ценой.

• Предыдущая
• 114/177
• Следующая