Мифы, легенды и предания кельтов - Роллестон Томас - Страница 76

• Предыдущая
• 76/77
• Следующая

Теперь читатель уже хорошо разбирается в кельтских символах изобилия и обновления. В Ирландию вместе с Племенами богини Дану попал котел Дагды. В валлийской легенде Бран Благословенный получил его из Ирландии — и вернул его потом туда же в качестве приданого Бранвен. В таинственной поэме Талиесина котел — один из трофеев, вынесенных Артуром из Аннувина; об этом удивительном приключении нигде больше не сообщается. Согласно Талиесину, чудесный котел находится в Кайр-Педриван, в замке Пуйлла; огонь, его нагревающий, раздувают своим дыханием девять девиц, края его усыпаны жемчугом, и он не готовит пищу для труса или лжесвидетеля:[173]

Котел связан также и с солнцем, пусть и более косвенно; в древнейших арийско-индийских мифах солнце — золотой сосуд, струящий свет и тепло, дающий жизнь. Копье заставляет вспомнить оружие бога грома Индры — молнию, в норвежской мифологии ему соответствует молот Тора. Поиск этих предметов воплощает сюжет о том, как некий божественный герой восстанавливает правильный порядок смены времен года, нарушенный в силу определенных обстоятельств наподобие тех, что и по сей день вызывают голод и эпидемии в Индии.

Итак, в валлийском «Передуре» проступают очертания исконного кельтского мифа, однако Грааль так и не появляется. Однако, судя по созданному Готье продолжению к Кретьену, Грааль фигурировал как символ изобилия в европейских, вероятно, бретонских версиях легенды. По крайней мере в одном из вариантов — в том, который Вольфрам взял за основу при создании своего «Парцифаля», — этот символ представлял собой камень. В большинстве случаев это был, однако, не камень, а котел или некий другой сосуд, наделенный привычными свойствами волшебного котла кельтских мифов. Сосуд этот определенным образом ассоциировался с окровавленным копьем. Оттолкнувшись от этих деталей, неизвестный певец в порыве вдохновения превратил древнюю повесть о мести и освобождении в колдовской роман, сразу же завладевший сердцами обитателей христианского мира. Чудесный котел преобразился в чашу евхаристии, копье же, как оказалось, причастно к преступлению более страшному, нежели убийство родича Передура.[176] Кельтская поэтичность, немецкий мистицизм, христианское благородство и магические представления, до сих пор бытующие в отношении некоторых каменных монументов Западной Европы, — все это в сочетании породило легенду о Граале и наделило ее удивительной притягательностью. На протяжении семисот лет литераторы, музыканты, художники обращались к ней; да и сегодня — кто осмелится утверждать, будто интерес к ней угас и башни Монсальвата растворились в дымке, из которой некогда появились?

В сборнике, озаглавленном леди Шарлоттой Гест «Мабиногион», особняком стоит повесть о рождении и жизни легендарного барда Талиесина, валлийского Аморгена. Это предание взято не из «Красной книги Хергеста» (XIV в.), а из манускрипта XVI или XVII столетия и, по-видимому, никогда не пользовалось в Уэльсе особенной популярностью. В тексте содержится немало приписываемых Талиесину загадочных стихов, и они гораздо старше, нежели проза. Как указывал Альфред Натт в своем издании «Мабиногиона», автор сказания больше стремился создать некое обрамление для собранных вместе поэм Талиесина, нежели поведать о его удивительных деяниях.

Наибольший интерес представляет история о рождении поэта. «Во времена Артура и Круглого стола»[177] жил человек по имени Тегид Войл из Пенллин, а жену его звали Керидвен. У них был сын — Авагду, самое уродливое существо на свете. Чтобы он меньше страдал от своего безобразия, мать решила сделать его мудрецом. И вот, опираясь на знание, почерпнутое из книг Фериллта,[178] она обращается к вечному кельтскому истоку магической силы — к котлу. Керидвен начинает готовить «котел вдохновения и учености для своего сына, чтобы все принимали его с почетом, чтобы ему открылось знание о будущем мира». Котел следовало кипятить год и еще день; волшебная же сила варева заключалась всего в трех каплях.

Она поставила стеречь зелье Гвиона Баха, сына Гуреанга из Лланфайр, а поддерживать огонь должен был слепец по имени Морда; сама же хозяйка читала заклинания и время от времени подбрасывала в варево разные травы, следуя указаниям книги Фериллта. Однажды, когда год уже подходил к концу, из котла вылетели три капли и обожгли Гвиону палец. Подобно Финну Мак Кумалу в аналогичной ситуации, он сунул палец в рот и тут же обрел дар мудрости и знания. Он понял, что получил то, что предназначалось Авагду, и что Керидвен убьет его, если сможет. А потому мальчик убежал; в котле же не осталось теперь ничего, кроме яда, сила которого разорвала стенки. Жидкость вытекла наружу и отравила напившихся из ручья коней Гвидно Гаранхира. С тех пор поток этот зовется Яд Лошадей Гвидно.

Тут появляется Керидвен и узнает, что годовой ее труд пропал даром. В гневе она веткой выбивает глаз Морде и спешит в погоню за Гвионом Бахом. Он видит ее и превращается в зайца. Она же обращается в борзую. Он прыгает в реку и становится рыбой, она же преследует его в облике выдры. Он стал птицей, она — ястребом. Он обратился в пшеничное зерно и зарылся в кучу других зерен на гумне; она же приняла вид черной курицы и склевала его. Спустя девять месяцев Керидвен родила мальчика и хотела убить, но не смогла — так он был красив; «тогда она положила его в кожаный мешок и бросила в море, предоставив милости Божией».

Гвидно, владелец отравленных лошадей, ловил лосося в заводи где-то между Диви и Абериствитом и таким образом кормился. Его сын, Элфин, невезучий парнишка, выудил однажды застрявший там кожаный мешок. Они развязали его и обнаружили внутри младенца. «Взгляни на этот сияющий лоб (Taliesin)!» — воскликнул Гвидно. «Пусть же он и зовется Талиесином», — молвил Элфин. Они бережно принесли ребенка домой и воспитали его как родного. Так появился на свет Талиесин, величайший бард Уэльса; и первой песней, которую он сложил, была песня, восхвалявшая Элфина и пророчившая ему в будущем много счастья. Пророчество исполнилось — Элфин день ото дня богател, пользовался все большим почетом и даже подружился с королем Артуром.

Но однажды на празднестве, когда присутствующие без всякой меры восхваляли короля, Элфин похвастался, что его жена добродетельнее всех жен при дворе Артура и его бард искусней, чем любой из королевских; после чего его заточили в темницу до тех пор, пока он не подтвердит свою правоту. Ноги его сковали серебряной цепью, а к его жене направили человека по имени Рун, чтобы он опозорил ее; и говорят, что ни одна дева и ни одна жена, с которыми беседовал этот человек, не сумели сохранить свое доброе имя.

• Предыдущая
• 76/77
• Следующая