Любовь и Ненависть - Эндор Гай - Страница 49

Вольтер принял дар с легкой улыбкой. Как только у него выдастся свободная минутка, он раскроет книгу и еще раз посмеется от души над этим идиотом. Но когда он начал читать, ему стало не до смеха. Нет, этот Руссо заходит слишком далеко. Это опасная, фанатная чепуха!

И какая наглость! Послать такую дребедень ему, Вольтеру, только что опубликовавшему эссе «О нравах». Несмотря на многочисленные искажения, эта книга выражала его несокрушимое убеждение, что человек не имеет права гордиться содеянным на этой земле, кроме одного — цивилизации.

Неужели этот маленький Руссо собирается убедить его, Вольтера, в том, что, как раз напротив, цивилизация стала гибелью человечества?

В своем эссе Вольтер восхвалял способность человека мыслить. «Тот, кто мыслит, — писал он, — заставляет мыслить других». Как же этот Руссо может писать, что «мыслящий человек — это человек развращенный»! Что такое? Мысль человека — это развращенность, за которую ему должно быть стыдно и от чего он вынужден краснеть?

Великого француза охватил такой приступ гнева, что он, схватив перо, размашисто перечеркнул одну из страниц. Он лихорадочно листал книгу, царапая пером уничижительные замечания на полях: «Гнилая логика!», «Д урень! Зачем все взрывать и искажать?», «Убогость!», «Абсурд!», «Чудовищно!».

А когда Руссо выступил против стремления человека выделяться из толпы, Вольтер написал: «Что же ты несешь, Диогенова обезьяна? Ведь тем самым ты осуждаешь самого себя!»

Вольтер хотел было передать томик своему переписчику — пусть немедленно, с первой же почтой отошлет его обратно этому Руссо. Но заколебался. Он вспомнил другого

Руссо: поэта, который уже давно умер. Этот лицемер порвал дружбу с Вольтером только потому, что его поэма оскорбила его глубокие религиозные чувства! Религиозные чувства! Какая чудовищная ложь! Как будто сам Жан Батист Руссо никогда не писал антирелигиозных поэм!

Кроме того, поэма Вольтера «За и против» — это вовсе не антирелигиозное произведение, как раз напротив, оно пронизано любовью к Творцу. Церковь считала главным веру в нее, в Церковь, — вот против чего выступил Вольтер. Это ведь неприкрытая тирания! Тирания над человеческим разумом, над его сердцем. У Церкви нет права быть тираном.

Вольтер решил отомстить ему, написав поэму «Трескиниада», чудовищный образец поэзии. Для этого он прибегнул к излюбленному стилю самого Жана Батиста, к стилю Маро[181], в котором Вольтер считался непревзойденным. Это был открытый вызов, брошенный Жану Батисту Руссо: «Ну-ка попробуй! Попытайся превзойти меня! Или хотя бы со мной сравняться! Вперед! Покажи на деле, какой ты поэт, ты, которого все считают одним из самых выдающихся. Давай! Нападай на меня. Я избрал твое собственное оружие — твой стиль, чтобы облегчить тебе ответ».

Но Жан Батист не смог ответить. Он, несомненно, пытался. Можно себе представить, как он старался! Сколько бумаги он извел, чтобы написать лучше, чем Вольтер. Он, старый, всеми признанный мастер, который ежегодно приезжал в качестве почетного гостя на поэтические состязания в коллеж «Людовик Великий», где учился Вольтер. Однажды он вручил премию этому худенькому, жалкому на вид мальчику.

Теперь ему пришлось признать, что у него нет такого таланта, как у того мальчугана. Покуда он не создаст что-то лучшее, чем «Трескиниада» Вольтера, он не сможет ничего печатать, не хочется слыть второсортным.

А поэма Вольтера сообщала всему миру, что Сатана, завидовавший Богу, решил тоже сотворить живое существо. По своему подобию: с желчью в сердце и распухшей от дурных мыслей головой. Именно таким, по мнению Вольтера, Сатана создал Руссо.

Мог ли Вольтер гордиться таким произведением? Конечно нет. Он сам как-то написал на полях книги: «Как прискорбно, что месье де Вольтер, гордившийся тем, что никогда не использовал свой талант для уничтожения другого, сделал это».

А само название поэмы — «Crepinade» («Трескиниада») имело для Руссо особый смысл: отец поэта был всего лишь сапожником. Крепин и Крепина были святыми патронами гильдии сапожников. Таким образом Вольтер нанес хитрый, сокрушительный удар Жану Батисту Руссо.

Но разве Вольтер виноват? Виноваты во всем эти идиоты, эти полные невежды, которые постоянно раздражают его, приводят в дикую ярость! А этот новый Руссо, например! Этот глупец Жан-Жак Руссо по кличке «маленький». Надо же, прославляет чудные прошлые дни. Возрождает старые ошибки, заблуждения. Разве он, Вольтер, не заклеймил такую глупость в своей поэме «Светский человек»?

Какую волну негодования обрушили на бедную голову Вольтера богословы, когда поэма только-только появилась. Как же они его полоскали! Можно подумать, им гораздо лучше известно, как на самом деле выглядели Адам и Ева в раю. Вольтер ничего не выдумывал, он только опирался на силу своего здравого рассудка. Как могли выглядеть обнаженные мужчина и женщина, если они годами были вынуждены стоять на солнцепеке, в грязи, в окружении колючих кустов куманики[182], не защищенные даже от укусов насекомых? Как могли они выглядеть, если в их распоряжении не было брадобрея, расчески, мыла, ножниц? Само собой, Адам и Ева не отличались особой опрятностью. Тела их были покрыты липкой грязью. Волосы спутаны и всклокочены. Самые настоящие животные. Наперекор всем древним произведениям искусства, так идиллически их изображающим.

А возьмите любовь. Первую любовь между мужчиной и женщиной. Можете вы ее себе вообразить?

Боже, как же взвыли священники, — в их фантастический рай проникли разум и логика! Не все, конечно, среди них тоже были разные люди. Век просвещения коснулся и их. Таким был епископ Ноайля, он велел выбросить из храма реликвию, считавшуюся самой драгоценной, — пупок Иисуса Христа. Короче говоря, такие священники считали, почти как и Вольтер, что Творец никогда бы не наделил человека разумом, если бы не желал, чтобы он им достойно пользовался.

И как смеет этот Жан-Жак утверждать, что мыслящий человек непременно развращен! Может, у него такой образ мышления? Разве то, что наши далекие предки не знали ни слов, ни понятий «твое» и «мое», — их большое преимущество перед нами?

Вольтер умно высмеял того, кто призывал всех жить в нищете, вести аскетический образ жизни, подражать древним людям. «Тот, кто не принадлежит собственному веку, не имеет своей эпохи, — говорил Вольтер. — Нужно любить сегодняшний день, но работать ради лучшего будущего».

Да, чтобы поставить на место этого глупца Жан-Жака, самое лучшее — отослать его книгу обратно со всеми злобными замечаниями на полях. Это заставит его заткнуться! Во всяком случае, это предостережет его от судьбы, которой он заслуживает, если не пересмотрит свои взгляды. Это напомнит ему о судьбе другого Руссо. О судьбе Мопертю!

Но все же… Вольтер колебался. На свете существует такая штука, как жалость… Этот Жан-Жак не мог быть настолько испорченным человеком. Он был другом Дидро и д'Аламбера, составителей большой «Энциклопедии». Разве он сам не принимал, пусть небольшое, участие в этом важнейшем деле? Он отвечал за музыкальные статьи, сам писал на другие темы, например, готовил статьи по политической экономии.

Этот человек, безусловно, не законченный идиот. Несмотря на два своих дурацких эссе. Нет, вероятно, в нем есть что-то хорошее. И он, Вольтер, наверняка совершит ошибку, если заставит его страдать, он не имеет права уничтожать и обижать ни одного полезного для общества человека.

Вольтер раздумал посылать книгу Руссо и затолкал ее на полку. Она оставалась там до его смерти, после чего вместе с его книгами и бумагами стала собственностью российской императрицы Екатерины Великой.

Вольтер написал Руссо довольно умеренно злобное письмо, где были иронические уколы, не более. С их помощью автор послания выражал свою позицию. Письмо было выдержано в корректном, уважительном тоне, ведь знаменитый писатель обращался к своему коллеге.