Секрет государственной важности - Бадигин Константин Сергеевич - Страница 28

• Предыдущая
• 28/88
• Следующая

— Я смотрю, Владимир Алексеевич, на вас, на восток, рассчитывать вряд ли можно, — сказал Курасов, когда гость выговорился.

— Да, расползается дело. Но считаю, что не все еще потеряно. Лично я очень надеюсь на разлад среди самих большевиков. У них тоже споров хватает: правые, левые… Я поверну лампу, в глаза бьет, вы не возражаете?

— Пожалуйста. Большевиков поддерживает народ, им сейчас ничего не страшно. Они обещают последних сделать первыми, а первых уже сделали последними. Это для многих заманчиво. — Курасов помолчал и попросил: — Скажите о восстании, Владимир Алексеевич, прямо и откровенно.

— Что ж скрывать… К восстанию мы готовились. Много сделано, но были неудачи. Недавно большевистские ищейки нашли склад нашего оружия. Несколько человек попали в чрезвычайку. Подпоручик Разумов там кое-что рассказал. В результате обыски, на моей квартире тоже, чуть не попался… Послали к вам. — Рязанцев повертел обручальное кольцо на худом пальце. — Да, черт возьми, ведь у меня письмо… что такое с памятью! — Он встал к брошенной в угол шинели, нашел мятую, почти пустую пачку махорки и вынул из нее клочок мелко исписанной папиросной бумаги.

Курасов достал из стола лупу, внимательно все прочитал. Он записал кое-что в блокнот, потом сверился с какой-то другой страничкой в этом блокноте.

— В записке неопределенно сказано о сроке восстания, — сказал он. — Разве точное число еще не известно?

— Двадцать пятое августа, — дымя сигарой, ответил Рязанцев. — Число только у меня в голове. На всякий случай, спокойнее.

Курасов понимающе кивнул и спросил:

— Владимир Алексеевич, как вы думаете, сколько человек может выставить забайкальское белое подполье? В самом благоприятном случае.

— Мы можем рассчитывать на дивизию… Мало это, много? В основном казаки и офицерство.

— Дивизия в тылу у красных, если мы будем наступать, — неплохо, — задумчиво сказал Курасов.

— Удастся ли только сговориться с семеновскими агентами, они в Забайкалье главная сила, — добавил Рязанцев. — Казаки могут не поддержать восстание.

— Опять Семенов! — Курасов выругался. — Если бы он попался мне, я, не задумываясь, без всякого суда расстрелял бы его как изменника!

«А что, если втянуть Рязанцева в мою игру?» — неожиданно подумал Курасов. Он бросил пристальный взгляд на старого товарища: Рязанцев был, бесспорно, человек с твердым, жестким характером и столь же твердыми убеждениями. «Настоящий русский, он живет только для родины!»

— Я безоговорочно поддерживаю все мероприятия командования в борьбе с большевиками, — сказал он. — Но скоро нам придется покинуть Россию. Это неотвратимо. Повернуть ход событий сейчас не в наших силах…

Курасов еще секунду поколебался и решил посвятить полковника во все.

— Я поделюсь с вами, дорогой Владимир Алексеевич, самым сокровенным. Пусть ваша дивизия, пусть наши здесь, в Приморье, — все это уже бесполезно. Но это не конец. Это не значит, что мы складываем оружие. Нет, мы будем бороться. Нам предстоит готовить новую схватку. Но только собравшись с силами — там, за рубежом, — и основательно почистив наши ряды. Потребуются сильные, честные люди. Необходима идея, за которую будет воевать народ. Надо придумать идею… Мы скоро вернемся в Россию, через границу проползем, поднимем народ. Мы спасем Россию! — Курасов говорил с необычайным воодушевлением. — Здесь, на Дальнем Востоке, в тылу врага останутся тайные люди, послушные только мне… нам, — поправился Курасов. — Они прикинутся мертвыми. Иногда так надо сделать, чтобы тебя не умертвили на самом деле.

— Николай Иванович! Это грандиозно, — искренне сказал Рязанцев, — но…

— Что «но»?

— Если большевики захватят всю Россию, они укрепят свою власть и тогда…

— Укрепят власть? До этого долго, слишком долго, Владимир Алексеевич; на Дальнем Востоке еще дольше. Здесь нет безземельных мужиков, нет помещиков… Но я сейчас о другом. Разве можно смириться, отдать Россию в руки мятежников? Разве могут мужики и рабочие управлять государством? Нет, нет и нет! Все должно стать на свое место.

Взгляд Курасова поймал конверт, лежащий на краю стола. Его принесли перед приходом Рязанцева.

Вспомнив, что он не знаком с содержанием пакета, полковник вскрыл его, вынул сложенный пополам телеграфный бланк.

«Бухте Орлиной на пароход погрузили много тюков шерсти тчк Идем Императорскую тчк Прошу ваших указаний Иван Курочкин».

— Молодец Курочкин. Шерсть… хм! — вслух сказал Курасов. Он вздохнул и потер лоб.

Гость не обратил внимания на эту фразу, сказанную без всякой связи с предыдущим, — он был весь под впечатлением от замыслов своего товарища по оружию.

— Кто сопротивляется и вносит смуту — будет уничтожен. Ради России надо идти на все… Слушайте, Владимир Алексеевич, — спросил Курасов, — вы бы согласились стать одним из руководителей наших тайных сил здесь?

Рязанцев поднял на Курасова большие кровянистые глаза.

— Согласен безоговорочно. Остаюсь и буду ждать ваших указаний.

— Благодарю: признаться, другого ответа и не ждал. — Курасов крепко поцеловал гостя. — За Россию!

Полковники выпили еще коньяку.

— Мне припомнился такой случай, — вдруг сказал Рязанцев. — Как-то раз мы караулили красных в одном селе. Где переждать? Ну, остановились в доме ветеринара. Приходим, встречают отлично, с поклонами. Входим в комнаты, а там и стол накрыт. Нас человек десять офицеров сразу ввалилось. Ветеринарша, маленькая такая, с острым носиком, увидела, кто в чем одет: грязные, рваные, — бросилась к столу и схватила серебряную сахарницу. Ну, среди нас царскосельский гусар, кавалергард… Обозлились, конечно. Ветеринарша долго не соглашалась поставить сахарницу на стол, из рук не выпускала… Каково переносить нам, русским офицерам!.. А ведь значит, — закончил Рязанцев, — кто-то из офицеров обидел ее. Не напрасно же она за серебро схватилась… Ну, впрочем, это я так, простите, Николай Иванович.

— Что ж, займемся делом, — не сразу отозвался Курасов. Он вынул из сейфа листок, исписанный красными чернилами, и отдал его Рязанцеву. — Вот наши люди.

— Где их искать?

— Тут все указано. Даже пароль и отзыв.

— Что мы должны делать?

— Пока ничего. А потом — все: пускать под откос поезда, топить пароходы, взрывать мосты. Ну и конечно, уничтожать комиссаров. В общем, вам поручается транспортная группа. Не удивляйтесь, я хорошо помню, в чем вы сильны… А знаете, уничтожать врага, обезоруживать его, расставлять свои сети — в этом есть своя прелесть.

— Клянусь…

— Не надо… В этом здании вы не должны появляться. — Курасов показал пальцем на стены кабинета. — Нас никто не должен видеть вместе. У меня слишком дурная слава. Вы поняли меня, Владимир Алексеевич?

— Да.

— Вот вам деньги. — Курасов снова открыл и закрыл сейф. — Японские иены. В ваших руках они должны превращаться в кинжал, пистолет, виселицу… Тут порядочно, на первое время хватит…

«Но мне еще нужны деньги, много денег, — подумал он, и тут его словно озарило: — Пушнина, соболиные шкурки! Миллионы долларов! Да, да, с ними я покажу большевикам, где раки зимуют… Надо срочно разработать план, во что бы то ни стало изъять меха. Если удастся, будет решен главный вопрос. Деньги должны принадлежать мне. Но об этом после».

— Вы должны служить, — сказал Курасов своему сообщнику. — Прикинуться обычным советским служащим. Это совершенно необходимо. Кем бы вы могли?

— Преподаватель английского, французского языков.

— Чудесно, я устрою. Пожалуй, по виду вы похожи на учителя. Вероятно, в коммерческое училище или училище дальнего плавания. Найдете квартиру — сообщите. Я приду в гости.

— Все ясно, благодарствую, Николай Иванович. Вы меня воскресили. Я опять чувствую силы. Чувствую, что нужен России. — Рязанцев помедлил. Складка между бровей стала еще резче. Он повертел обручальное кольцо. — У нас тоже некоторые еще надеются на японцев. Неужели они спокойно уйдут после всех заверений, откажутся от Сахалина?..

• Предыдущая
• 28/88
• Следующая