В полночный час - Рэнделл Кимберли - Страница 58
- Предыдущая
- 58/95
- Следующая
— Разноцветное? — спросила Брэнди, приоткрыв один глаз.
— Да.
— А я хочу шоколадное, — вмешался Рэнди.
— Тебе будет шоколадное, а Брэнди — разноцветное.
— А почему она получит разноцветное, а мне достанется шоколадное?
— Мне показалось, что ты сам хотел шоколадное.
— Я хочу шоколадное, — подала голос Брэнди, — и разноцветное.
— И я тоже.
— Значит, у вас обоих будет и шоколадное, и разноцветное, а тетю Ронни хватит удар.
Посулы сменялись угрозами, угрозы — мольбами, пока девушка не исчерпала свои силы и просто уже не могла ничего придумать, а тем более понятного, убедительного аргумента для близнецов, почему им нужно перестать пытать ее и добровольно лечь спать. Она закрыла глаза и попыталась забыть про малышей, спорящих, какой персонаж мультфильмов лучше — Белоснежка или Покахонтас.
Вероника сквозь сон смутно слышала, что голоса стихли, и почувствовала, как два маленьких тельца пристроились к ней под бок, соперничая друг с другом за более удобное место. Затем они успокоились, и наступила священная тишина…
Когда часы пробили два часа, девушка открыла глаза.
Сквозь сонное отупение она увидела, что на краю кровати сидит Валентин. Его глаза сияли странным светом, а чувственные губы изогнулись в улыбке.
— У тебя талант.
Вероника зевнула.
— Талаш? — Ее веки опять закрылись, и она снова начала проваливаться в сон.
— Ты умеешь обращаться с детьми. Мой отец всегда говорил, что узнать, какой матерью будет женщина, можно по тому, как она обращается с ребенком — с любым ребенком. Ты обращаешься с детьми ласково, но твердо, и из тебя со временем получится хорошая мать.
— В обычных условиях я бы, может быть, и согласилась, что это произойдет когда-нибудь в далеком, далеком будущем. Но после сегодняшнего вечера я серьезно подумываю вообще завязать с этим делом.
— Ты не любишь детей?
Вероника вздохнула: этот вопрос явился для нее настоящим укором совести.
— Я буду любить их, но позже, значительно позже, — добавила она, заметив на своей футболке шоколадное пятно.
— А почему не сейчас?
— Сначала я собираюсь сделать карьеру, а это потребует от меня времени, усилий и самоотверженного труда.
— Ты и в самом деле готова упорно работать и не заводить детей?
Заметив недоверие в глазах Валентина, Вероника нахмурилась:
— Почему в это так трудно поверить?
— Потому что…
— Потому что я женщина? Считается, что женщины должны ходить босиком, быть беременными, готовить И убираться в квартире. Такова женская доля. Но женщины могут заниматься и другими делами, а не только воспитывать детей.
— Конечно, могут. Женщины — умные, красивые и талантливые создания, и они обладают способностью дарить человечеству величайшее и самое чудесное сокровище из всех сокровищ мира. Почему они должны желать заниматься чем-то другим?
— Потому что… — Веронике показалось, что она внезапно забыла все подходящие слова. Девушка не ожидала, что Валентин так смотрит на вещи… — Потому что я просто еще не готова к этому. Я молода и хочу еще многое попробовать в своей жизни. — Она бросила взгляд на спящих близнецов. — Слюни, липкие ручонки и грязные пеленки — нет, спасибо. Я хочу руководить собственной фирмой и беспокоиться о служащих и прибылях, вместо того чтобы беспокоиться о детях и сопливых носах.
Несмотря на то что Вероника говорила такие слова, Валентин заметил, как она одной рукой рассеянно поглаживала золотистые волосы девочки, а второй — покровительственно накрыла маленькую ручонку мальчика.
— Дети — это Божья благодать, — сказал он, подошел к балконным дверям и посмотрел на улицу.
— Неужели ты действительно так считаешь? — удивленно спросила Вероника.
Валентин улыбнулся:
— Я не сразу пришел к этому, милая. Когда я был молод, то рассуждал так же, как и большинство юношей. Дети были большой ответственностью, с которой мне не хотелось связываться; у меня не было для этого ни времени, ни энергии. Я был слишком занят, чтобы разобраться в этой проблеме. Верно говорят: мы никогда не ценим то, что имеем, пока этого не лишимся, Я никогда не хотел иметь детей, пока не потерял способность стать отцом.
— Что ты говоришь?
— Когда перевернулась карета, я потерял не только своих родителей. Я был вместе с ними в карете во время аварии и тоже был ранен. Одна из спиц воткнулась в мое тело в очень деликатном месте.
— Я видела шрам.
Валентин быстро взглянул на девушку.
— Я видела шрам вчера утром, пока ты отдыхал.
— Я выздоровел, но, как сказал доктор, мне уже никогда не стать прежним. Он сообщил моей бабушке, что я не смогу иметь детей, потому что спица что-то повредила в моем теле.
Так сказать, разорвала какие-то связи. Я не верил ему, потому что по-прежнему чувствовал возбуждение и у меня все еще была, эрекция. Почему я не мог стать отцом ребенка? Мне было четырнадцать лет, и я решил во что бы то ни стало доказать доктору, что он не прав. В конце концов, я остался единственным мужчиной в семье и единственной надеждой сохранения рода Тремейнов. — Валентин опустил голову и уставился в пол. — Я хотел иметь ребенка, хотел стать таким же любящим отцом, каким был мой отец, хотел продолжить его род. Сначала я ждал, пытаясь найти такую же женщину моей мечты, какую нашел себе мой отец, и с которой мне было бы хорошо. — Он покачал головой. — Мне так никогда и не удалось найти такой женщины, которую я бы безумно полюбил. Поэтому пришлось направить свои помыслы на то, чтобы просто стать отцом. Потом я бы женился на женщине, с которой бы мне удалось исполнить задуманное, и все было бы хорошо. — Валентин снова покачал головой. — Но этого так никогда и не получилось…
— Неужели ты никогда не влюблялся?
— Нет. А ты?
— Я слишком занята.
— Возможно, тебе нужно немного снизить темп своей жизни.
— Стоит только остановиться — и окажешься далеко позади. У меня есть счета, по которым нужно платить, мне нужно заниматься, чтобы получить диплом. У меня нет времени для любви. И более того, у меня нет для этого желания.
Валентин повернулся и усмехнулся:
— Вот в этом ты ошибаешься, милая, желания у тебя хоть отбавляй.
- Предыдущая
- 58/95
- Следующая