Военные приключения. Выпуск 4 - Проханов Александр Андреевич - Страница 39

Маркелов посмотрел в сад, который примыкал к зданию. Из окна виднелись только кудрявые зеленые кроны деревьев, да кое-где длинные, неширокие проплешины, заполненные дикорастущим кустарником и виноградом. «Бронетранспортер!» — вспомнил. Присмотрелся — в той стороне вроде спокойно. Похоже, гитлеровцы сосредоточились только перед фасадом. Впрочем, с тыльной стороны, где первый этаж вообще не имел окон, а на втором они напоминали бойницы — узкие, высокие, кое-где зарешеченные — подобраться было трудно, а проникнуть в здание тем более.

— Старшина! — окликнул Татарчука, который, забаррикадировав входные двери, расположился возле окна крохотной часовенки, пристроенной к зданию, судя по архитектурном деталям, в начале века.

— Сейчас, командир! — отозвался старшина и, выбрав момент, уложил наповал пулеметчика, который имел неосторожность подобраться поближе к зданию со стороны часовни.

— Слушаю! — подбежал Татарчук к Маркелову.

— Попробуем прорваться к бронетранспортеру, — Маркелов испытующе смотрел на старшину.

— Я уже думал об этом. Перещелкают нас, как перепелок. Место открытое, пока скроемся за деревьями… Не исключено, что там засада.

— Нужно кому-то поддержать огнем… — Алексей хмурился, зная наверняка, что ответит старшина.

— Конечно. Забирайте Ласкина, а я тут потолкую с фрицами по душам. Патронов хватит. Вот гранат маловато…

И Татарчук принялся деловито осматривать свой боезапас, считая вопрос решенным.

Маркелов едва не застонал от горечи, но только молча вынул из сумки две свои гранаты и положил перед старшиной.

— Кучмин! Пригода! Уходим… — старший лейтенант прикинул высоту второго этажа и начал торопливо разматывать веревочную бухту.

— Иван! — снова окликнул он Татарчука, который уже направился в часовню. — Если с бронетранспортером дело выгорит, мы тебя прихватим. Так что будь наготове.

— Хорошо, командир.

— Кучмин, давай сюда Ласкина, — старший лейтенант на время присоединился к Татарчуку, и вдвоем они быстро загнали эсэсовцев в укрытия — те уже были в опасной близости к зданию.

— Командир! — позвал Алексея Кучмин. — Колян закрылся в трапезной. Говорит, уходите. И еще что-то, я не понял, за выстрелами не слышно.

— Ласкин! Ласкин! — забарабанил Алексей в тяжелую дверь трапезной. — Нужно уходить, открывай!

— Командир, — тихий, но внятный голос Ласкина раздался совсем рядом по другую сторону двери. — Я остаюсь… Я вас прикрою. Со мной вам не уйти…

— Ласкин, я приказываю!..

— Командир… — голос Ласкина дрожал. — Алеша, прости… Не поминайте лихом, ребята. Спасибо за все. Прощайте!

— Ласкин! Колян! — Алексей навалился на дверь, но она даже не шевельнулась.

Ласкин не отзывался, но его автомат грохотал под сводами, почти не переставая.

— Он не откроет… — Степан не поднимал глаз на Алексея.

— Пойдем! — решился наконец Маркелов…

Первым по веревке спустился на землю Татарчук: он быстро скользнул вниз, ободрав ладони до крови, и тут же отполз в сторону, за большой камень; но его опасения оказались напрасными — выстрелов не последовало.

Таким же манером за ним последовали и остальные. Только раненый Пригода не удержался и отпустил веревку, но его подстраховал Кучмин.

Казалось, до деревьев рукой подать, А если гитлеровцы держат их на прицеле? Маркелов затянул потуже поясной ремень и решительно взмахнул рукой — вперед!

Эсэсовцы заметили их чересчур поздно, они тут же перенесли огонь в сторону сада, но Ласкин тоже не зевал и, выпустив длинную очередь, заставил немцев на мгновение потерять разведчиков из виду. Пока гитлеровцы отвечали Ласкину, разведчики успели забраться в глубь сада и теперь бежали к бронетранспортеру изо всех сил; не обращая внимания на пули, которые рвали кору деревьев, стригли ветки и рушили на них целые потоки дождевой воды.

«Опоздали!» — Маркелов увидел немецкого солдата, который высунулся по пояс из люка бронированной машины и целился в них.

Не сбавляя хода, Алексей выкрикнул что-то невнятное и полоснул очередью по бронетранспортеру; солдат вскинулся, нажал на спусковой крючок, но пули прошли над головами разведчиков. Он взмахнул руками, словно раненый ворон крыльями, и, выронив автомат, медленно сполз на сиденье.

Второй эсэсовец выскочил из-за бронетранспортера и, вырвав чеку гранаты, размахнулся для броска. Степан и Маркелов ударили почти одновременно, гитлеровец отшатнулся назад и упал; взрыв гранаты застал разведчиков на земле — осколки прозудели над ними, словно осиный рой.

Больше возле бронетранспортера немцев не оказалось — не ожидали, видимо, что разведчики рискнут вырваться из огненного кольца таким образом. Татарчук быстро осмотрел машину, включил зажигание — мотор заработал. Кучмин возился около пулемета, который оказался в полной исправности; запас патронов был солидный, и Степан, примерившись, выпустил длинную очередь в эсэсовцев, которые уже окружали их.

Гитлеровцы залегли.

— Прорываемся во двор! — приказал Маркелов.

— За Коляном, — обрадовался Татарчук, выжал сцепление, и бронетранспортер, набирая скорость, покатил по садовой дорожке.

— Степан! — вдруг закричал Маркелов и, схватив автомат, открыл люк с намерением выбраться наружу.

Кучмин увидел, что так взволновало старшего лейтенанта: из-за дерева торчал смертоносный набалдашник трубы фаустпатрона, который держал в руках солдат с Железным крестом на мундире, — но развернуть пулеметную турель не успел: немец приложил трубу к плечу и нажал на спуск.

И только Татарчука реакция не подвела: рванув машину в сторону, он резко затормозил; заряд пролетел в нескольких сантиметрах от мотора.

— Сукин сын… — пробормотал старшина, глядя, как эсэсовец, обхватив яблоню обеими руками, сползает вниз — Маркелов опоздал на самую малость.

Вытерев о брюки внезапно вспотевшие ладони, Татарчук снова включил скорость.

Степан крутился вместе с турелью, словно волчок; треск крупнокалиберного пулемета распугал эсэсовцев, которые попрятались в укрытия и лишь изредка отваживались отвечать на выстрелы.

Бронетранспортер плутал по садовым дорожкам. Татарчук едва не плакал от бессилия — на пути к спасению Ласкина, который все еще напоминал о себе короткими и редкими автоматными очередями, вставала непроходимая стена деревьев.

Тем временем эсэсовцы все теснее сжимали бронетранспортер в свинцовые тиски — пули барабанили по броневым листам обшивки градом; и еще один фаустпатрон не достиг цели.

— Проскочу… — Татарчук упрямо выжимал из мотора все возможное.

Грохот сильного взрыва привлек внимание разведчиков: из окна трапезной повалил густой черный дым, смешанный с пылью; автомат Ласкина замолчал.

Еще не веря в случившееся, Татарчук яростно бросил машину в узкий проход между деревьями, одно из которых хрупнуло и сломалось, словно тонкая сухая ветка; проскочил, но тут же наткнулся на раскидистую грушу и едва успел затормозить, что смягчило удар.

— Назад, Иван! — закричал Кучмин.

— Колян погиб… Погиб… — шептал безутешный Татарчук, выезжая на садовую дорожку, которая вела к пролому в стене: все его старания оказались тщетными.

Возле монастырских стен, на дороге, стояли четыре грузовика, десятка два мотоциклов и легковая машина. Степан с горящими глазами, в которых засветились гневная радость и упоение боем, полоснул очередью вдоль этой небольшой колонны; две машины загорелись, в облицовке легковушки зачернели крупные рваные отверстия.

Татарчук, не сбавляя хода, протаранил левым бортом несколько мотоциклов и, выехав на дорогу, включил самую высокую скорость.

Но на повороте к окраине старшина вдруг резко затормозил: со стороны центра к монастырю спешили бронетранспортеры, впереди которых громыхали два легких танка.

— Сворачивай! — Маркелов показал на грязный переулок.

Татарчук повел машину через лужи, колдобины и липкую грязь к виднеющейся метрах в двухстах брусчатке одной из улиц, параллельной той, по которой шла вражеская колонна.