Повести и рассказы - Мильчаков Владимир Андреевич - Страница 36

• Предыдущая
• 36/127
• Следующая

Наконец все расселись на ковре, и Кольчугин протянул председателю пиалу, налитую до половины зеленым чаем.

Считая, что необходимые процедуры традиционной восточной вежливости выполнены, Кольчугин прямо перешел к интересующему его делу.

— Могу вам сообщить, почтенные, — начал он по-узбекски, неторопливо отхлебывая из пиалы горячий чай: — сегодня утром мы полностью уничтожили шайку курбаши Кара-Сакала. Этот бандит больше не опасен для мирных жителей.

Слушатели выразили свое удовольствие восторженными кивками и одобрительным почмокиванием.

— Однако, — продолжал Кольчугин, — сам Кара-Сакал сумел скрыться. Мы преследовали его до садов вашего селения, но бандит успел забежать в чей-то двор.

Председатель горестно покачал головой и, вытащив из-под чалмы розу, стал пристально ее разглядывать. Его три спутника всем своим видом выражали сочувствие командиру полка в постигшей его неудаче.

— Кстати, ведь вы, товарищ председатель, местный житель. Всю жизнь живете в этом крае. Скажите, откуда родом Кара-Сакал?

— Откуда нам знать? — пожал плечами председатель. — Кара-Сакал совсем не из Ферганской долины родом. Разве красный командир не знает, что Кара-Сакал пришел с Курширматом из Каратегина?

— Слышал я и эту сказку, — усмехнулся Кольчугин. — А может быть, Кара-Сакал, как и Курширмат, происходит из ходжей шахимарданского святилища, из потомков Али Шахимардана?

— Откуда нам знать об этом, товарищ красный командир? — снова пожал плечами Абдусалямбек. — Мы, мирные крестьяне, во всем согласные с Советской властью, а война — это дело воинов ислама и ваше.

Данило Кольчугин искоса, не поворачивая головы, взглянул на своего помощника. Нияз Кадыров с недоброй усмешкой внимательно наблюдал за Абдусалямбеком, невозмутимо рассматривавшим цветок.

— Вы должны помочь нам поймать этого бандита, — сказал Кольчугин. — Он скрывается у кого-то из ваших соседей.

Несколько минут тянулось молчание. Наконец председатель Совета положил розу на ковер и, посмотрев прямо в лицо Кольчугина холодным, безучастным взглядом, ответил:

— Как мы его можем поймать, храбрый русский командир? Он один, но хорошо вооружен и притом закаленный воин. А мы? Мы мирные жители, и хотя в нашем селении много мужчин, но они безоружны и трусливы. Мы ничего не можем…

Тут Абдусалямбек услышал шум шагов, покосился на подходившую к чайхане новую группу людей, нахмурился и умолк, не окончив фразы.

Так же, как и в первом случае, впереди шагал вожак, а за ним шли остальные.

Вожаком был пожилой узбек, высокий и костлявый. Несмотря на чрезвычайную худобу, он не походил на хворого или малосильного: шагал широко, ноги ставил твердо. Из-под косматых, нависших бровей на командиров оценивающе смотрели глаза уверенного в себе человека.

Оборванные рукава серой бязевой рубахи открывали длинные руки с набухшими жилами и тугими желваками мускулов. Широкие штаны из мешковины, покрытые множеством заплат, довершали его костюм.

Человек был бос, но равнодушно ставил ноги в раскаленную солнцем пыль.

Спутники его были одеты не лучше, и кожа их была так же черна от загара, а тела худы.

— Кто это? — негромко, почти не разжимая губ, спросил Кольчугин у Абдусалямбека.

Тот поднял голову, посмотрел на подходивших к чайхане людей и в его безучастных глазах сразу же зажглись огоньки ненависти. Ничего не ответив, Абдусалямбек пренебрежительно махнул рукой.

— Здравствуй, командир! — с трудом выговаривая непривычные русские слова, заговорил подошедший, и первый протянул руку сначала Кольчугину, а затем Ниязу Кадырову. На Абдусалямбека и членов Совета он не обратил никакого внимания.

— Я председатель Союза бедноты, — продолжал незнакомец, видимо, сам чрезвычайно довольный тем, что он имеет возможность говорить с русским командиром по-русски, без переводчика. — А это все наша беднота, — кивнул он на своих спутников.

— А, голова Союза бедноты! — оживленно заговорил Кольчугин. — Очень хорошо. Ну, что у вас нового? Хорошо живете?

— Живем не очень хорошо. Делаем все так, чтобы скорее начать хорошо жить. За этим и пришли к тебе, командир. Кара-Сакал убежал? У нас в Ширин-Таше спрятался? Правда?

— Правда! — подтвердил Кольчугин.

Но, видимо, запас русских слов у вожака ширинташской бедноты окончательно исчерпался и он, переходя на узбекский язык, заговорил, обращаясь к Кадырову.

— Товарищ командир! Кара-Сакал уйти никуда не может. Сейчас бедняки нашего села везде сторожат. За каждой кибиткой смотрят. Он у кого-нибудь из наших богачей спрятался, — и председатель Союза бедноты кивнул головой в сторону сидевших на помосте стариков. — Сделай обыск по всему селу, товарищ командир! Очень тебя просим. Кара-Сакала надо обязательно поймать.

При этих словах старики из Совета подскочили, словно ужаленные. Однако Абдусалямбек, сохраняя наружное спокойствие, заговорил:

— Не слушай, командир, что говорит этот полоумный. Он самый презренный человек у нас в Ширин-Таше. В его доме ни разу не было достаточно пищи, чтобы он мог дважды в течение дня накормить досыта свою семью. Всю жизнь он злобствует и клевещет на самых почтенных наших односельчан. Сейчас он хочет поссорить народ Ширин-Таша с Советской властью и поэтому предлагает сделать обыск. Обыск делать нельзя.

— Это я-то хочу поссорить народ с Советской властью! — вскипел председатель Союза бедноты и, сразу же усилием воли потушив свое раздражение, обратился к Кольчугину:

— Командир, меня зовут Саттар Мирсаидов. Я всегда стою за Советскую власть. Я кузнец. Мой сын Тимур тоже с вами. Знаешь командира Лангового? Мой Тимур давно воюет в его отряде. Хорошо воюет. Мне сам Ланговой говорил. Басмачей хорошо бьет. Народ нашего села не хочет помогать басмачам. Им помогают богачи, которым не нужна Советская власть. Наш народ, бедняки нашего села просят тебя, командир: поймай Кара-Сакала, и пусть советский суд прикажет расстрелять его. Он друг только баям, но он враг узбекскому народу, который хочет, чтобы везде была Советская власть. Поймай Кара-Сакала, командир! Прикажи сделать обыск.

— Обыск делать нельзя! — упрямо повторил Абдусалямбек. Он старался сохранить спокойный вид, но его руки, державшие цветок розы, дрожали от ярости. — Обыска делать нельзя, — еще раз повторил он.

— Почему? — негромко спросил молчавший до сих пор Кадыров.

В его негромком вопросе и в строгом прищуре глаз, смотревших на председателя Совета, Абдусалямбек уловил что-то такое, что заставило его вздрогнуть. Отбросив в сторону измятый цветок и приложив правую руку к сердцу, он заговорил, отвешивая после каждой фразы низкие поклоны.

— Ведь вы же узбек, уважаемый красный командир. Вам хорошо известны наши старинные обычаи. Какой узбек пустит постороннего мужчину в женскую половину своего дома? А ведь вы не согласитесь обыскать только мужскую половину?!

— Нет, не согласимся, — кивнул головой Кадыров. — Все дома надо обыскать полностью.

На лице Саттара и его друзей отразилось замешательство. В самом деле: пустить постороннего мужчину в женскую половину дома — это значит нарушить веками установленный обычай. Никто из жителей Ширин-Таша не смог бы решиться на это. Абдусалямбек торжествовал, злорадно поглядывая на своих противников.

Между тем Кадыров прошептал что-то на ухо Кольчугину. Комполка рассмеялся и тихо ответил:

— Согласен.

— Горю легко помочь, — по-прежнему негромко заговорил Кадыров, обращаясь к Абдусалямбеку. — Командование предлагает вам собрать всех женщин вашего селения, понимаете, всех до единой, сюда, в эту чайхану. Через час здесь для женщин будет устроен митинг. А пока все женщины будут на митинге, понимаете, все, — и вы, как председатель Совета, за это отвечаете, — дома будут обысканы и Кара-Сакал пойман. Поняли?

Теперь настала очередь смутиться Абдусалямбеку. Он растерянно взглянул на своих седобородых помощников, словно прося у них совета, но те были растеряны не меньше своего главаря.

— Ну, что ж вы сидите, почтенные? Митинг начнется через час. Надо торопиться, — подстегнул их Кадыров.

• Предыдущая
• 36/127
• Следующая