ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАРАМУША - Sabatini Rafael - Страница 51

• Предыдущая
• 51/96
• Следующая

Андре-Луи сел на одну из пустых скамеек, стоявших у стены, и с любопытством разглядывал эту пёструю картину. Как только в холле появлялся какой-нибудь представитель или другое важное лицо, толпа сторонилась, освобождая ему проход. Люди приветствовали проходящих, иногда уважительно, но чаще фамильярно.

Многих членов Конвента Андре-Луи знал в лицо. Вот появился коротышка Шабо с заметным брюшком, обтянутым неопрятным платьем, на буйных кудрях — красный колпак. После смерти Марата он стал самым популярным в народе депутатом. С его появлением толпа оживилась, отовсюду посыпались непристойные, но добродушные шутки, на которые Шабо непринуждённо отвечал на ходу. Следом вышел молодой человек потрясающей красоты, одетый, словно по контрасту с броской элегантностью. С ним никто не осмеливался держать себя так раскованно. На почтительные приветствия присутствующих юный щёголь отвечал с небрежным высокомерием, которого не мог бы себе позволить ни один бывший аристократ. Андре-Луи узнал в нём шевалье де Сен-Жюста, дворянина по происхождению, негодяя по призванию. Это его пылкое красноречие вознесло Робеспьера на первое место в государстве.

Вон ещё одно знакомое лицо — драматург и законодатель Фабр, присвоивший себе поэтический псевдоним д'Аглантен. Его благородная наружность, томный вид и жеманные манеры разительно контрастируют с внешностью и повадкой трибуна Дантона, которого Фабр неизменно поддерживал.

Наконец Андре-Луи заметил среди выходящих из зала Конвента человека, которого дожидался. Он встал и пошёл ему навстречу.

— Мне нужно сказать вам несколько слов по делу национальной важности, Делонэ.

Представитель встретил его с почтением, как и надлежит встречать возможного благодетеля. Они выбрались из толпы и присели на скамейку.

— Дело продвигается крайне медленно, Делонэ.

— Надеюсь, вы не меня в этом упрекаете, — проворчал депутат.

— Мы не можем перейти к крупным операциям, пока не одолеем робость Шабо.

— Согласен. И что же?

— А вот что: братья Фрей, которые имеют на него влияние, истратили целое состояние на снаряжение корсарской флотилии. — Андре-Луи выложил подробности. — Если запретить корсарство, они будут разорены.

Делонэ испуганно посмотрел на собеседника.

— Вы хотите разорить их?

— О, нет. Только найти на них управу. Привести их в состояние, которое будет способствовать нашим целям.

Андре-Луи говорил долго и, видимо, небезрезультатно, поскольку три дня спустя на дом Фреев обрушилось несчастье. Депутат Делонэ с трибуны Конвента объявил корсаров грабителями. «Республика не может одобрять разбоя ни на море, ни на суше!» Таков был лейтмотив выступления. Делонэ прочёл целую проповедь о республиканских добродетелях и в конце её потребовал запрета на корсарство. Конвент довольно безучастно проголосовал «за», поскольку вопрос представлял для них слабый интерес.

В тот же день Де Бац и Андре-Луи отправились к Фреям. Де Бац превосходно разыграл отчаянье.

— Друзья, это крах для меня!

Оцепеневшие от ужаса братья отвечали ему, что их положение не лучше.

Эмманюэль был в слезах, Юний настолько забылся в гневе, что стал поносить Шабо.

— Этот человек последние три месяца приходит сюда ежедневно. Каждый день он набивает за этим столом свою ненасытную утробу. И вот теперь, когда у него появилась возможность отплатить за моё гостеприимство, за мою дружбу, когда одно вовремя сказанное слово могло отвратить беду, он хранит молчание и бросает нас на произвол судьбы. Вот вам и друг! О милостивый Боже!

— Вам нужно было сделать его партнёром в том предприятии, — упрекнул де Бац. — Я пытался было, но вы меня не поддержали.

— Прибегните к его помощи хотя бы теперь, — подхватил Андре-Луи. — Если вы этого не сделаете, мы разорены. Простите, что я упоминаю об этом, но у вас есть моральный долг перед де Бацем, мой друг.

— Моральный долг! Бог мой! Вы знали, что делали. Я выложил на стол все карты. Вы точно представляли себе, на что идёте. Довольно того, что мы сами разорены. Не хватало нам ещё обвинения в разорении других!

— Не будем пререкаться. Таким образом делу не поможешь. Важно исправить положение, добиться отмены этого запрета. Нам нужен Шабо. Пригласите его пообедать. Общими силами мы заставим его помочь.

Юний Фрей послушался, но особого воодушевления эта идея у него не вызвала. По его мнению, взывать к Шабо — напрасная трата времени. И вечером, за обеденным столом, Шабо подтвердил его опасения.

— Если я выполню ваши требования, как смогу я оправдаться перед судом собственной совести? — возмущённо сказал он, когда ему предложили постоять за друзей и добиться отмены запрета.

Под его обвиняющим взглядом костлявый Эмманюэль, казалось, увял, и даже уверенный в себе Юний почувствовал себя неуютно.

Не давая братьям времени на ответ, Шабо разразился речью, великолепной капуцинадой в лучших своих традициях. Большую часть аргументов он позаимствовал из речи Делонэ, но оформление, несомненно, принадлежало лично ему. Шабо яростно обличал всяческую нечестность и корыстолюбие. Он подробно остановился на разлагающем влиянии золота, которое назвал тормозом на колёсах прогресса, долженствующего привести ко всеобщему братству и преобразить землю в райские кущи.

— Позвольте снова напомнить вам, — сухо прервал его Андре-Луи, — что Республика отменила рай.

Сбившийся с мысли Шабо метнул на него сердитый взгляд.

— Я говорю образно, — буркнул он.

— Вам следовало бы выбирать образы, которые больше согласуются с верой в разум. В противном случае вас могут заподозрить в лицемерии, недуге, который, вне всякого сомнения, избрал вас своей жертвой.

Шабо едва не лишился дара речи.

— Жертва лицемерия? Я? — он был близок к удару.

— Ваш пыл уводит вас в неверном направлении. Страсть, хотя бы и добродетельная, скверный поводырь. Выслушайте меня, гражданин представитель. В нашем несовершенном мире редко можно сделать добро, не причинив никому вреда. Принимая очередной закон, мудрый государственный деятель должен задуматься: что перевешивает? Эти корсары — разбойники. Согласен. Разбой — это преступление, а добрый республиканец не может смотреть на преступление сквозь пальцы. Снова согласен. Но кто жертвы разбоя? Враги Франции. Кто от него выигрывает? Французская Республика. А всё, что выгодно Нации, увеличивает её силу, даёт ей возможность лучше противостоять врагу, внутреннему и внешнему. Таким образом, небольшой вред может обратиться величайшим национальным благом. Вот аспект, о котором вы не подумали. Человечеству нельзя служить с ограниченными взглядами, гражданин представитель. Необходимо видеть картину в целом. Если я украду оружие у убийцы, я совершу кражу, гражданское преступление. Но буду ли я простым вором или же благодетелем человечества?

Братья Фрей и де Бац выразили шумное, восторженное одобрение. Малышка Леопольдина, которая сидела с ними за столом, смотрела на худое бледное лицо оратора сияющими глазами. Шабо, ошеломлённый столь убедительным доводом, безмолвствовал.

Но, когда де Бац решил развить преимущество и снова обратился к депутату с просьбой выступить защитником корсаров и добиться отмены запрета, Шабо встряхнулся и возобновил сопротивление. Он энергично замахал пухлой и не очень чистой рукой.

— Ах, нет, нет, это невозможно. Как я могу сделаться защитником грабителей? Что обо мне подумают?

— Если вы сможете ответить перед судом собственной совести, какое значение имеет, что подумают о вас другие? — немедленно откликнулся Андре-Луи.

Шабо впился в него глазами, ожидая увидеть насмешку, но лицо молодого человека оставалось совершенно серьёзным.

Андре-Луи продолжал наступление.

— Едва ли можно счесть достойной позицию человека, который только из страха не делает того, что считает правильным. И уж совсем не пристало такое малодушие тому, кто дышит чистым воздухом Горы.

— Вы неверно меня поняли, — отбивался Шабо. — Человек в моём положении, избранник, облечённый священным доверием Народа, должен служить примером всех добродетелей.

• Предыдущая
• 51/96
• Следующая