По следам М.Р. - Раевский Борис Маркович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/72
• Следующая

— Значит, решила толкнуться ко мне? Молодец! Память у меня хоть и поотшибло, но не насовсем. Бывает, вспоминаю…

— Если вам излагают факты? — обрадовалась Оля.

— Что? Впрочем, пожалуй… Вот, кстати, и изложи.

Фактов, к сожалению, было мало. Оля выложила их и сокрушенно добавила:

— Сам генерал и то больше не знает.

— Генерал? Так вы и у него были? Ну-ка, ну-ка. Давай подробнее. Глядишь, и я припомню… Может, насчет разведки он что-нибудь говорил?

— Кажется, в штабфронте были ею недовольны.

— Недовольны? — Бортовой сорвался с места и зашагал по комнате. — Ясное дело! Чуть что — из мухи слона… Все насмарку: и ордена, и слава! — Он уже не говорил, а выкрикивал, мотаясь из угла в угол. — Чем они были недовольны? Чем именно?

— Тем, что о «Берте» ничего не узнали.

— А-а! — Бортовой облегченно вздохнул. Замедлил шаги, успокоился, сел рядом с Олей.

— Давай дальше! Что вы еще выведали?

— Больше ничего.

— Да! — майор покачал головой. — Не помогли твои факты. Пропала пушка! Как сон, как утренний туман.

Витя позвонил Бортовому ровно через час.

Услышав Витину просьбу, Бортовой замолчал. Словно обдумывал, как поступить.

— Телефон фотографа? Где-то в старом блокноте. А какие тебе фотографии?

Витя замялся. Может, у фотографа ничего и нет. А насчет отца долго объяснять… Наконец промямлил:

— Про войну…

— Задурил вам голову капитан. Все про войну, да про войну. А телефон фотографа… Не знаю, сохранился ли. Позвони через недельку. Я поищу.

Витя попрощался и положил трубку.

«Ну, вот, — подумал он. — Не везет…»

Оставалась одна надежда — Евсей Львович.

Витя нащупал в кармане последнюю двухкопеечную монету.

На тихой Таврической улице после революции богатые квартиры сразу опустели: владельцы поторопились убраться из большевистского Питера. В их жилища стали вселять рабочих с нищих окраин, балтийских матросов, демобилизованных солдат.

Латышскому стрелку Яну Розиту из охраны Смольного достались две комнаты с балконом. Долго не мог он привыкнуть к такому простору. По вечерам, покуривая трубочку, расхаживал по гулким пустым комнатам, и паркет жалобно скрипел под солдатскими сапогами. И только когда из Либавы приехала жена с сыном — Яном-младшим, заброшенная квартира приняла жилой вид.

Ян-младший плохо знал русский язык, мучительно стеснялся этого и на всю жизнь сохранил привычку тщательно подбирать слова. Говорил он медленно и, казалось, долго пережевывал каждое слово, прежде чем выпустить его изо рта.

Витя с порога прихожей стал объяснять, кто он такой, но Розит прервал его:

— Заходи, мальчик. Я знаю — меня уже немножко предупреждали.

Витя опешил: кто же? Странно… Спросить? Нет, неловко. Он прошел вслед за Яном Яновичем в комнату.

Казалось, здесь были одни лишь шкафы: они тянулись по всем стенам, заворачивали в ниши, и даже в проем между окнами был втиснут какой-то высокий и узкий, как башня, шкаф. За стеклянными дверцами в чинном порядке выстроились прозрачные пластмассовые коробки, с четкими номерами на боку.

«Что же тут? Фотографии?» — подумал Витя.

— Это есть негативы, — перехватив его взгляд, неторопливо пояснил Ян Янович. — А вот тут, — он указал на нижние ящики, разделенные на ячейки и похожие на непомерно разросшиеся соты, — тут пленки. Учись, мальчик, раз ты есть следопыт. Порядок и аккуратность — вот что главное для следопыт.

Вите показалось, что в одном из шкафов — книги. Присмотрелся — нет. Блокноты, переплетенные в черную кожу. Массивные альбомы.

— Это есть для снимков, — пояснил Ян Янович. — И тут тоже снимки, — показал он на толстые папки, бювары и большие черные конверты, заполнявшие верхние ярусы шкафов.

«Как в музее!» — Витя, главное, старался ничего не задеть. Но шкафов было так много и сходились они под такими неожиданными углами…

— Имей на виду, мальчик, — моя коллекция еще немножко не готова. Делаю исключение только для ученик высокоуважаемого капитана Ярова. Раз ты есть следопыт — погляди, тебе должно быть интересно.

На стол перед Витей легли яркие, поблескивающие глянцем снимки.

Заяц-русак, ошалев от первого весеннего солнца, радостно скачет по полю.

На влажном морском песке чинно разгуливают чайки.

Стройный олень вскинул легкие ветвистые рога.

Овчарка, навострив уши, уставилась в аппарат мудрыми глазами.

И еще: звери, птицы, деревья, цветы…

Витя долго любовался фотографиями.

— Очень красиво. Но знаете… Меня-то больше… военные снимки…

Ян Янович насторожился.

— Вот что, мальчик. Следопыт должен заниматься фауна и флора. А война — это не есть забава. Я уже наслышан, что у тебя к ней нездоровый влечение. Да, нездоровый…

Ян Янович сердито встал.

«Конец» — понял Витя. Он тоже встал.

— Думаете, я не всерьез… А вот генерал… сразу понял…

— Генерал?

— Ну, да! Он газету показывал… И про вас тоже говорил… — очень кстати вспомнил Витя. — Что вы на сбор не пришли… И о вашем здоровье…

— Обо мне? — фотограф посмотрел недоверчиво. — Впрочем, если это есть так… — Видно, какая-то мысль пришла ему в голову, и он, ловко обходя углы, заспешил к дверям. — Если это есть так, надо поблагодарить генерала за внимание. Сейчас я позвоню. Только, пожалуйста, мальчик, без меня ничего не дотрагивай руками.

Через несколько минут Ян Янович появился в дверях с виноватым видом.

— Кажется, меня неточно информировали… Насчет вашего следопытства. Совсем неточно… — он помолчал и добавил: — А генерал был очень любезен, очень… Итак — значит, ты ищешь фото свой отец.

Ян Янович шагнул к шкафу и снял с полки блокнот. На кожаном переплете ярлычок: «Публикации в газете Энской части «Боевое знамя». Май — сентябрь 1942 г.»

«Энской части… — отметил про себя Витя. — Это он про дивизию так. Военная тайна!»

Каждая запись в блокноте открывалась датой выхода номера, а затем следовало описание снимков.

«Понедельник, 6 мая 1942 г. — Витя без труда читал крупный почерк фотографа. — Символический воин с автомат. (Натура — ефрейтор Касьянов И. С. из хозяйства Монахова.) Крупный план. 15x12. Первый полоса».

«Среда, 8 мая. Вручение посылок из Сибирь. Общий план. 8х13. Третий полоса».

«Пятница, 10 мая…»

Так неделя за неделей: понедельник, среда, пятница… Понедельник, среда, пятница… Видимо, ни один номер «Боевого знамени» не обходился без снимков младшего лейтенанта Розита.

— Ты говоришь, август… Посмотрим, пожалуйста. Ага, вот!

Всю строчку занимала запись:

«Среда, 3 августа. Сапер А. Мальцев из хозяйства Мухина. Крупный план. 15x12. Второй полоса».

— Он! — закричал Витя. — Значит, и карточку… можно?

— Натурально! Какой мы имеем нумер? Пленка двести семнадцать, кадр четырнадцать…

Распахнув нижнюю дверцу шкафа, так что она образовала подобие ступеньки, фотограф полез на самую верхнюю полку.

— Держи!

В руках у Вити оказалась большая папка, туго перевязанная шпагатом. Ян Янович развязал папку, быстро отыскал нужный конверт и вытащил из стопки два снимка величиной в тетрадочный лист.

— Для коллекции все кадры пропечатаны одним формат: тринадцать на восемнадцать.

Отец! Витя даже побледнел. Вот на этом снимке — не то, что в газете! Тут отца сразу узнаешь. Хоть и моложе он лет на двадцать, а все-таки сразу узнаешь. Вот и нос его, и рот… и даже родинка на щеке.

Но главное — глаза! Чуть прищуренные, смешливые… Незнакомые и все-таки — не чужие… Они смотрели на Витю прямо, в упор, и будто спрашивали:

«Ну, сын, узнаёшь?»

Витя торопливо спрятал снимок в портфель. Он так обрадовался, что чуть не забыл — у него ведь еще одно дело.

• Предыдущая
• 50/72
• Следующая