Живущие дважды - Голубев Анатолий Дмитриевич - Страница 21

Это стало как бы первым затянувшимся актом велосипедной трагикомедии. Акт второй: менажер Альбани заявил господам Мольтени, хозяевам команды, что он не хочет работать там, где практически ничем не руководит. Мольтени, не желая ссориться с Альбани, пригрозили, что команда будет распущена, — акт третий. Неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы Мотта вдруг не обнаружил, что программа, предложенная доктором, не только не сделала его сильнее, но и значительно ослабила.

В четвёртом акте этой комедии Мотта со скандалом выгоняет доктора, который, выясняется, всего лишь предприимчивый шарлатан. Делать нечего, надо искать новый клуб: команда ведь распускается. Но в пятом акте Мольтени напоминает Мотта, что он подписал контракт и обязан его отработать. В конце пятого акта молодой Мольтени поклялся, что ему всё надоело, и он твёрдо решил распустить команду. Весь шестой акт этой трагикомедии был посвящён тому, как Альбани убеждал сына и отца Мольтени не распускать команду и не выходить из дела в профессиональном велоспорте.

Акт седьмой: господин Родони, президент федерации профессионального велоспорта, лично разговаривал с Мольтени и объяснял ему, почему не следует выходить из такой большой игры, хотя она и обходится недёшево: ведь молодой Мольтени занимает пост президента Итальянской лиги профессиональных велосипедистов. В восьмом акте Мотта и Альбани, чтобы спасти команду, вынуждены были публично признать, что у них нет никаких разногласий между собой. В девятом акте на сцену выступили новые действующие лица. Могущественная фирма «Иньис» предложила Мотта и Альбени большие деньги, чтобы те возглавили создание новой команды. В десятом акте Мольтени заявили, что восстанавливается статус-кво. Контракт до конца года не расторгается. К тому же Мольтени в следующем сезоне хотят видеть и Мотта, и Альбани во главе своей команды.

Теперь, когда упал занавес этого трагикомического спектакля, следует внимательно посмотреть, кто, как и почему в нём играл.

Мольтени остались в профессиональном велоспорте прежде всего потому, что испугались лишиться такой рекламы, как команда. Они подсчитали, что уже в следующем году понесут убытки от резкого уменьшения продажи продукции. Родони ввязался, потому что не хотел, чтобы на велосипедной арене единственным владыкой осталась такая могучая команда, как «Фаема», во главе со смертельным врагом Родони — менажером Магни. Что же касается «любви» Мотта и доктора, с чего начался весь большой спектакль, дело обернулось катастрофой. У Мотта открылась страшная болезнь горла, которая, как установила медицинская экспертиза, явилась прямым следствием принятия лекарств, прописанных прежде горячо почитаемым профессором. Естественно, узнав обо всём, доктор поспешил скрыться.

Так и остался Мотта, несмотря на свою строптивость, в узде команды, которая сделала всё, чтобы ещё несколько месяцев он тянул лямку раба. На следующий год Мотта подписал контракт с новой фирмой. И уже со второй гонки у него начались новые скандалы.

«Их у Мотта будет всегда больше, чем побед», — зло пошутил кто-то из итальянских спортивных журналистов.

Но время покажет, ведь Мотта — почти мальчишка.

Раймон Пулидор. Лютый враг Жака Анкетиля. Правда, кто знает, такой ли уж лютый! Многим специалистам кажется, что оба лидера французского велосипедного спорта просто нашли форму большой игры на постоянном скандале, который помогает им всегда быть в фокусе общественного внимания.

Как-то одного гонщика спросили:

— Что вы думаете об этой спортивной склоке между Пулидором и Анкетилем?

И тот ответил:

— Я думаю, что Пулидор просто не выносит, когда кусок славы достаётся кому-нибудь другому. Для меня он не служит примером как человек. Скажем, я очень уважаю Стаблински. А Пулидору имя сделали журналисты, с которыми он всегда умеет находить язык. Он как рыбка-лоцман нашёл своего флагмана в лице Анкетиля и плывёт рядом с ним, поедая крохи с его стола. Иногда удаётся ухватить и жирный кусок. С другой стороны, он тоже чем-то помогает своему флагману.

Суждение — не лишённое житейской мудрости и справедливости.

Нередко состязания превращаются в дуэль двух людей — Анкетиля и Пулидора. А вся остальная гонка идёт как бы фоном, на котором суждено развернуться основной драме. То один, то другой атакует в самые невыгодные для партнёра минуты.

На последнем этапе «Тур де Франс» Анкетиль бросался вперёд почти на каждых двух километрах, но Пулидор неизменно «хватал его за бороду».

После долгих попыток Анкетиль всё-таки улучил момент, когда Пулидор притупил бдительность, и ушёл вперёд. И это был конец. Пулидор проиграл тридцать шесть секунд, решивших в большом туре так много.

В другой раз, как только Пулидор упал, — а он боится падать и сразу же вскакивает на ноги, зная, что произойдёт в следующее мгновение, — Анкетиль бросился вперёд. И Пулидору с помощью всей команды с большим трудом удалось снова достать «поезд», где его встретил насмешливый взгляд Анкетиля.

Конкуренция диктует и подчинённое положение других гонщиков в команде. Как только прокалывается Пулидор, он сразу же забирает у ближайшего гонщика его машину и продолжает борьбу. Он не может себе позволить промедление, зная, что за ним неусыпно следят глаза Анкетиля. А товарищ по команде, у которого он забирает машину, порой так и не может до конца этапа достать «поезд» и проигрывает сразу минут шесть-восемь.

Разозлённый Пулидор как-то обвинил Анкетиля в свинстве. Дескать, он всегда начинает отрывы в тот момент, когда с ним, Пулидором, что-то случается. И здесь не пахнет честной борьбой, утверждал он. На что Анкетиль не менее зло ответил:

— Удивительное ничтожество этот Пулидор. Как только с ним что-либо случается, так он сразу же пытается найти оправдание. Причём ему совершенно наплевать, если для оправдания придётся облить грязью родную мать. В конце концов, ему надо научиться сидеть на велосипеде так, чтобы не падать. Наверно, он и хочет этого. Но не понимаю, почему я должен ждать, пока он овладеет этим искусством. И вообще, мне уже надоели все его заявления. Следующий раз, как только он растянется на ровном месте, я уйду с такой скоростью, что только он меня и видел. Если я почему-либо не выиграю тур, то уж он его не выиграет и подавно. Даю слово Анкетиля…

И такая перебранка идёт гораздо чаще, чем они скрещивают свои колёса на одной финишной прямой.

У Раймона Пулидора не очень хороший слух. Но, что удивительно, он очень хорошо различает шорох банкнот. И это действует на него неотразимо. Он всё знает и всё умеет в велоспорте. Но одному он не может научиться уже столько лет — говорить «нет», когда дело идёт о выгодном контракте и когда шелест банкнот становится особенно громким. «Нет!» — он так и не познал значения этого слова, которое делало гонщиков порой даже более слабых, чем Пулидор, сильнее его.

Так, под занавес долгого трудного сезона он закончил Гентскую шестидневку очень усталым. Ему следовало обязательно взять месяц отпуска и отдохнуть. Но Пулидор полез на трек и после нескольких критериумов очень слабо выступил в «Тур Фландрии», где десятки новичков обошли его, будто он впервые сел в седло.

Пулидор слишком хорошо знает историю, но не делает из неё никаких выводов. Был случай, когда Рик ван Лою предложили почти 10 тысяч фунтов стерлингов за участие в многодневке, и он отказался только потому, что хотел участвовать в состязании более интересном. Пулидор прекрасно знал, что Фаусто Коппи никогда не гонялся в декабре, давая отдых сердцу и телу. И это были стоящие примеры.

Гонщик должен делать деньги, поскольку является профессионалом. Но если он всё-таки попытается, вопреки разумности и возможностям человеческого организма, доказать пословицу «куй железо, пока горячо», то в результате у него может получиться печально известный «пшик».

Пулидор, конечно, понимает, что такое быть звездой профессионального спорта, да ещё звездой первой величины. Это требует огромного напряжения сил не только на состязаниях и тренировках. Дороже всего стоит поддержание экстраформы, что обязательно для спортсмена такого класса. Он вынужден тренироваться каждый день, несмотря на холод и дождь. Раймон прекрасно понимает, что выбрал одну из самых трудных профессий в мире. Но он, наверное, её любит. За что — этого он никогда не пытался объяснить другим. Но очень жаль, что больше, чем свою профессию, Пулидор любит деньги. Он, пожалуй, и не смог бы толком объяснить, зачем ему нужно столько денег, заработанных кровью и потом!