Живущие дважды - Голубев Анатолий Дмитриевич - Страница 23

Но достаточно подсчитать, что сделал за свои недолгие годы этот легендарный английский велогонщик, чтобы понять всю серьёзность отношения этого человека и к спорту, и к жизни вообще. Его вполне можно поставить в один ряд с великими спортсменами всех времён. Ибо вся его жизнь — титаническая работа самоотверженного атлета.

При жизни Симпсон имел гораздо меньше «паблисити», чем после своей смерти. Увы, это не только его участь. Так бывало часто. Том как бы заново открыл для англичан противоречивый мир велосипедного спорта. Он показал, что в ярком, атакующем стиле можно побеждать континентальных гонщиков, которые для англичан всегда казались безнадёжно сильными соперниками.

Том никогда не выходил на старт с думой, что его дела безнадёжны. Он, конечно, предполагал, что может произойти всё. В гонке тысячи случайностей, готовых отнять победу. Но поражение было не властно над ним.

О чём думал Том, как он представлял себе жизнь, как рассуждал? Симпсон охотнее, чем любой другой гонщик, рассказывал о себе…

— Какой бы совет вы дали любителю, становящемуся профессионалом?

— Посоветовал бы вступить на этот путь лишь тогда, когда уверен, что не можешь оставаться любителем. Я стал профессионалом не для того, чтобы только зарабатывать деньги. Я мечтаю стать лучшим гонщиком мира. А это может только тот, кто победит всех профессионалов. Значит, надо и самому быть таковым…

— Что вы думаете делать в следующем году?

— Мой контракт с «Пежо» заканчивается. Если они захотят, чтобы я выступал за клуб и впредь, хозяева будут вынуждены платить мне больше, ибо у меня есть уже десяток блестящих предложений — три от бельгийцев, остальные от итальянцев. Я бы с удовольствием выступил и за английскую команду, если бы нашлись хозяева, которое платили бы приличные деньги.

— Говоря о деньгах, как вы представляете себе экономическое будущее?

— Видите ли, я купил себе кусочки земли на Корсике, в Бельгии и Йоркшире. Там у меня фермы. Моя жена считает, что я сумасшедший, но всё равно я хочу завести яхту. Я бы служил на ней капитаном и плавал бы с туристами вокруг Корсики. Там же я бы завёл цитрусовую плантацию. Тихо и скромно жил бы на свои доходы. Мы пробыли на Корсике три недели после рождества. Это было сказочное время! Я вставал рано, шёл на прогулку, потом покупал продукты и возвращался к завтраку. Я даже отпустил бороду. Потом я сажал кокосовые пальмы, но совсем не уверен, что они у меня примутся. Где только мог, я насадил фиговые и пальмовые деревья. Там так спокойно и так тихо! Однажды я был в саду и вдруг увидел автомобиль. Я закричал, как пьяный: «Хелен, смотри, автомобиль!» За три недели прошли только три автомобиля мимо нашего дома на Корсике.

— Что нового в вашей велоподготовке?

— Я пробую шатуны 172 миллиметра, а может быть, рискну перейти и на 175. Нога, сломанная в прошлом году во время лыжных прогулок, больше не болит. Она, кажется, стала ещё крепче, чем была. Чувствую я себя нормально. Стал сильнее, поскольку стал старше. Собираюсь выступать осмотрительнее, и уже это придаёт мне силы и улучшает самочувствие. Я, несомненно, близок к вершине своей карьеры. Хотя кто знает, что такое вершина… После неё ведь начинается спуск… А потом выясняется, что годам к тридцати трём пора заканчивать… Бывают желания скромнее: вместе с семьёй куда-нибудь уехать и отдохнуть наконец целое лето. Фантастичное желание!

— Как вы чувствуете себя, когда приходит большая победа?

— О, это серьёзное испытание морального плана! Ты начинаешь думать, что все заключённые тобой контракты плохи. Ты продешевил, продавая себя. И стоит немалых усилий подавить в себе эти мысли. У меня не было крупных побед в прошлом сезоне. Так, восемь или девять небольших выигрышей. И хотя я побеждал, никогда не позволял себе думать, что отныне я владыка мира. Полезно помнить, что сегодня наверху один, а завтра другой… Только поэтому уже стоит относиться к победе спокойно. Тогда и поражение будешь воспринимать легче. Мне это качество особенно потребуется зимой. Думаю пройти между сезонами около пятнадцати шестидневок. В мае съезжу в Монреаль. Затем лёгкий отдых перед туром. Правда, предлагают потренировать тринидадских гонщиков. Заманчивая перспектива, если думать о далёком будущем. А впрочем, и не таком уже далёком…

Но даже это оказалось несбыточным для Тома.

Сегодня, кроме строк в истории велосипедного спорта, от великого английского гонщика остался дорожный знак: «Велоотель „Том Симпсон“. 400 м». Когда вы поедете из Гента в Зеле, за деревней Дестельберген увидите эту стрелку…

В отрыв ушли сразу же после старта.

Впереди лежал ещё почти весь этап, двести сорок пять километров. И любого из этих километров Луи Гери боялся сегодня каждой мышцей своего тела… Проснувшись поздно, Луи никак не мог до конца побороть действия проклятых таблеток от бессонницы. Вечером ему пришлось дважды будить врача и принять двойную дозу. Доктор даже пошутил: «Смотри, так проспишь не только старт, но и финиш». И поначалу всё оправдывало предсказание доктора. Луи совершенно не интересовала предстартовая суета, когда в толчее отгороженного для участников загона каждый по-своему переживал тягость последних минут отдыха. Не интересовала ещё и потому, что в общем списке к этому предпоследнему этапу он числился лишь тридцать седьмым. И не виделось никаких шансов улучшить положение.

В этой гонке Луи не повезло с первого этапа. После трёх проколов буквально за полчаса он устал так, что сбился с трассы и ещё шесть километров отработал зря. Когда же разобрался, где дорога, «поезд» ушёл так далеко, что он едва уложился в лимит времени и чудом не был дисквалифицирован.

Впрочем, сейчас, когда гонка подходит к концу, а у него за плечами ни одной радости — не выиграл ни одного финиша, не взял ни одной горной премии, — он нет-нет да и подумывал, что уж лучше было сойти на первом же этапе. Но кто может знать на старте, что будет на финише!

Взять Ральфа Веста — Луи поглядывал, как вокруг лидера восторженным роем вились поклонники и журналисты. Ему, конечно, интересно думать о завтрашнем дне. Правда, в запасе у Веста лишь две минуты. Но эти две минуты он осторожно, будто стакан с водой, везёт вот уже десять этапов, не снимая жёлтой майки лидера.

Луи думал об англичанине не раз. И после того, как тот поднимался на пьедестал почёта, выиграв этап. И когда сам безнадёжно крутил педали где-то сзади, высматривая в головке «поезда» складную фигурку Ральфа.

«Откуда в нём столько пороха? — думал Луи. — С виду хилый парень. Рафинированный интеллигентик! Таких не любит велосипед! А вот поди ж ты! Лидер! Везёт людям… Хоть бы один прокол! Только однажды что-то случилось с переключателем, и то „техничка“ оказалась рядом. Вест не потерял и пяти секунд. А на меня все беды! Наверно, моему хозяину клуба кажется, что я специально собираю на дороге гвозди и стёкла своими трубками».

Вообще, это была едва ли не самая неудачная французская команда, в которой доводилось выступать Луи. В ней не оказалось настоящего лидера. Семь этапов команда, не покладая рук, работала на тощего и длинного Буше, но он попал в завал и, повредив бедро, сошёл. На этом практически и закончилась команда. Старый Жозеф, менажер, собрав всех перед очередным этапом, сказал:

— Ну что ж! Теперь каждый может показать, на что он способен. Самый сильный и самый удачливый станет «лошадкой». Пробуйте всё. Даже ты, Луи…

Он произнёс последние слова с интонацией, с какой вызывают мертвеца в танцевальный круг.

Но толковых проб не получилось ни у кого. Если сегодня вырывался один, то завтра он откатывался так далеко назад, что говорить о нём как о потенциальном лидере не приходилось.

Луи решил не поддаваться на провокацию менажера. Он редко шёл в головке «поезда» и поэтому никак не мог попасть в отрыв, поскольку право на него надо было заработать тяжелейшим трудом впереди. Уже сама мысль оказаться в отрыве пугала Луи не меньше, чем угроза вывалиться из «поезда». Пылким воображением, а не опытом он зримо представлял себе, как надо работать в отрыве, где каждый старается отправить тебя назад, в «поезд». Сколько придётся выкладываться для других, а они потом бросят тебя, измотанного, где-нибудь в двадцати километрах от финиша!..