Секретный фронт Генерального штаба. Книга о военной разведке. 1940-1942 - Лота Владимир Иванович - Страница 50

14 сентября Зорге передал в Москву: «По данным секретаря кабинета министров Одзаки, японское правительство решило не выступать против СССР в текущем году, но вооруженные силы будут оставаться в Маньчжурии на случай возможного выступления будущей весной в случае поражения СССР к тому времени. После 15 сентября советский Дальний Восток можно считать гарантированным от угрозы нападения со стороны Японии».

В последнее время на фоне позитивных демократических перемен, которые произошли в России, некоторые исследователи в области отечественной военной истории стали утверждать, что донесения Рихарда Зорге не представляли для И. В. Сталина практической ценности. Они полагают, что Сталин и без донесений Зорге принял бы решение о переброске из Сибири под Москву отдельных дивизий, так как, стремясь спасти советскую столицу, Верховный Главнокомандующий должен был укрепить оборону Москвы за счет новых боеготовых воинских соединений, ослабив оборону Дальнего Востока.

Подобное утверждение не лишено оригинальности, но построено только на основе логических умозаключений. В этом его безнадежная слабость. Более того, в истории России есть печальные примеры, когда русским войскам приходилось сдавать Москву для того, чтобы сохранить армию и в конечном счете спасти страну. Москва уже горела в 1812 году, встречая Наполеона. Однако позже русские войска, разгромив французские армии, праздновали победу над агрессором в Париже. Сталин знал историю России. В один из самых критических моментов обороны столицы он позвонил Г. К. Жукову и спросил:

«— …Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас об этом с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.

— Москву, безусловно, удержим. Но нужно еще не менее двух армий и хотя бы двести танков.

— Это неплохо, что у вас такая уверенность. Позвоните в Генштаб и договоритесь, куда сосредоточить две резервные армии, которые вы просите. Они будут готовы в конце ноября. Танков пока у нас нет…»[144]

Вопрос о том, оборонять или нет Москву, видимо, для Сталина не существовал. Он планировал оборонять советскую столицу и решил остаться в Москве в самое трудное, критическое время, когда основные министерства были эвакуированы в Куйбышев, Казань, то есть в глубокий тьш. По указанию Сталина основные подразделения Разведывательного управления Красной Армии тоже были отправлены в Куйбышев. В Москве остался начальник Разведупра и группа офицеров, отвечавших за сбор и обработку информации о Германии и ее вооруженных силах.

Рисковал ли И. В. Сталин, перебрасывая резервы из Сибири и Дальнего Востока? Несомненно. Однако, принимая такое решение, Верховный Главнокомандующий был убежден, что Япония не выступит против СССР до тех пор, пока фашисты не захватят Москву. Поэтому падения Москвы Сталин допустить не мог. Он внимательно изучал донесения Рихарда Зорге и донесения других военных разведчиков по японской проблеме.

В критический период войны отношение Японии к проблеме вступления в войну против СССР привлекало пристальное внимание не только советского и германского руководства. Проблема вступления Японии в войну против СССР находилась в центре внимания политических и военных руководителей США, Великобритании и других государств. Вступление Японии в войну против СССР могло бы означать, что Япония не начнет боевых действий против США или Великобритании на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии. Разведки США и Великобритании и их достаточно сильные аналитические службы тщательно изучали любые признаки, которые приоткрывали плотную завесу секретности в отношениях японского руководства к событиям на советско-германском фронте. Большой заслугой советской военной разведки в критический период, сложившийся под Москвой, является то, что наши разведчики смогли добыть сведения, которые были в распоряжении британских, американских, шведских и других разведывательных служб.

Одним из тех, кто смог получить такую информацию, был Шандор Радо. Он действовал в Швейцарии, где еще накануне войны по заданию Разведуправления Красной Армии создал хорошо законспирированную нелегальную резидентуру. В ее составе было три группы источников информации, которые действовали в Женеве, Цюрихе и Лозанне. В состав резидентуры входило 77 человек, имена и фамилии большинства которых до сих пор неизвестны.

7 августа Радо доложил в Центр: «Японский посол в Швейцарии заявил, что не может быть и речи о японском выступлении против СССР до тех пор, пока Германия не добьется решительных побед на фронтах».

Важные сведения об отношении японского руководства поступали в Центр от «Мориса». Под этим псевдонимом в военной разведке в 1941 году работал полковник Лев Александрович Сергеев. 16 июля «Морис» докладывал: «…Позиция Японии относительно СССР — ждать и смотреть. Японских сил в Маньчжурии достаточно только для обороны, и только распад СССР, из которого японцы получили бы пользу без большой войны, мог бы спасти положение Мацуоки».

19 июля «Морис» передал в Центр: «…Было бы нелепо рассматривать японскую атаку СССР пока советские войска останутся сильными в Сибири и пока война в Китае не закончится. Более вероятно, ближайшее движение японцев будет направлено на дальнейшую оккупацию Индокитая».

«Морис» оказался проницательным аналитиком. Источники передавали ему документальные сведения о политике японского руководства в отношении СССР, Индокитая и США. Эти источники имели доступ к важным документам. Динамика формирования отношения японского руководства к проблеме вступления в войну против СССР на стороне Германии докладывалась «Морисом» в Центр в июле, августе и сентябре 1941 года.

7 августа 1941 года «Морис» сообщил в Центр о содержании беседы японского посла с высокопоставленным западным дипломатом. В ходе этой конфиденциальной встречи японский посол заявил: «…Не может быть и речи о японском выступлении против СССР до тех пор, пока Германия не добьется решающих побед на фронте…».

У военного разведчика майора Сергеева Льва Александровича («Морис»)[145] уникальная биография. Родился он в 1906 году в городе Закаталы Азербайджанской ССР. В 1929 году поступил на службу в Красную Армию. В 1936 году окончил Орловскую бронетанковую школу. После окончания обучения в течение одного года проходил службу в должности командира взвода в той же бронетанковой школе.

Видимо, Лев Сергеев обладал хорошими лингвистическими способностями, из-за которых он и был отобран в военную разведку. В июне 1940 года Сергеев направлен в Вашингтон для работы в аппарате советского военного атташе. Должность, которую он занимал, — шофер военного атташе. На самом деле Лев Сергеев руководил резидентурой советской военной разведки, которую он сам и создал, находясь за океаном [146].

Резидентура майора Л. Сергеева работала успешно несколько лет.

Данные Рихарда Зорге из Токио, Шандора Радо из Женевы, Льва Сергеева из Вашингтона и других военных разведчиков об отношении японского руководства к войне против СССР поступали в Центр в августе — октябре 1941 года. Эти донесения докладывались высшему советскому политическому руководству. Были ли они учтены при выработке важного решения о переброске сибирских дивизий для укрепления обороны Москвы, определенно сказать нельзя. Такой вывод мог бы сделать начальник Генерального штаба Б. М. Шапошников или Г. К. Жуков, который в период битвы под Москвой был членом Ставки Верховного Главнокомандования и командующим Западным фронтом, или А. М. Василевский, который в августе 1941 года был заместителем начальника Генерального штаба — начальником оперативного управления. В мемуарах военачальников нет свидетельств о том, на основании чего принималось решение о переброске сибирских дивизий для укрепления обороны Москвы. Тем не менее можно определенно сказать, и это является историческим фактом, что оборона Москвы была значительно усилена, сибирские и дальневосточные дивизии сыграли исключительно важную роль в укрощении «Тайфуна».