Мы — из солнечной системы (Художник И.М. Андрианов) - Гуревич Георгий Иосифович - Страница 41
- Предыдущая
- 41/94
- Следующая
— Как ты думаешь. Смерть Мышам, чуют они свою судьбу!
— А ты знаешь свою, Альбани!
— Внимание, наш самолет отправляется рейсом на…
Вот в чем заключался сюрприз: Лада побывала у Гхора.
Она прочла объявление, что при Институте ратомики, как и при всех институтах, в том «году переучивания» организуются группы добровольных помощников ратонауки.
Оказывается, Лада даже искала такое объявление, ждала, когда же Институт ратомики включится во всемирное движение по предоставлению новых профессий. И все-таки чуть не опоздала. Ратомика — новейшее и самое перспективное дело — привлекала всех; группы были заполнены до отказа за два дня. Но Лада была не из тех, кто останавливается перед закрытой дверью. Лада пошла к самому Гхору, добилась, чтобы ее (и Кима заодно) зачислили в актив.
— Подумай, он сам сказал мне: «Я помню вас по Дар-Маару». Еще удивился, что такая молоденькая заслужила «Большое спасибо». Такой человек и запомнил меня! Какую-то девчонку заметил!
— Что ж такого? Он получил «Спасибо», и ты «Спасибо».
— Как ты не понимаешь, тут огромная разница: всемирный изобретатель и безрассудная девчонка.
Ким даже был встревожен несколько. Обычно Лада относилась к людям сдержанно-насмешливо, и вдруг такие преувеличенные похвалы. Впрочем, ему нечего опасаться. Ведь Лада и его записала в актив. А городок ратомики недалеко от Москвы, на берегу Оки. Летать будут вместе.
Стояла осень, сухая и теплая, с бледно-прозрачным небом. Проплывали под ногами разноцветные рощи, подобранные словно букеты цветов: березняк — лимонно-желтый, дубравы — медно-бронзового оттенка, ельники — темно-зеленые с синевой, сосны — оливковые, осины — кровавые, клены — багровые. Краски, смягченные воздушной дымкой, казались чуть грустноватыми. Над жилыми кварталами мошкарой вились ранцы и глайсеры всех размеров. Ким старался лететь рядом с Ладой, чтобы видеть на фоне неба ее тонкий профиль, а девушка шаловливо пробовала ускользнуть, взвиться вверх или перейти на бреющий полет. Словно дети, они играли в прятки за облаками, носились по лесным просекам, задевая ногами кусты, вились в веселом хороводе. Ким напряженно угадывал капризные Ладины развороты. Казалось, что очень важно не отстать. Даже загадывал: если догоню, будем всю жизнь вместе,
Потом они работали в лаборатории, в точности похожей на студенческую: с пробирками, штативами, микроскопами, циферблатами. Делали, как в студенческие времена, анализы, сличали вещества, полученные естественным путем и ратомически — копии, переданные по радио, по кабелю, толстому, тонкому, через слой газа, через слой воды. Лаборатория искала указатель неисправности дубликации. Особенно чувствительными оказались белки, в том числе яды — столбнячный, дифтерийный. При малейшей неточности в копии они теряли свои ядовитые свойства.
И молодые медики в лаборатории занимались этой токсиновой проверкой: получали запаянные ампулы дублированного яда, заражали мышей и заносили погибших в ведомость. Занятие однообразное, для умелых рук скучноватое. Многие активисты ворчали: «Когда же настоящее дело?»
Дыхание великого дела ощущалось лишь в те дни, когда беседы с активом проводил Гхор.
— Мы шагаем по бесконечной лестнице, — твердил он. — Открытие порождает открытие, решенная задача выдвигает две новых. Давно ли ратомика казалась волшебством, а сейчас люди обижаются, если им приходится булки печь в пекарне, ходить за ними в булочную. Но ратоснабжение идет по кабелю, а кабель нельзя протянуть ко всем плавающим и путешествующим. Без ратомики, за бортом ратомики остались поезда, суда, глайсеры и баллисты, плавающие острова, полярные пустыни, океанское дно. Луна, планеты. Путешественникам нужна ратозапись, какие-то пластинки с образцами вещей: «куриный бульон», «бутерброд с икрой». Другое решение — передача радиоволнами: на Земле мы пробуем радио. Третье решение есть: невидимый кабель. Это нечто особенное, сравнить не с чем. Мы идем тремя путями, атакуем тремя колоннами. Еще не знаем, где прорвемся, где выгодно будет развивать успех.
Активисты слушали с горящими глазами, представляли себе космическое пространство, захлестнутое, пересеченное, исчерченное невидимым кабелем. Лучи, уходящие на Луну, лучи, догоняющие ракеты где-то за Сатурном. Воображали радость космонавтов, вынимающих из ратоприемника посылки с Земли. Но Гхор уходил, и энтузиазм гас. Снова надо было горбиться над микроскопами, ядовитой иглой колоть красноглазых мышат.
И Лада однажды сказала, набравшись смелости:
— Вы рассказываете такие интересные вещи, ум Гхор, а нас держите на черной работе. Мы чувствуем себя автоматами, кибами-уборщицами. Может ли считать себя пианисткой киба, стирающая пыль с рояля?
Как нахмурился Гхор! Какой взгляд кинул на девушку! Даже Ким поежился.
— Наука — не игра на рояле, девушка, — сказал он жестко. — Наука — труд, тяжкий, кропотливый, нудный. Один процент вдохновения и девяносто девять процентов пота, говорили в старину. Ученым можно стать только со сверхъестественным терпением, сверхъестественной усидчивостью и всепоглощающей влюбленностью в дело. Наши предки умели находить таких сверхъестественных. Говорили ученикам: «Хочешь делать открытия? Очень хочешь? Больше всего на свете хочешь? Согласен на всякие испытания? Ну вот тебе испытание: год отмывай пробирки, через годик посмотрим». Подсластить вам испытание лично я не собираюсь. Пусть уходят все, кто пришел сюда из любопытства, из кокетства, ради моды! Пусть уходят флиртующие с наукой, влюбленные по-настоящему останутся!
Лада кусала губы, щеки у нее пылали от стыда. Потупив глаза, молча, она сносила сочувственные и насмешливые взгляды товарищей.
— Высокомерен до грубости, — шепнул ей Ким в утешение. — Всех считает дураками. Нормальным людям объясняют цель, и они работают.
Лада замотала головой отрицательно.
— Молчи, я во всем виновата. Вылезла с рассуждениями о рояле. Правильно сделал Гхор: поставил меня на место. И буду вытирать пыль, и буду. Так мне и надо.
Ким глаза широко раскрыл. Никогда еще Лада не бывала такой безропотной.
Улыбавшиеся насмешливо отсеялись первыми. Ушли, надув губы, оправдываясь обиженно: «Утром у нас обязательная неинтересная работа, вечером — необязательная и тоже неинтересная».
Лада и Ким остались среди немногих. Ким всегда был терпелив и требователен к себе. Себя упрекал: «Сам виноват. Не умею найти интерес». Но удивлялся страстному упорству Лады: «Однолучевая ты стала, как я!»
Так прошло полгода. Только весной их терпение было вознаграждено. Обоих перевели в выездные группы. Едва ли это была награда за прилежание. Просто пришло время выезжать, а в группах требовались биологи или врачи.
Дело в том, что начали получаться опыты с невидимым кабелем. Передача ратосигналов осуществлялась и прежде, без передачи не работали бы дубликаторы. Но там сигналопровод (канал, который пробивался в Вакууме лучами Нгуенга) был коротким — полметра-метр. Станции ратоснабжения имели каналы в десять и сто километров. К сожалению, без каналов сигналы распространялись только по прямой, не могли огибать Земной шар. Но вот в январе группе гвинейских ученых удалось преодолеть и эту трудность: искривить лучи в поле мощного гравимагнита и переслать их на триста километров-с берегов Оки в Ярославль. Потом — в Заволжье, потом — за Урал, на Новую Землю, на Северный полюс, в Гвинею и в Австралию. И для проверки ратопередачи принимающие вылетали в Ярославль, в Заволжье, на Урал, на Новую Землю, на Северный полюс, в Гвинею, в Австралию… Все эти путешествия совершил Ким.
Вылетали обычно в пятницу вечером, в воскресенье вечером возвращались. В эту неделю — Гвинея, в следующую — Австралия, потом — судно, плывущее по Тихому океану…
Так сама собой, незаметно и даже без больших усилий осуществилась одна мечта Кима. Ведь студентом еще он мечтал о странствиях. А теперь он самолично колесил по Земному шару.
Каждую неделю — на новое место. Бесконечное разнообразие… и однообразие вместе с тем.
- Предыдущая
- 41/94
- Следующая
