Сталин перед судом пигмеев - Емельянов Юрий Васильевич - Страница 10

В обсерватории он научился выражать явления природы не только с помощью цифр, но и в виде линейных графиков, отражавших поступательные перемены в окружающем мире. Знаменательно, что для Троцкого, сознание которого формировалось прежде всего под влиянием его журналистской и ораторской деятельности, графики, которыми он проиллюстрировал динамику цен на промышленные и сельскохозяйственные товары в своем выступлении на ХII съезде партии, выглядели, по его словам, как «ножницы». (После этого выступления понятие «ножницы цен» стало нарицательным.) Кажется, что для Сталина графики служили столь естественным способом обозначения реальности, что он в отличие от Троцкого был склонен постоянно видеть в общественных процессах и явлениях графические линии, то поднимающиеся вверх, то падающие вниз, а поэтому он так часто употреблял слово «линия».

Графики состояния погоды, которые он вычерчивал, позволяли предвидеть будущее на основе научно обоснованных выводов. Не исключено, что опыт работы в обсерватории приучил его постоянно пытаться прогнозировать развитие общественных событий.

В то же время его работа по обработке данных о состоянии атмосферы могла показать ему не только большие возможности строгого учета происходящих процессов для правильных прогнозов, но и ограниченность таких возможностей. Особенность метеорологии состояла в том, что эта «точная» наука всегда (а уж в конце ХIХ века в особенности) отличалась своей неточностью. Наличие слишком большого количества природных факторов, формирующих погодные условия, испокон веков мешало делать абсолютно надежные прогнозы. Особенно уязвимым для метеопрогнозов было определение времени тех или иных событий в атмосфере. Ныне метеорологи говорят, что они редко ошибаются в предсказании грядущих событий, но даже теперь могут неверно указать, когда они состоятся.

Разумеется, трудность прогнозирования экономических, социальных и политических процессов усугубляется тем, что число факторов, влияющих на их развитие, огромно и гораздо больше, чем тех, что воздействуют на атмосферу. Поэтому Сталин не раз ошибался в своих прогнозах. Порой он, подобно метеорологам, неверно оценивал время наступления тех или иных событий, неизбежность которых он правильно предвидел.

В то же время, разбирая политические прогнозы Сталина, можно заметить, что он, словно при составлении метеопрогнозов, исходил из различных вариантов развития событий. Изменение в развитии общественных событий, в отличие от природных процессов, могло быть вызвано усилиями людей. Поэтому неблагоприятному прогнозу, учитывающему главным образом объективные факторы, он нередко противопоставлял иной, более оптимистичный вариант развития событий, который мог стать результатом противодействия субъективных усилий. Именно поэтому оценки Сталиным перспектив общественного развития представляли собой своеобразную «вилку» между вероятностными вариантами в зависимости от успеха или неуспеха усилий, предпринятых для преодоления неблагоприятных объективных условий (он очень часто сводил свои выводы к альтернативе «либо…», «либо…»).

Приобщение к основам естественной науки помогло Сталину развить способность к объективному научному анализу общественных процессов. В то же время эта работа не стала основной в жизни Иосифа Джугашвили. Оказавшись на перепутье жизненных дорог, он выбрал одну из самых трудных, опасных – путь революционной деятельности.

Вероятно, если бы вовлечение Иосифа Джугашвили в революционную деятельность было связано лишь с его протестом против слежки и других сторон режима в семинарии, он вряд ли бы долго оставался в среде революционеров. Превращение юного семинариста в революционера вряд ли состоялось бы, если бы его возмущение действиями начальства не подкреплялось моральной поддержкой со стороны окружавших его людей, разделявших революционные взгляды. Как бы ни старались семинарские власти, бунтарские настроения проникали в это учебное заведение. Еще задолго до поступления Джугашвили в семинарию это учебное заведение потряс скандал. Семинарист Сильвестр Джибладзе ударил ректора Чудетского за то, что тот назвал грузинский язык «языком для собак». На следующий год другой бывший ученик, исключенный из семинарии, убил Чудетского. Пока Сосо учился в Гори (в 1890 и 1893 годах) в семинарии произошли две стачки, каждая из которых длилась неделю. Семинаристы требовали прекращения обысков и слежки, а также увольнения наиболее жестоких представителей администрации. После стачки 1893 года 83 семинариста были исключены из семинарии, а 23 из них были высланы из Тифлиса.

Бунтарские настроения существовали не только в семинарии. Недовольство различными сторонами жизни общества нарастало по мере развития противоречий в бурно развивавшемся российском обществе. В то же время консервативный строй царской России не открывал больших возможностей для его критики. Оппозиционные взгляды неизбежно обретали бунтарский, а затем и революционный характер. Влияние таких взглядов Иосиф мог ощутить и среди тех, кто признал в нем значительного поэта. Как и во всей империи, многие поэты и прозаики Грузии были активными участниками и организаторами движения, оппозиционного самодержавию. Рафаэл Эристави, которому Иосиф посвятил одно из своих стихотворений со словами: «И в сердце каждого грузина ты памятник воздвиг себе», Акакий Церетели, Даниил Чонкадзе, Илья Чавчавадзе, книгами которых зачитывался юный Сосо, еще в конце 70-х годах составили группу активных сторонников изменения политических и социальных порядков. (Позже ее назвали «Первой группой».)

Печатным органом этой группы стала созданная в 1877 году Ильей Чавчавадзе литературная газета «Иверия», в которой было опубликовано первое стихотворение И. Джугашвили. О настроениях этой группы свидетельствовала реакция Акакия Церетели на сообщение об убийстве царя Александра II. В Грузии прекрасно поняли, что свое стихотворение «Весна», написанное им в начале марта 1881 года («Сегодня ласточка прощебетала…»), поэт выражал свою радость не только по случаю прилета весенних птиц.

Более радикальные представители грузинской общественности сочли, что чисто литературная деятельность является недостаточно революционной. В начале 80-х годов складывается организация «Вторая группа», или «Меоре-даси», близкая по взглядам к русским народникам. Эта группа стала издавать другую литературную газету «Квали» («Борозда»). В ней в 1896 году Иосиф последний раз опубликовал свое стихотворение.

Однако в 1897 году «Квали» сменила свою ориентацию, став легальным органом подпольной «Третьей группы» революционеров, или «Месаме-даси», тяготевшей к марксизму. Ее руководителем был Ной Жордания, выпускник Тифлисской духовной семинарии. В 1897 году он вернулся в Тифлис после четырехлетнего пребывания за рубежом, во время которого он встречался с вождями мировой социал-демократии – Г. В. Плехановым и К. Каутским. Позже членами «Месаме-даси» стали исключенные из семинарии С. Джибладзе и В. Кецховели.

Идеи пролетарской социалистической революции Карла Маркса, Фридриха Энгельса и их последователей становились все более популярными в России благодаря созданной в 1883 году в Женеве первой марксистской группы «Освобождение труда» во главе с Г. В. Плехановым. Правда, к тому времени ни одна из областей Российской империи еще не достигла того уровня развития, который считался марксистами необходимым для перехода к социалистической революции. Население империи состояло главным образом из крестьян. Однако бурный промышленный подъем во всех частях великой державы не оставлял сомнений в том, что и она в скором времени может превратиться в одну из крупных индустриальных стран мира с мощным пролетариатом, который, по марксистской теории, должен был возглавить социалистическую революцию. С 1865 по 1895 год рабочий класс России увеличился в 2 раза.

В то же время бурное развитие российского общества стало причиной возникновения новых острых противоречий и обнажало старые проблемы, не изжитые со времен крепостного права. Существовавшая в России сословная система игнорировала возникновение быстро растущего рабочего класса промышленных предприятий, а труд рабочих долго не регламентировался законом. Рабочий день в 1900 году составлял в среднем 11,2 часа, но циркулярами министерства финансов разрешались сверхурочные работы. Поэтому средний рабочий день зачастую достигал 14 или 15 часов. Заработная плата была в 2–3 раза ниже, чем в большинстве стран Западной Европы, и в 4 раза меньше, чем в США. Следствием недовольства невыносимыми условиями стали забастовки на промышленных предприятиях России в конце ХIХ века.