Афган, снова Афган… - Андогский Александр Иванович - Страница 88

Этот пистолет и спас ему жизнь. Пуля ударила в металл и отскочила. На корпусе пистолета осталась острая вмятина…

Тут же я услышал, что погиб Бояринов… Эх, Григорий Иванович!

Ребята перечисляли тех, кто из наших ранен, кто убит… В числе погибших назвали и мою фамилию. Кто-то подтвердил, что видел меня убитым во дворце…

— Да жив я, мужики! — сказал я.

Все обернулись и стали с интересом меня рассматривать. Вид у меня, конечно, был весьма живописный: босиком, в посеченных осколками, драных и окровавленных тренировочных штанах и в короткой больничной куртке на голое тело…

За окнами стало светлеть. Начиналось утро.

В коридоре на третьем этаже всем раненым раздавали кофе, чай, печенье… Я вспомнил, что вот уже почти сутки ничего не ел. Вообще-то есть не хотелось, а вот горячего кофе я выпил бы с удовольствием. Но кофе мне недосталось — уже кончился. Сказали, что чуть попозже принесут еще. Выяснилось, что это женщины из посольства взяли над нами опеку. Что-то там готовили, несли еду, собирали одежду…

Я добрался до своей койки, с трудом на нее взгромоздился и снова заснул. На этот раз я проспал, наверное, часа два или три. Хотелось пить. Вставать не хватало сил: болела рана в боку, левая рука, голова. Кряхтя, кое-как сполз с койки и вышел в коридор. Кофе больше не раздавали. Я пошел в туалет и долго с наслаждением пил воду из-под крана. Посмотрел на себя в зеркало: разбитое и посеченное осколками лицо распухло еще сильнее. В ушах стоял тонкий свист…

У дверей нашей палаты я увидел начальника, с которым поцапался на вилле. Он был в сопровождении двух или трех наших бойцов, стоял и с кем-то разговаривал. Я нащупал в кармане часы и обручальное кольцо Толика Муранова, подошел к командиру.

— Вот… — сказал я, протягивая ему часы и кольцо.

— Что это?

— Это вещи Муранова. Из Свердловска… — Язык еле ворочался во рту, опухшие губы почти не шевелились. — Он тут внизу лежит… на первом этаже… убитый… Надо жене переслать… Память…

Командир записал на бумажке данные Толика.

— Хорошо. Перешлем…

Под утро подкатили бронемашины наших десантников, которые пару часов тому назад приземлились в Кабульском аэропорту.

Увидев издали грязные, неухоженные БТРы с белыми тряпками на антеннах, одетых в афганскую форму людей с оружием, десантники с ходу открыли огонь на поражение из всех имеющихся у них в наличии видов оружия.

В щепки разлетелся стоящий на взгорке БТР «мусульманского батальона», наповал был убит батальонный повар Алишер, который с двумя дежурными по кухне готовил завтрак.

У высунувшегося из окна солдата автоматной очередью снесло начисто нижнюю челюсть. Погибло еще несколько человек…

Вот-вот могла начаться мясорубка: возбужденные бойцы уже повоевавшего «мусульманского батальона» хватались за оружие… Однако до боя со своими, слава Богу, дело не дошло.

Когда недоразумение прояснилось и началось выяснение отношений, старлей-десантник долго извинялся и объяснял, что у него не было ни позывных «мусульманского батальона», ни даже карты города. В аэропорту его командир дал ему нарисованную от руки схему движения и задание: оказать поддержку нашим бойцам, которые штурмуют дворец. Бойцов в нашей форме он не увидел, а по появившимся в поле зрения афганским солдатам открыл огонь на поражение. Он решил, что афганцы всех наших уже перебили…

В 10 часов утра нам принесли кучу гражданской одежды, которую насобирали в посольстве. Предложили одеваться и готовиться к эвакуации. Ходили слухи, что нас отправят в Ташкент.

Подогнали автобусы с наглухо задернутыми шторками. Поддерживая друг друга, мы вышли во двор, расселись по местам. В сопровождении БТРов выехали в аэропорт.

Я отодвинул занавеску и смотрел на Кабул. А он и не изменился: все так же работали магазины, дуканы и какие-то базарчики. На улице люди спокойно шли по своим делам. Как будто ничего и не случилось! И только на перекрестках стояли наши БТРы или БМП. На броне сидели наши солдатики, с интересом глазели по сторонам. Вокруг бронемашин толпились местные оборванные пацаны и попрошайки.

Ну и дела! В стране переворот. Всю ночь шла стрельба, столица наводнена чужими войсками, а местное население на все это никак не реагирует! Неужели им все равно?

До аэропорта добрались без приключений. Самолет нас уже ждал. Стали кое-как загружаться. Ходячие раненые, поддерживая друг друга, пошли по трапу. На носилках с капельницами заносили тяжелых. Мне досталось место у окошка. Бил озноб, сильно болела голова, тупая боль ворочалась в боку, в раненой руке. Потом пригрелся в кресле, напало какое-то равнодушие, оторопь… Рядом со мной через проход сидел парень из группы «А». Синюшно-бледный, он нянчил плотно перевязанную бинтами культю правой руки. Пуля попала в кисть, раздробила кость. Кисть руки ампутировали в посольской поликлинике. Потом, в Ташкенте, ему сделают еще одну операцию — ампутируют руку еще выше.

В задней части самолета в проходе ставили носилки с нашими тяжелоранеными ребятами.

В окошко я увидел, что к самолету подогнали грузовик, выгрузили на него что-то, закрыли борта. Сверху мне было видно, что там лежит тело, с головой накрытое брезентом. Труп. Кто-то умер по дороге, пока везли в аэропорт. Значит, в самолете перевозят пока только живых… Мертвым-то уже все равно. Им спешить некуда, могут немного и подождать…

Потом под крыло самолета в сопровождении иностранной легковой автомашины с посольскими номерами подъехал еще какой-то грузовик, с верхом груженный какими-то картонными ящиками. Из легковушки вышли молодые, прилично одетые ребята. Они нервно курили, переговаривались друг с другом, крутили головами, как бы дожидаясь кого-то. Один из них остался, а двое быстро пошли к самолету, но через пару минут возвратились. Затем подошла еще одна легковушка, и парни побежали к ней. Они долго так мыкались туда-сюда. Наконец отъехали в сторону, пропали из виду…

Казалось бы, мимолетный эпизод, но я почему-то запомнил этих ребят. С ними я столкнулся через несколько лет, когда был подключен к расследованию нашумевшего в свое время дела «Восток-инторга». Представители этой славной организации «делали» в Афганистане большие деньги на вымогательстве взяток с местных купцов за право торговли с СССР, на контрабанде, на валютных и спекулятивных операциях. Совершенно случайно тем хмурым утром 28 декабря 1979 года я оказался свидетелем того, как они пытались с самолетом, отвозившим раненых бойцов, переправить в Ташкент очередную партию контрабанды. Они наверняка знали, что этот самолет досматриваться никем не будет. Поэтому и приготовили целый грузовик товара. Но у них в тот раз все сорвалось. Может быть, возмутился командир корабля и экипаж… А может быть, просто не было места…

Когда я читал в материалах дела показания фигурантов о попытках отправить товар в Ташкент с ранеными и убитыми, я тут же вспомнил парня с ампутированной рукой, труп в кузове грузовика и этих сытых, богато одетых и уверенных в своей безнаказанности молодых парней на иномарке. Часть из этих «востокинтор-говцев» все-таки довели до суда и посадили в 1984 году. Но сидели они совсем чуть-чуть: почти всех их довольно быстро выкупили. Часть освободилась досрочно, кого-то отправили отбывать срок на этнические родины, где они моментально вышли на волю.

Ну а мы наконец взлетели. Самолет взял курс на север. Домой! Сидя у иллюминатора, я смотрел на расстилающуюся под нами гряду плотных облаков и пытался разобраться в своих ощущениях.

Свой офицерский долг я исполнил. Был в бою. Не испугался. Не прятался. Меня убивали, и я убивал. Значит, перед ребятами, перед сослуживцами не стыдно. Это радует. Теперь есть надежда, что меня, обстрелянного офицера-спецназовца, не обойдут стороной новые интересные задания, новые страны…

Судя по тому, что я могу самостоятельно передвигаться, раны мои вряд ли представляют серьезную опасность для здоровья. Так что и с этой точки зрения беспокоиться не о чем.