Дом на горе - Мусатов Алексей Иванович - Страница 21

• Предыдущая
• 21/77
• Следующая

— Какие там специалисты! — махнул рукой Фёдор Семёнович. — Хоть бы школьники азы усвоили, как увязать химию с сельским хозяйством… — И он спросил, как думает Мария Антоновна в новом учебном году вести занятия.

— А что, разве есть какие-нибудь изменения в программе?

— Программа пока не меняется… Но жизнь требует внести кое-какие поправки. Очень уж порой книжно и оторванно от живой практики преподаём мы свои предметы. И вы, Мария Антоновна, в особенности…

Преподавательница химии вспыхнула и сухо заявила, что она девятый год преподаёт свой предмет, ребята у неё преуспевают и переучиваться ей уже поздно.

— А придётся, Мария Антоновна… Всем нам придётся переучиваться… Жизнь того требует.

Хлеба между тем поспевали.

— Завтра начинаем уборку! — предупредила Марина членов своей бригады.

Ребята переглянулись и подтолкнули Костю: почему же о них бригадир не сказал ни слова?

— Марина! — выступил вперёд Костя. — Можно, и мы в вашей бригаде будем работать?

Марина внимательно осмотрела подростков:

— Попробуйте, коли охота… Посмотрю, какие вы до настоящей работы жадные…

— Слышали, что Марина сказала? — озабоченно спросил Костя, когда ребята возвращались с поля. — Уборка для нас вроде экзамена. Покажем себя — примут нас в бригаду, а сорвёмся — лучше и носа в поле не казать.

— Само собой! — согласился Паша. — Взялись за гуж — тяни-вытягивай.

— А нырки, легкоходы бригаде не нужны! — Костя грозно посмотрел на Алёшу. — И мы тебя, Прахов, силой не держим: жарко в поле — сиди дома, в тенечке, или за рыбой ходи… Вольному воля…

— Слово даю, больше этого не будет! — заверил Прахов, смущённый строгим тоном Кости.

Ребята подошли к колхозу.

В кузнечном «цехе» гулко звенело железо — Яков Ефимович с подручными заканчивал ремонт уборочных машин. Неожиданно в тишину вечера ворвался протяжный, воющий звук — это проверяли новую молотилку. Заново покрашенные в сизую краску крылатые жатки и лобогрейки, как большие птицы, мирно прикорнули под навесом, готовые с первым проблеском зари сняться и полететь в поле.

Ребята шли по улице, а навстречу им тянулись бригадные кухни, бочки-водовозки, подводы с сортировками. И всё это двигалось за село, к полевым таборам.

— Это как на фронте! — восторженно заключил Прахов. — Идут, идут, а утром как бабахнут… как дадут жару!..

Около колхозного клуба ребята столкнулись с Варей и Митей Епифанцевым, и те сообщили им новость: правление обратилось ко всем учителям и школьникам с призывом помочь колхозу в уборке урожая. Восьмой класс выходит в поле почти в полном составе.

— Вы как? Согласны? — спросила Варя. — Вас куда записать? На возку зерна или к молотилке?

— Здравствуйте, с добрым утром вас!.. — поклонился Костя. — Как спалось, что виделось?

— Я же серьёзно спрашиваю, — обиделась Варя.

— Да мы уже включились! — развеселился Алёша. — Давным-давно во второй бригаде работаем.

— У сестры?

— Вот именно! Она нас к комбайну ставит… целиком и полностью доверяет.

— К комбайну вас и на сто шагов не подпустят, — не поверил Митя.

Варя со смешанным чувством удивления и любопытства вглядывалась в Костю.

А может быть, и в самом деле мальчик не только сгоряча сболтнул тогда, что будет работать в поле вместе со взрослыми? Он же упрямый, Ручьёв, от своего не отступится…

— А вы как у сестры в бригаде — на время или постоянно? — осторожно спросила она.

— Там видно будет… — уклончиво ответил Костя.

Варя покачала головой и кивнула Мите:

— Запиши там Костину группу… да пойдём по домам — надо всех наших ребят поднять на завтра.

Они зашагали вдоль улицы.

— «Птенчика» будем звать? — спросил Митя, остановившись около дома Кораблёвых.

— Как же, обязательно! — решительно сказала Варя. — И брось ты, пожалуйста, эту кличку… Какой он «птенчик»!

— Что верно, то верно! — усмехнулся Митя. — Скорей бычок выше средней упитанности…

Витя Кораблёв сидел в горнице и плёл из конского волоса леску для удочки.

Выслушав Варю, он долго рассматривал леску — видно, соображал, что же ему ответить.

— Я бы с моим удовольствием, да вот на рыбалку собрался. И сестра хочет поудить! — Мальчик кивнул на сидящую у окна Галину, потом посмотрел на Варю: — Пойдём и ты с нами… Я такие места знаю — богатый улов будет!

— Нет уж, спасибо! Желаю тебе удачи! — сухо ответила Варя и потянула Митю к двери.

— Варюша, обожди минутку! — Галина Никитична поднялась и обратилась к брату: — Витя, а может, рыба потерпит?

— Так самое же время…

— Ничего, ничего… Порыбачим в другой раз. Наша рыба не уйдёт… Варя, запиши и меня, пожалуйста, в вашу группу.

— Галина Никитична, и вы с нами? — воскликнула Варя, выхватывая у Мити тетрадь. — На какую работу вас записать?

— А на какую угодно, — улыбнулась Галина Никитична. — Где больше ребят, туда и запишите…

Утром четвёрка приятелей чуть свет была уже в поле. Без конца и края тянулись спелые хлеба, перемежающиеся перелесками, коричневыми квадратами пара, делянками голубого овса и ярко-зелёной картофельной ботвы. Сейчас хлеба были волглые, сизо-дымчатые от росы, точно затянутые слюдяной плёнкой. Пока мальчики узкой полевой тропинкой пробирались к бригадному табору, их штаны и рубахи так намокли от холодной росы, будто ребята вброд перешли реку.

На углу делянки ребята заметили Марину Балашову. В том же белом платочке и голубой майке, что и вчера, она озабоченно оглядывалась по сторонам, то и дело трогала влажные колосья, и ребятам показалось, что бригадир со вчерашнего вечера так и не уходила домой.

— Переживает! — вполголоса заметил Алёша Прахов. — Наверное, всю ночь не спала.

— А ты как думал? Легко ли такой урожай убрать? — сказал Костя.

И правда, Марину многое беспокоило в это утро: подойдут ли вовремя колхозники, жатки, подводы, не запоздают ли комбайны из МТС? Особенно тревожила её обильная роса, выпавшая за ночь.

И мальчики, почувствовав душевное состояние бригадира, остановились поодаль.

Но Марина сама подошла к ним:

— Вы что это поднялись ни свет ни заря?.. Видали, росища какая, хоть купайся! Теперь жатву рано не начнем.

— Так и вы ни свет ни заря… — осторожно заметил Костя.

— Уж приметили… — усмехнулась Марина, потом вздохнула и задумалась. — А иначе и нельзя, ребята! За хлеб всегда душа болит.

Ветер за ночь утих. Колосья пшеницы стояли недвижимые, оцепеневшие и, казалось, совсем не замечали того оживления, что начиналось в поле. Тарахтя, проехали по дорогам жатки и лобогрейки и заняли свои боевые позиции по углам делянок. Около них, как орудийная прислуга, разместились вязальщицы снопов.

Подошли скирдовальщики с трезубыми вилами на плечах. Около полевого стана закурился синий дымок бригадной кухни.

И наконец со стороны МТС послышался рокот моторов.

— Комбайн, комбайн идёт! — восторженно завопил Алёша и полез на плечи Паше Кивачёву, чтобы первым увидеть машину. — Самоходный дали! Новенький!

— Пусти! Что я тебе — вышка, каланча?.. — Паша стряхнул Алёшу с плеч и деловито вгляделся в даль. — Сам ты самоходный! Самый настоящий «Сталинец». И не один, а два. На сцепе идут… А трактор гусеничный, «Челябинец».

Ребята помчались навстречу комбайнам. Окрашенные в голубоватый цвет, высоко вскинув коленчатые трубы для выгрузки зерна, они, точно корабли, величественно и неторопливо плыли в просторном пшеничном море.

Паша оказался прав: это действительно были два видавших виды комбайна «Сталинец», прицепленные один за другим. За комбайнами двигался полевой вагончик-общежитие, с дверью, с застеклёнными окнами, с койками, с радиоприёмником — комбайнёры любили жить прочно, домовито.

Комбайны и вагончик-общежитие тянул широкогрудый трактор «Челябинец», оставляя на полевой дороге ровные прямоугольники своих следов.

• Предыдущая
• 21/77
• Следующая