Кому улыбается океан - Санин Владимир Маркович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/30
• Следующая

К вечеру, пройдя канал за одиннадцать часов, «Канопус» подошел к Суэцу, радостно приветствуемый с набережной… на чистом русском языке. Было очень приятно встретить соотечественников — ощущение, которого не испытаешь на улицах Москвы, где соотечественники попадаются на каждом шагу. В Суэце, крупном промышленном центре Египта, живет и работает много советских специалистов, приехавших сюда с женами и детишками, и все они обязательно приходят в гости к советским морякам, потому что очень важно знать, какая в Ростове погода, уродились ли арбузы на Волге и почему «Спартак» проигрывает игру за игрой.

На следующий день они пришли на «Канопус», поговорили по душам и посмотрели самый свежий из имевшихся на судне кинофильмов — «Похождения Насреддина». Но мне на этой встрече побывать не довелось: слишком велик был соблазн совершить одну из самых интересных экскурсий в моей жизни. Об этом я и расскажу.

Несмотря на то, что Красное море, в котором сейчас переваливается с боку на бок «Канопус», встретило нас изнуряющей жарой, судовой врач Виктор Котельников может засвидетельствовать, что я нахожусь в здравом уме и отвечаю, следовательно, за свои слова. Я привлекаю в свидетели доктора потому, что признание, которое собираюсь сделать, может показаться вам несколько странным. Дело в том, что я теперь люблю акул. Более того, я испытываю к ним сентиментальное чувство нежности. Ибо только благодаря акулам мне удалось побывать в Каире и нанести визит пирамидам.

В плане по ассортименту, который «Канопус» имел в прошлом рейсе, акулы не значились, но, видимо, план доведен был до них с опозданием, и акулы, ничего не подозревая, лезли чуть ли не в каждый трал, чтобы по-дружески побеседовать с попавшей туда рыбой. Когда трал вытаскивали на корму, они спохватывались и начинали доказывать, что они здесь так, из чистого любопытства, рады, мол, познакомиться, примите уверения и давайте расстанемся друзьями. Но капитан Аркадий Николаевич Шестаков на ходу внес в план коррективы, и акулы попали в холодильную камеру.

Вообще говоря, акула — вкусная рыба, если уметь ее приготовить. Вспомните Хемингуэя и его Старика. Акулье мясо высоко ценится, и его охотно покупают. Возвращаясь в мае нынешнего года на Родину, «Канопус» большую часть акул оставил в Египте, а тонн двадцать привез домой: нужно ведь когда-нибудь распробовать этот деликатес. После короткого, но тяжелого объяснения с начальством Аркадий Николаевич вновь погрузил акул на судно и повез их обратно.

Благодаря именно этому обстоятельству «Канопус» сутки пробыл в Суэце. И вот мы, группа членов экипажа, сидим в кабинете мистера Мунира, начальника агентства, пьем кока-колу и ожидаем машину. На столе мистера Мунира три гипсовые обезьянки, застывшие в странных позах. «Ничего не слышу, ничего не вижу, ничего не говорю», — расшифровал мистер Мунир и тут же со вздохом добавил: — Если бы я следовал этому примеру, то не имел бы неприятностей». Мы подумали о том, что мудрую точку зрения мистера Мунира, безусловно, разделило бы немало обладателей служебных кабинетов, и вместе с Игорем, переводчиком советского торгпредства, уселись в любезно предоставленный нам «шевроле». Шофер Парис, смуглый молодой человек с кинематографическими усиками, дал газ, и машина, проскочив минут за двадцать Суэц, вырвалась на Каирскую автостраду.

В этот день я понял, что до сих пор у меня было удивительно наивное представление о жаре. Московская жара с ее максимальными тридцатью градусами и с киосками «Мороженое» на каждом шагу здесь, на автостраде, разрезающей Аравийскую пустыню, вызвала бы элементарный озноб с простудой и насморком. Несмотря на то, что машина мчалась со скоростью 90 километров в час, зной проник во все поры наших организмов, а когда Парис остановился у небольшого мотеля для заправки, мне показалось, что я начинаю плавиться. Было два часа дня и не меньше двухсот градусов в тени — я уверенно называю эту цифру и готов защищать ее до последнего вздоха. Даже привычные к жаре египтяне, служащие мотеля, старались держаться в тени — в Египте этому правилу следуют не только скромные люди. Дожди в этом районе бывают не чаще, чем снежные бури в Сухуми, и местное солнце жарит, потеряв стыд и совесть. Поэтому даже самые жароустойчивые египтяне относятся к нему с прохладцей. Это находит свое выражение в неожиданных для нашего уха изысканных сравнениях. Египтянин не скажет своей любимой: «Ты мое солнышко!» Упаси Бог! Любимая может подумать, что она доставляет своему избраннику сплошные неприятности. Поэтому у местных Ромео принято делать Джульеттам следующее заявление: «Ты моя лунушка!» И это заявление принимается благосклонно. Луна — это благородно, красиво и поэтично. Она напоминает о самом приятном прохладном времени суток. Об этом нам рассказал Парис, имя которого, между прочим, в переводе означает «красивый». Наш водитель — тезка гомеровского героя, из-за пылкости которого разгорелась Троянская война, и мы решили, что об этих лирических подробностях он рассказал с полным знанием дела.

Мы мчались по автостраде, раскланиваясь по дороге со старыми знакомыми — «Волгами», «Москвичами» и «МАЗами», которые здесь неплохо акклиматизировались. Вдоль автострады сооружается линия высоковольтных передач, и рядом с ажурными стальными вышками можно увидеть тракторы и бульдозеры, свидетельство о рождении которых написано на русском языке.

Аравийская пустыня, как и всякая пустыня, однообразна, скучна и неприглядна. И флора и фауна здесь несимпатичные: какие-то колючки и кустарники, змеи, шакалы да гиены, которых нам довелось увидеть, когда мы вечером возвращались обратно. Но кое-где пустыня начинает оживать: в нее приходит техника. Но ее еще мало, и она кажется случайной среди застывших в недобром молчании песков.

Полтора часа спустя мы въехали в пригород Каира. Жители Каира, как легко догадаться, убеждены, что их город красивейший на земле. Они, безусловно, правы, точно так же, как жители Парижа, Лондона, Ленинграда, Киева и всех остальных городов на свете, ибо нет такого человека, который не считал бы, что именно его город лучшее украшение земного шара. Но Каир действительно красив. Точнее — очень своеобразен. Наверное, нет такого второго города, в котором бы так причудливо переплетались седая древность и ультрамодерн. Рядом с многоквартирными стандартными корпусами и сотнями изящных особняков, каждый из которых построен по индивидуальному проекту, вдруг возникают мечети, кладбища, крепостные стены, которые были древними в период крещения Руси. Это сначала производит такое впечатление, словно ты оказался в киногородке, где по прихоти режиссера сооружены живописные древности из картона и папье-маше. Но такое впечатление мимолетно, и оно быстро исчезает. Древности настоящие, без подделок: крепость Саладина и мечеть Мухаммеда Али — такая же принадлежность каирского пейзажа, как Тауэр — лондонского, или знаменитая лестница — одесского.

Крепость Саладина, точнее — ее развалины, стали отправным пунктом нашего каирского турне. Вальтер Скотт полагал, что Саладин был наиболее симпатичным малым из всех врагов крестоносцев, который рубил головы неверным из самых чистых и благородных побуждений. Лично я думаю, что десятки тысяч крестоносцев, подвергнутых этой процедуре, были о Саладине другого мнения. Однако имя его приводило в трепет освободителей Гроба Господня, и даже Ричард Львиное Сердце, краса и гордость христианского рыцарства, вынужден был показать Саладину свою закованную в латы спину.

Крестовые походы — одна из величайших глупостей, позорящих богатую ими историю человечества. Ничтожные остатки битых крестоносцев возвратились домой с ощипанными перьями, но зато, как с восторгом пишут историки, привезли в Европу перец и лавровый лист. Сотни тысяч людей с благословения чудовищно невежественных попов шли черт знает куда сражаться за то, чтобы их потомки обжигали свои пасти восточным перцем и брезгливо выбрасывали из тарелок с супом лавровый лист. Согласитесь, что глупее ничего придумать невозможно.

• Предыдущая
• 6/30
• Следующая