Во мраке сверкающих звезд - Михайлова Евгения - Страница 15

• Предыдущая
• 15/49
• Следующая

– Ты чего? Садись.

Игорь сел напротив нее и серьезно спросил:

– Ты думала о том, что у тебя сегодня ничего не получается? И маман моя выступила, и осел твой притащился, и я опять в твою жизнь влез. Нет, хуже – в твой тихий праздник. Вот какую лепешку с ягодами ты себе купила, а мне отдаешь…

– Какие предложения? – поинтересовалась Карина.

– Может, мне уйти сейчас? И оставить тебя наедине с твоим праздником, с твоим фингалом… Извини, как-то так…

– Мило у тебя все получается. Но ты верно понял мои мысли. Я действительно думала о том, что все сегодня против того, чтобы я побыла одна, как собиралась. Даже я сама поступила против, когда поехала к тебе. Но сейчас мне с моим фингалом было бы очень тоскливо без тебя. Уж так получилось. И еще: никогда не называй человека ослом, собакой, свиньей и так далее.

– Ты обиделась за своего кренделя?

– Я в таких случаях обижаюсь только за животных. Они слишком чисты и прекрасны, чтобы сравнивать их с человеком. Давай выпьем, и я тебе прочитаю одно стихотворение. Интересно, ты знаешь его? Ты же на сценарном учишься.

– Давай хлопнем. Только не читай мне «Буря мглою небо кроет…». Мне не нравится ни буря, ни слово «кроет».

– Критик у Пушкина появился, – рассмеялась Карина и выпила шампанское. – А не замахнуться ли тебе на Шекспира? Нет, я хотела другое… – Она вдруг протянула через стол обе руки и положила их на его руки.

Игорь помолчал, потом освободил свои руки из-под ее ладоней и положил их сверху. Медленно, нежно сжал ее руки.

– Я не знаю, что это. Но мне понравилось.

– Это из «Саги о Форсайтах». Надеюсь, читал?

– Обидеть все норовишь? Не только читал. Сценарий собираюсь писать. Просто этого не помню.

– Это стихотворение Дезерта, поэта, влюбленного во Флер, который бежал от любви на Восток, разбив ей сердце.

– Серьезно? Как я мог пропустить! Поэзию не очень воспринимаю, но этого парня я хотел бы сыграть сам. Ты, конечно, скажешь, что я не подхожу? Что я валенок против него?

– Не скажу. Внешне я представляла его себе иначе. По сути вы вроде тоже непохожи. Но я не знаю, какой ты актер.

– А каким ты себе представляешь Дезерта?

– Как у Голсуорси. Сухощавым, типичным англичанином, страдающим поэтом, для которого стихи важнее любви. Жестким, ярким, глубоким, в общем… Из тех, кто разбивает сердца.

– Я, конечно, нет. Не разбиваю. – Игорь вдруг встал, поднял Карину, посмотрел на нее горячим и каким-то растерянным взглядом. – Я не знаю, как это сказать. Мы вроде совсем не подходим друг другу… Послушай, он же порвал тебе сарафан. – Игорь развязал пояс халата, раздвинул две части разорванного сарафана, встал перед Кариной на колени и, даже не прикасаясь к ее обнаженному телу, умоляюще посмотрел снизу вверх. – Не прогоняй меня! Я не смогу уйти.

– А как же родители, дедушка?

– Я успею. Они подождут…

…Когда он собирался утром, Карина смотрела на него сквозь опущенные ресницы, делая вид, что спит. «Боже! Какой же ты мне сделал подарок! Прекрасный, страстный, влюбленный мужчина, близость такая, как будто вместе пройден не один год, и нежность невыразимая… Такая, будто я его родила. Мне не нужно продолжения. Мне этой ночи достаточно на всю оставшуюся жизнь». Так она думала, когда он, склонившись над ней, легко коснулся губами ее щеки, обнаженного плеча и быстро пошел к выходу. Возможно, простившись навсегда. Это лучший из вариантов для того, чтобы не испортить то, что произошло. А чтобы не было больно, она просто выстроит в уме то, что им всегда будет мешать и о чем они забыли только один раз. Разница в возрасте (ее возраст!), ее склонность к одиночеству, ее опыт, который она тащит, как верблюд свои горбы… Он что? Он подойдет любой, даже семнадцатилетней королеве красоты из Латинской Америки. Почему оттуда? Потому что он и ей подойдет.

Отец Андрея Панина внешне был совершенно таким же, как сын: крупным, массивным, с неподвижным тяжелым лицом. Только седой ежик на голове, морщины на лбу, как трещины на прокаленной коже. И взгляд… Совсем другой взгляд. Не потаенный, не спрятанный, а откровенно острый и подозрительный. Он так и смотрел на сына и внука, которые вошли в прихожую. Андрей пожал ему руку, Игорь обнял. Дед похлопал внука по спине, взгляд явно потеплел, но тут же опять стал пронизывающим насквозь. Игорь отреагировал:

– Ты просверлил меня, деда. Я все жду, когда ты забудешь эти свои ментовские привычки.

– Что у вас произошло? – спросил Кирилл Панин сдавленным голосом агента 007.

– Произошло, папа, – ровно произнес Андрей. – Может, мы это не в прихожей будет обсуждать? Игорь совершил добрый поступок, а это чревато, сам должен понимать. Вот мы к тебе и пришли за советом. Куда нам можно пройти?

– Только на кухню. В комнате Тамара учит с Артемкой четверостишие: «Травка зеленеет, солнышко блестит…» Точнее, на этом они и застряли. Учительница велела за лето пять стихотворений выучить. Ну, нет у малого памяти. Не в меня. Тебя, Андрюша, конечно, мне некогда было учить, мать занималась. А вот Игорек все запоминал вроде раньше, чем я успевал прочитать.

– Ничего, – радостно улыбнулся Игорь. – Память, деда, не главное в жизни.

– А что главное?

– Тщательно пережевывать пищу. С этим нормально у твоего сына?

– Ты это брось, – сурово сказал Кирилл. – Шуточки свои оставь для дружков. А к моему сыну прояви, будь так добр, уважение. Ты ему вроде племянником приходишься, так?

– Да… Натворил ты дел, отец, – ровно произнес Андрей. – Я сам не могу понять, кто кому кем приходится.

– Пошли на кухню, – скомандовал Кирилл. – Пора вам доложить, чего вы натворили, умники.

За круглым кухонным столом отец и сын синхронно выпили по большому бокалу ледяного кваса и в четыре глаза уставились на Игоря, сидящего напротив с задумчивым и отрешенным видом. От кваса он отказался.

– Игорь, – произнес Андрей, – ты чего размечтался? Рассказывай отцу, мы вообще-то за советом приехали. Ты меня слышишь?

– Да. Я не размечтался. Просто думаю. Деда, а почему у тебя такое меню? На столе квас, в хлебнице черный хлеб. Может, у вас больше ничего нет в холодильнике? Может, тебя кинуло в сермяжную правду? Память у меня хорошая, тут ты прав, помню, что у классиков такое блюдо, когда хлеб топят в квасе, называлось «тюря». Если вы этим кормите Артемку, то он «Травка зеленеет» будет учить до восьмидесяти лет. Минимум.

– Пошутил? – спокойно прореагировал дед. – Мы нормально его кормим. Могу и тебе предложить полный обед, просто вроде рано и жарко…

– Нет, ты что! Я не хочу. Просто уточнил, чтобы иметь полное представление.

– Клоунаду кончай, а? Сейчас жена с сыном войдут, а вы еще ничего не рассказали.

– Да, – кивнул Игорь. – Начинаю свой скромный отчет. Понимаешь, помочь человеку захотелось… Сдуру.

Кирилл Панин слушал внука, напряженно сморщив лоб и сурово сдвинув брови. Тот рассказывал все образно, в лицах. Отставной генерал думал о том, как бы он отнесся к этой истории, к этому несерьезному парню, к легкой возможности обвинить его и в нападении, и в довольно распространенной уловке – выдать себя за спасителя. Если бы это был не его внук. Но поскольку это его внук, требуется точно выяснить, действительно ли Игорь спасал. Он ведь и хулиган, и большой придумщик…

• Предыдущая
• 15/49
• Следующая