Наследник фаворитки - Марчик Георгий - Страница 22
- Предыдущая
- 22/66
- Следующая
В душе Алика на миг шевельнулось что-то незнакомое, теплое. Сердце стучало, голова слегка кружилась, по телу разлилась истома.
«А как же деньги? — спохватился он. — Ни копья не осталось. Экая досада! Но не упускать же момента? Отдам как-нибудь при встрече…»
Чаши весов, на одной из которых была Любовь, а на второй — Деньги, нервно закачались…
— Поверь, мне очень неловко тебя просить… Видишь ли, я немного поиздержался в пути. Извини, ради… — смущенно закашлялся он. Чаша с деньгами перетянула…
— Какая чепуха! — воскликнула Лена. — Пожалуйста! Это все, что у меня есть. И больше ни слова об этом.
— Ты добрая, — обрадовался Алик, — ты самая лучшая.
На прощание он порывисто обнял Лену, поцеловал:
— До встречи, мое солнышко. Как мне будет не хватать тебя!
Он стоял у ее коттеджа до тех пор, пока Лена не скрылась из виду. В ее записной книжке были записаны вымышленные адрес и номер телефона Алика.
…С душевным подъемом, легко и празднично вбежал он утром по широким ступеням Дворца культуры, быстро прошел пустынный, сумрачный вестибюль с белыми, под мрамор, колоннами, направляясь к шикарным директорским апартаментам. Не без усмешки взглянул на группу оживленно судачивших уборщиц в синих халатах и как-то мимолетно при этом отметил, что уже одна эта скученность их не совсем обычна при таком грозном командующем.
Так, со светлой улыбкой на устах, и влетел, не стучась, в кабинет Дверьченко. Матильды в приемной не оказалось. Кабинет был пуст. Что-то враждебное, отчужденное почудилось в его торжественной величавой тишине, и Алик попятился. Будто кабинет, заставленный тяжелой дубовой мебелью, с массивной хрустальной люстрой, роскошным ковром на полу и кожаными черными креслами, был не кабинетом, а волчьей ямой, ловушкой, которая в любую секунду сомкнет за ним решетчатые железные челюсти.
Осторожно прикрыл за собой дверь и уже не прытко и бойко, как входил, а деликатно, в высшей степени предупредительно, едва ли не на носочках, Алик отправился восвояси по длинному паркетному коридору к выходу. Скорей, скорей. К солнцу, к свету. Подальше от греха, будь он неладен, этот директор со своими унтер-офицерскими замашками, волевыми усилиями и прочими атрибутами неуемной мелкопоместной власти.
— Бу-бу-бу, — приглушенно донеслось со стороны судачивших уборщиц. Алик мгновенно пресек невольное движение в их сторону с вопросом, повисшем на кончике языка, и прошмыгнул мимо, словно то был вовсе не он, а его тень, ненароком попавшая сюда.
На улице вздохнул с таким облегчением, будто удачливо выскочил из западни или проскочил засаду. Сердце медленно остывало от испуга. Ну и наваждение! Примерещится же такое среди белого дня. Дрожащими пальцами размял сигарету, вдохнул в себя клуб дыма, выдохнул и уж только тогда с облегчением, как мальчишка, громко, на всю улицу расхохотался. И еще некоторое время удивлял прохожих совершенно нелепой, идиотской улыбкой.
Увидев будку чистильщика обуви, отдуваясь, влез в нее, сел на скамейку, поставил ногу на подставку. Грузная темноволосая женщина молча принялась начищать его штиблеты. Она с таким рвением и усердием, неожиданным для ее солидного возраста и веса, наводила блеск, что все в ней колыхалось волнами, как при пятибалльном шторме. Алик по-царски протянул ей полтинник и поднялся. Но она не приняла щедрого дара — сунула сдачу в руку.
— Мне лишнего не нада, а тебе на девушек самому нада. Будь здоров, соколик.
— «Не нада» так «не нада», — кокетливо проворчал Алик, направляясь к телефонной будке.
Ему не пришлось задавать Ирине Васильевне наводящие вопросы. С первых же слов она выложила все новости. Предчувствие не обмануло Алика.
— Представляете? — волновалась она в телефон. — Представляете? — Алик повесил бормочущую трубку себе через плечо.
— Не представляю, — грустно сказал он через некоторое время в мембрану. — И вообще я в этих делах совершенно не Копенгаген. Я привык верить людям. Я буду верить им, если даже три четверти человечества окажутся законченными мерзавцами. Меня, к сожалению, скоропостижно отзывают. Так что я сегодня убываю…
На этом Алик посчитал законченной свою «великую культурную миссию» на ударную стройку. Впрочем, он на ней даже не побывал, так как не страдал любопытством.
Альянс физики и лирики
«А говорят, непроходимая тайга, — с иронией думал он. — Говорят, безлюдные места на сотни километров вокруг, а тут словно развороченный муравейник. Что творится на белом свете! Строят, строят, строят… Не успели одно закончить, начали другое».
Стало жарко. Снял и перебросил через руку серый итальянский плащ, потом снял и пиджак. Остановился. Поднял руку. Первая же грузовая машина резко затормозила. Алик устроился на высоком сиденье рядом с белобрысым шофером, совсем мальчишкой, тот дал газ.
— До леспромхоза подбросишь? — коротко, по-деловому спросил Архипасов.
— Километра четыре не дотяну. Дорогу туда ведем. — Шофер мотнул головой назад, к кузову, доверху наполненному гравием. — А ты командированный или работаешь там?
— Я из главка, — небрежно ответил Архипасов. — По части новой техники.
— Ясно, — уважительно протянул шофер. — Техники сюда гонят много. А без нее что сделаешь? Разве подымешь такую махину…
— Ну, как тут жизнь? — покровительственно спросил Алик.
— Да ничего, живем. Довольны. Наш брат здесь первый человек, — ответил шофер, доставая пачку «Беломора». — Заработки хорошие, жилье построили. Опять же интересно. Закуривайте.
— Я свои, — раздраженно ответил Алик. Терпеть он не мог такие разговоры: заработки, жилье, проценты, наряды, план. Вот и в словах шофера как будто прозвучал непостижимый укор ему. — Ты женат? — переменил он тему разговора, критически оглядывая паренька.
— А как же! — степенно кивнул тот. — Все, как полагается. Дочурке уже скоро год. В ясли носим. Моя супруга тоже работает — раздатчицей в столовой. Квартиру недавно получили. — В голосе и лице белобрысого шофера нескрываемая гордость. — Мы здесь познакомились, — словоохотливо продолжал он, — на танцах. Я ее пригласил — не пошла: «Я с рыжими не танцую…» Ох, меня заело…
— Сколько классов ты окончил? — с явным желанием щелкнуть по носу этого самодовольного мальчишку спросил Алик.
— Классов? — с веселым недоумением переспросил шофер. — Да я уж на третьем курсе заочного политехнического.
Алик насупился и больше вопросов не задавал.
Он выпрыгнул из кабины на землю, сильно хлопнул дверцей и двинулся вперед. Дорога вывела к небольшому лесному озерку.
Архипасов прошел к нему по мягкому травяному насту и несколько минут оставался подле озера. Его душе не были чужды красоты природы. Озерко после весеннего паводка до сих пор не вполне вошло в берега, вода еще удерживала прибрежные кусты, деревья. Было что-то трогательное в тонконогой кудрявой березке, которая, словно с разбегу забежавшая в воду юная девчонка, вдруг замерла на месте. Поодаль торчала из воды нелепо согнутая осинка. Вокруг озерка, как важные представители «лесной общественности», высились одинокие сосны, осины, дубы. С той стороны, откуда зашел Алик, была зеленая полянка, скромно расцвеченная ромашками. Ни ветер, ни насекомые не нарушали тишину. По темной глади воды, как стремительные конькобежцы, скользили длинноногие жучки.
— Да… — неопределенно молвил Архипасов. — Бывает же… — И бодро зашагал по длиннющему деревянному тротуару пустынной улицы мимо свежесрубленных домов, еще отливающих янтарной желтизной и резко пахнущих смолой.
Первоначально Алик намеревался отрекомендоваться представителем министерства или корреспондентом. Но, здраво все взвесив, отказался от этой мысли: она не сулила никаких конкретно ощутимых благ, но была связана с определенным риском.
- Предыдущая
- 22/66
- Следующая
