Запретный плод - Колесникова Наташа - Страница 43

Федченко согласно кивнул, хотя взгляд его был тревожен. Опекать дочку босса, когда у той какие-то любовные проблемы, — хуже не придумаешь! Она же может вытворить все, что угодно, а трогать нельзя. Но ответственность полная, черт побери!

Вернувшись домой, Муравьев недолго размышлял о том, чем будет заниматься в ближайшее время. Решил, что ужин сварганит чуть позже, может и яичницей обойтись. А сейчас — в ванну, в горячую воду, где можно будет расслабиться и подумать о том, что случилось.

Погрузив свое мускулистое тело в горячую воду, Муравьев прикрыл глаза, вспоминая события сегодняшнего дня и вечера.

Вот так он часто лежал в ванне, проигрывая в памяти сцены фильмов и спектаклей, которые предстояло сыграть. Разумеется, актер — человек зависимый, он должен уметь сыграть то, что хочет увидеть режиссер, что соответствует чужому пониманию ритма и настроения всей работы. Но хороший актер и сам вносит часть творчества в общий замысел режиссера, улучшая его. И только здесь, в ванной комнате, Муравьев мог полностью сосредоточиться на предстоящей роли; мысленно играя ее, останавливался на сложных эпизодах, варьируя манеру игры и пытаясь выбрать то, что лучше соответствовало всей работе.

Но теперь он проигрывал в памяти не сценарий, написанный другим человеком, а события своей реальной жизни.

В последние дни он интуитивно чувствовал, ждал — вот-вот может произойти что-то не очень приятное. Да тут и особой интуиции не требовалось, понятно было, Стернин — не тот человек, которые смирится со своеволием дочери. Очень обидным для строгого отца, известного бизнесмена.

Но как-то странно все это произошло. Во-первых, Таня предупредила его именно сегодня… Вряд ли она могла знать о точных планах Стернина. Или могла? Завела себе любовника из близкого круга банкира… Да нет. Подобные дела, при нынешнем отношении к олигархам, держатся в строжайшем секрете. Но Таня предупредила его, и в этот же вечер случилось нападение, тоже очень странное.

Сейчас, вспоминая свою драку с людьми, выдававшими себя за бомжей, Муравьев с удивлением понимал, что его даже не пытались ударить. Он нападал, он пару раз зацепил того, что был в шапочке, но противник только уходил от его ударов и делал это весьма профессионально! Только уходил.

И второй, в кепке, никакого вреда не пытался ему причинить. Ударил Маринку, да, но… все получилось так, будто это он, Игорь, нечаянно зацепил свою любимую девчонку!

Да это же спектакль, самый настоящий спектакль! А кто режиссер? Тот, кому выгоден был конечный результат. Кому он выгоден?

Муравьев резко открыл глаза, сел в ванне, всколыхнув густую пену. Черт побери! Таня хотела, чтобы он отправил Маринку домой, так оно в итоге и получилось. Так, да не совсем так!

Маринка уехала, обиженная на него и с синяком под глазом. В итоге он, Игорь Муравьев, выглядит в очень неприглядном свете.

Неужели Таня способна на такую подлость?!

Да ведь он почти наверняка знал, что она затевает против Стернина и Марины какую-то провокацию. Простой факт — он выполнил ее просьбу, более того, жил с Мариной, но никакого разговора о повышении гонораров не было. Даже намека на это не чувствовалось.

Муравьев включил душ, быстро ополоснулся теплой водой, потом пустил ледяную, потом снова теплую, снова ледяную, выскочил на коврик, быстро растер тело махровым полотенцем, надел халат, взял с полки мобильник и пошел в комнату. Об ужине он и думать забыл.

А мобильник лежал на полке не случайно — Марина обещала позвонить после разговора с отцом. А может, и вернуться к нему, если внятного разговора не получится. К такому повороту событий он был готов. Ведь чего хотелось? Поговорить с ее родителями, объяснить, что любит Марину и хочет быть ее мужем, «стеной», не хуже родительской, другом и опорой на всю жизнь. Но если они даже разговаривать не пожелают, получается совсем другой расклад. Тигра, конечно, глупо дергать за хвост, но если он сам будет постоянно рычать на них, нужно как-то защищаться. И нужно, и можно. Он чувствовал свою вину перед Стерниным потому, что Марина категорически отказывалась говорить с родителями, и получалось, будто охмурил девчонку бывалый ловелас. Сам бы так думал, будь у него взрослая дочь, сбежавшая с известным бабником… А вот если родители скажут, что вообще не желают знать его, что бы там ни было между ним и Мариной, тогда что ж… Он будет защищать свою любовь!

Долгое время он лежал на диване, то включал телевизор, то выключал, поглядывая на мобильник, пытался читать какой-то детективный роман — ничего не получалось. Вот уже десять вечера, одиннадцатый час пошел, а Марина все не звонила.

Ну и что там такое случилось?

В половине одиннадцатого он не выдержал, набрал номер ее мобильника. Позже уже будет неприлично звонить в чужую семью.

Долго слушал длинные гудки, чувствуя, как тревожно бьется сердце. Марина, если сама не могла позвонить, уж мобильник-то не должна была прятать далеко, зная, что он переживает и обязательно наберет ее номер!

— Да, Стернин слушает, — послышался в трубке густой бас. — Кто это?

— Добрый вечер. Игорь Муравьев вас беспокоит. Нельзя ли…

— Нельзя! — заорал папаша. — А ты, артист, учти, если когда-нибудь приблизишься к Марине ближе, чем на десять метров, — изничтожу гада! Припомню и ее синяк, и твою наглость, козел! За все сразу ответишь. Так что имей в виду! И бип-бип-бип — короткие гудки в трубке.

Муравьев выключил мобильник, тупо уставился на серый, давно погасший экран телевизора. Она поговорила с родителями, и… они убедили Марину, что он негодяй? Там у них и разговора никакого не было? А Петровна, она же вроде как его сторонница, хорошая женщина, и к ее мнению прислушиваются? А Таня, чего она хотела? Допустим, разбила их любовь, ну и что? Стернин как был самоуверенным банкиром, так и остался. Вряд ли она хотела просто напакостить ему, Игорю Муравьеву. Зачем? Ее собственностью он никогда не станет, да она и не стремилась к этому. Голова идет кругом, ни черта не понятно.

Но должно же быть какое-то объяснение этому?

Наверное, есть, только он его не знает.

Муравьев застелил постельное белье, лег. Но тут же сообразил, что вряд ли уснет, вскочил, сходил на кухню, принес початую бутылку водки, рюмку, наполнил ее и сел на постели, укутавшись одеялом.

Когда он вошел в павильон, вся съемочная группа была в сборе, но странное молчание царило в просторном помещении.

Кто-то нервно курил, кто-то играл в карманные шахматы, иные просто ходили взад-вперед, ожидая дальнейших приказов начальства. Селиванов сидел на диване в импровизированном кабинете бизнесмена Антона. Увидев Муравьева, поднялся, вяло пожал актеру руку.

— Он все же закрыл наш проект, — сказал Селиванов.

— Я понимаю, Вадим Андреевич.

— Знаешь, всю ночь я злился на тебя, представить себе не можешь, какими словами крыл… А утром понял — не в тебе дело. Извини, я честно признался.

— Это вы меня извините, Вадим Андреевич. Тоже скажу вам честно — я влюбился как последний дурак. И был счастлив. Но кому-то этого сильно не хотелось.

— Понимаю, все понимаю, хрен их поймет, этих богачей… Но ведь обидно, черт побери! Он же обещал мне полнометражный фильм, если что-то получится, и ведь получалось! Она же прекрасно играла! О том, что будет сниматься в моем фильме, и речи не было, но я бы ее взял. Талантливая девчонка. У вас отличный тандем получается…

Сушина сидела в кожаном кресле неподалеку, разглядывая свои ярко-красные ногти.

— Игорь, ты бы рассказал, что вчера случилось, — сказала она, не поднимая головы. — Из-за чего Стернин так ополчился на всех нас?

— Тебе, Таня, я меньше всего хочу что-то рассказывать, — громко сказал Муравьев. — И с этого дня — меньше всего хочу видеть тебя, понимаешь, да?

— Я думаю, ты еще не раз пожалеешь об этом, Игорек.

— Ты о себе подумай, Таня, — сказал Георгий Валентинович, пожилой актер Малого театра, игравший роль криминального авторитета. — О своей душе подумай.