Даурия - Седых Константин Федорович - Страница 96
- Предыдущая
- 96/203
- Следующая
И в эту минуту ударили по нему с двух сторон красногвардейские пушки. Били они с расстояния в триста — четыреста метров. Два снаряда сразу же угодили в паровоз, пробили броню и разорвались в его огненном чреве. Огромное облако белого пара рванулось к небу, окутало все вагоны, ослепив семеновских артиллеристов. Красногвардейцы закричали «ура».
Не помышляя о сопротивлении, семеновцы выскочили из бронированных коробок и побежали врассыпную на юг. Когда рассеялся пар, их заметили и стали обстреливать. А потом за ними пустились в погоню кавалеристы Кларка, находившегося за бугром на одной линии с красногвардейскими пушками. Скоро они переловили всех уцелевших семеновцев, среди которых было человек пятнадцать японцев, усатый великан черногорец, два горбоносых румына, китайцы и даже один грек. Красногвардейцы разглядывали пленных и смеялись:
— Вот это да!.. Со всех стран по солдату. И где только Семенов их выкопал?
— На Харбинской барахолке… Румыны-то: хвати, так скрипачи, ребята.
— А грек наверняка шарманщик…
— Нет, он скорее всего краденое скупал… Спроси-ка его, за каким чертом он воевать пошел?
Совсем другие разговоры шли у захваченного бронепоезда. Низенького роста красногвардеец, в желтых обмотках, с винтовкой за плечами и двумя гранатами на поясе, громко сетовал:
— Эх, путь-то не вовремя разобрали! Знать, так повременили бы. И ловко же товарищ Лазо придумал. Только что теперь с этими коробками делать будем?
— Революции служить заставим. Повернем пушки в другую сторону — приходи, кума, париться…
Во второй половине дня показались еще два неприятельских бронепоезда. С большого расстояния принялись они обстреливать разъезд. Но когда красные артиллеристы влепили в один из них пару снарядов, они уползли обратно и больше не появлялись. Только кавалерийские разъезды маячили до позднего вечера на дальних увалах и сопках.
Предвидя, что скоро Семенов обрушится на него всеми силами, Лазо развил кипучую деятельность. После личной рекогносцировки окрестностей занялся он укреплением своих позиций. На случай обходного движения семеновской конницы выдвинули на сопки справа и слева от линии два небольших отряда. Батарейцы перевезли свои пушки на новое место, оборудовали наблюдательные пункты и связали их с батареей телефонными проводами. На разъезде, позади первой линии окопов, рыли вторую, строили блиндажи, способные выдержать прямое попадание трехдюймового снаряда. Беседуя с красногвардейцами, Лазо говорил:
— Завтра, товарищи, легкой удачи не будет. Зарывайтесь поглубже в землю! Сейчас попотеем, да зато в бою уцелеем.
XXI
Умытая первым обложным дождем, радостно зеленела неоглядно широкая степь. Голубое от края до края, отступило на огромную высоту и казалось бездонным залитое светом небо. Сверкая, переливался нагретый воздух, сплошными коврами цвели на буграх подснежники, пели жаворонки, синели в лощинах озера, белые чайки вились над ними.
Шумно и людно было в тот день на широких степных дорогах. Преследуя разбитого у Адриановки и Могойтуя противника, красногвардейские части на широком фронте подходили к Онону. Краснели в летучей пыли знамена пехотных колонн, сверкали штыки, далеко разносился глухой и мерный топот. Молодцеватые, окрыленные успехом бойцы шагали размашисто и легко. Обгоняя их, проносились с веселым цоканьем копыт эскадроны конницы. А впереди, за конусообразными невысокими сопками, все бухали и бухали тугие пушечные удары, горели подожженные семеновцами переправы на Ононе, кружились в задымленной синеве и тревожно перекликались орлы.
По тракту, проходившему рядом с железнодорожной линией, двигалась большая колонна Дальневосточного социалистического отряда. Возглавляли колонну коренастые, широкоплечие люди в бескозырках и темно-синих форменках, шагавшие четким, кованым шагом. Грудастые, рослые лошади — по восемь штук в упряжке — везли четыре дальнобойных морских орудия и зеленые зарядные ящики на высоких колесах. Не жалея усилий, помогали лошадям на подъемах и спусках бравые артиллеристы с карабинами за плечами.
На придорожный, усеянный бело-синими подснежниками курган, впереди колонны, вылетела группа всадников на рыжих и гнедых конях. Завидев их, матросы распрямились, пошли веселее. Плотный усатый командир в коричневой кожанке, шагавший сбоку колонны, узнал в одном из всадников Сергея Лазо. Поправив на голове бескозырку, повернулся он к матросам, скомандовал:
— Даешь, братва, песню! Вижу впереди командующего.
Тотчас же в середине колонны встрепенулся щеголеватый молодой морячок, с закрученными в колечки черными усиками, с отчаянными серыми глазами. Тряхнув головой, набрал он полную грудь воздуха и завел высоким, удивительно чистым голосом:
Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут…
— Варшавянку запели! — сказал на кургане Лазо, обращаясь к своим ординарцам, и на смуглом лице его заиграла довольная юношеская улыбка. Он глядел на подходившую колонну и с неизведанной прежде гордостью думал о том, что все эти сильные и мужественные люди идут, подчиняясь его приказу. От этого он почувствовал себя вдруг безмерно счастливым и порывисто привстал на стременах. «Как я счастлив! Как я счастлив!» — говорил он себе, вслушиваясь в торжественный и суровый, всегда волновавший его напев. А в песню уже врывались легко и стремительно десятки других голосов.
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут, —
самозабвенно и радостно выговаривали высоко взмывшие тенора и, словно накатывающийся раскатами гром, с грозной решимостью вторили им басы. Еще не замерли в знойном воздухе страстно звеневшие подголоски, как вырвался из глубины колонны гордый мужественный припев. И долго бушевал над степью могучий прибой голосов:
На бой кровавый, святой и правый,
Марш, марш вперед, рабочий народ!..
На баррикады! Буржуям нет пощады.
Марш, марш вперед, рабочий народ!
Лазо галопом спустился с кургана. Круто осадив гнедого с белой звездой на лбу коня, поздоровался с переставшими петь матросами. Крепко отбивая шаг, держа равнение, они ответили дружно и преданно:
— Здравствуйте, товарищ командующий!
Командир в кожанке, поправляя маузер на боку, подбежал к Лазо:
— Прикажете остановить колонну?
— Ни в коем случае, товарищ Бородавкин. Надо спешить и спешить. Бронепоезд «За власть Советов» и красногвардейцы Недорезова ворвались в Оловянную. Семеновцы удрали за Онон и спешно укрепляются на прибрежных высотах. Нужно сбить их оттуда как можно скорее. На ваших матросов я крепко надеюсь. У нас нет ни лодок, ни паромов. Матросы должны по фермам взорванного моста перебраться на ту сторону сегодня ночью. Это трудно, но возможно. Прибыв в Оловянную, немедленно осмотрите мост и подступы к нему на обоих берегах. Вечером доложите мне свой план броска через реку.
— Ясно, товарищ Лазо! Разрешите догонять колонну?
— Догоняйте, — откозырял ему Лазо и поехал навстречу артиллеристам, среди которых уже заприметил знакомую фигуру Федота Муратова.
— Ну, казак, ужился с матросами?
— Ужился, — расплылся в улыбке Федот. — Это такие парни, которым сам черт не страшен. А я таких обожаю — воевать с ними одно удовольствие… Понеслись вчера на нашу батарею семеновцы с пиками наперевес. Было их человек триста. Летят они с фланга, а у нас в прикрытии ни одного тебе пролетария. Жуть меня взяла, а морячки не растерялись. Повернули моментально свои пушки и окропили их в упор картечью, да так, что человек двести положили. Хорошо стреляют и труса никогда не празднуют.
— Вы ему шибко не верьте, — обратился к Лазо круглолицый, с желтыми усиками матрос и со смехом добавил: — Это он подмазывается к нам, боится, чтобы его из батареи не вытурили, как самую последнюю контру.
— А разве есть за что?
— Водку любит, а мы трезвенники. Зарок у нас — пока не угробим Семенова, ни капли в рот не брать…
Уезжая от артиллеристов, Лазо слышал, как Федот с обидой в голосе выговаривал матросу:
- Предыдущая
- 96/203
- Следующая