Даурия - Седых Константин Федорович - Страница 97
- Предыдущая
- 97/203
- Следующая
— Осрамил ты меня, Васька, а еще другом считаешься. Теперь мое дело — хоть сквозь землю провались. И какой тебя леший за язык дернул?
— А ты не пей, если другом быть хочешь, — наставительно сказал матрос.
«Серьезный морячок», — рассмеялся про себя Лазо и обернулся, чтобы еще раз поглядеть на него.
Через полтора часа он был уже в расположении Первого Аргунского полка, вновь сформированного и приведенного на фронт бывшими его офицерами, большевиками Метелицей, Богомяковым и Бронниковым. Аргунцы стояли в степи под Цугольским дацаном — известным на все Забайкалье буддийским монастырем, — а штаб их разместился в заезжем монастырском доме.
Увидев с пригорка дацан, Лазо остановился и долго разглядывал поразивший его своей архитектурой красно-белый трехэтажный храм, над которым носились большие голубиные стаи. Черепичная крыша храма с круто загнутыми кверху углами, с белыми трубами в жестяных колпаках, увенчанная в центре башенкой, напоминала ему китайские пагоды, снимки которых он видел совсем недавно, просматривая в библиотеке читинского музея «Летопись войны с Японией».
— Ты знаешь, товарищ Лазо, сколько в дацане живет лам? — спросил его один из ординарцев.
— Каких лам?
— Ну, монахов по-нашему… Их ведь тут пятьсот человек. Один другого жирнее да толще. Бывал я прежде с отцом на бурятских праздниках и нагляделся на этих бездельников. Они тут против нас такую агитацию разводят, аж уши вянут. А буряты — народ темный, верят им, из-за этого и чураются нас, хотя только с нами и по пути им.
— Постараемся пресечь эту агитацию. Подберем преданных нашему делу грамотных бурят и пошлем по улусам. Сегодня же я посоветуюсь на этот счет с кем следует, — сказал Лазо и, хлестнув коня нагайкой, помчался в дацан.
Заезжий монастырский дом стоял среди обширного, обнесенного оградой из серого камня двора. В одной из его просторных и неприглядных комнат с небелеными стенами сидели за длинным некрашеным столом комиссар полка Георгий Богомяков и Василий Андреевич Улыбин. Они пили из зеленых солдатских кружек горячий чай и вели разговор о Лазо.
— Удивляюсь необычайной выносливости этого человека, — говорил кареглазый и курчавый, порывистый в движениях Георгий Богомяков, всеобщий любимец полка. — Он все время на ногах, все время в движении. Он не спал две ночи и определенно не уснет до тех пор, пока мы не перейдем Онон. Казалось бы, ему давно пора свалиться от усталости, а он все носится по степи из части в часть. Пока я не познакомился с ним поближе, меня смущала его молодость. Но в данном случае она не помеха, а великое преимущество.
— Преимущество, да еще какое! — улыбнулся в густые каштановые усы Василий Андреевич и расстегнул воротник своей гимнастерки. — Я вот, к примеру, чуть что, и расписался, а Сергей усталости не знает. Но меня удивляет не эта его железная выносливость. Я поражен его необычайной, многогранной одаренностью, редким и счастливым сочетанием самых благородных человеческих качеств. От него так и веет интеллектуальной мощью, высокой нравственной красотой. Он прекрасный математик, блестящий шахматист, непревзойденный оратор и вместе с тем невероятно скромный, до смешного застенчивый в быту человек. Я знаю его уже полгода и все не перестаю в душе восторгаться им, радоваться, что есть в нашей партии такие люди.
— Я не знаю всех его способностей, но знаю, что он определенно родился полководцем, — сказал, поднимаясь, Богомяков. — Бой под Адриановкой показал, на что он способен. А ведь человеку только двадцать три года и за плечами у него не академия генерального штаба, а всего лишь школа прапорщиков военного времени.
— Да, под Адриановкой он сделал смелый и неожиданный ход. Исключительно вовремя бросил он ваш полк в тыл противника, когда, забыв о своих флангах, Семенов стремился во что бы то ни стало захватить станцию. Сколько верст вы тогда прошли за сутки?
— Не меньше ста двадцати верст. Мы вырубили до двух батальонов семеновской пехоты и наделали такого переполоха, что атаман сразу повернул назад. От пленных потом мы узнали, что наш полк показался ему за дивизию, как прошлись мы у него по тылам с правого фланга на левый…
— Я видел Сергея на митингах и видел в бою, — помолчав, заговорил Василий Андреевич. — Если, стоя на трибуне, он умеет находить самые простые и доходчивые слова, то в бою умеет быстро принимать правильные решения и почти мгновенно находить способ осуществить их. Он расчетлив, распорядителен и абсолютно бесстрашен…
В это время в комнату, гремя шашкой, вошел командир полка Метелица, красивый широкоплечий человек в серой каракулевой папахе. Услыхав последние слова Василия Андреевича, он рассмеялся и сказал:
— Абсолютно бесстрашных людей, товарищи комиссары, по-моему, вообще не существует. Это просто красивая фраза — не больше.
— Ну, это как сказать, — загорячился Богомяков.
— Да ты сперва выслушай, что я тебе скажу, — присел к столу Метелица. — Я видел в своей жизни много смелых командиров. Видел азартных и отчаянных, которые везде и всюду бросаются первыми в бой. Наконец, я встречал просто хладнокровных и мужественных людей. Но даже и там всегда бросалось в глаза, что хладнокровие их напускное, спокойствие необычное. Никогда они не забывали и не могли забыть, что подвергают себя опасности.
— А вот представь себе, что Лазо не похож на таких людей.
— Это верно, — поддержал Богомякова Василий Андреевич, — в самом опасном положении Сергей остается в сущности таким же, как всегда. Никакой напряженности, никакого волнения ты не увидишь на его лице. Он так спокоен, так внимателен ко всему происходящему, словно не знает и не хочет знать, что его могут убить. Иногда мне кажется, что ему совершенно безразлично — останется он в живых или нет.
— Нет, таким он представляется только тебе. На самом же деле он просто владеет нервами лучше нас, грешных. А страх смерти — это такая штука, которая живет и будет жить в каждом человеке.
— Страх страхом, — ответил ему Богомяков, — но есть чувство более сильное, чем страх.
— Например?
— Например, чувство ответственности за порученное дело, чувство долга. Когда мысль всецело занята этим, люди просто забывают о такой неприятности, как смерть. Лазо, по-моему, относится именно к этому сорту людей.
— Возможно, не отрицаю, — согласился Метелица и, взглянув в окно, воскликнул: — А вот и сам виновник нашего спора пожаловал. Ничего не скажешь, легок на помине.
Лазо быстрыми шагами вошел в комнату, негромко, слегка картавя, поздоровался:
— Здравствуйте, товарищи! — И сразу же обратился к Василию Андреевичу: — И когда ты успел обогнать меня? Давно здесь?
— Да уже часа два.
— Пока я не забыл, попрошу тебя провести такое дело. В ближайшие два-три дня возьми на учет всех красногвардейцев из бурят, выбери из них самых грамотных и разошли их по окрестным улусам. Пусть они расскажут своим сородичам о том, что представляет из себя Красная гвардия, за что она воюет с атаманом Семеновым.
— Хорошо, сделаю.
— Ну а теперь, товарищи, рассказывайте, каковы у вас здесь дела? — обратился Лазо к Метелице и Богомякову.
— Дела неплохие. Ни одного семеновца на этом берегу Онона не осталось, — вытянув руки по швам, сказал Метелица.
— Разведку на ту сторону не посылали?
— Послали. Выбрали десяток самых смелых казачков, которые не боятся воды, и перемахнули они у нас через Онон вплавь.
— Без коней?
— Нет, почему же без коней. Именно с конями. Иначе здесь не переплыть — течение слишком быстрое. Хорошие кони с ним справляются, а люди не могут. Наши хлопцы переправлялись, вцепившись в хвосты и гривы. Скоро должны они таким же манером назад вернуться.
Лазо на минуту о чем-то задумался, затем спросил:
— Ну, а если взять да пустить по следам разведки весь ваш полк? Возможно это?
— Попытаться, конечно, можно, но дело рискованное. У кого кони к воде привычны, те переплывут, а за остальных не поручусь, перетонут.
— Я вас очень прошу подумать над этим. Если бы удалось хоть половину полка переправить на ту сторону, мы легко сбили бы семеновцев с сопок у линии железной дороги. Иначе там с нашей стороны будут большие жертвы — реку придется форсировать под огнем. Топтаться на месте нам некогда, мы должны наступать, чтобы покончить с Семеновым прежде, чем окажутся у нашей границы японские дивизии из Мукдена и Порт-Артура. Быстрым разгромом семеновской банды мы лишим их удобного повода для вторжения в Забайкалье.
- Предыдущая
- 97/203
- Следующая
