Охотники до любви - Сегаль Валерий - Страница 8

• Предыдущая
• 8/22
• Следующая

Он видел вокруг себя лишь страдания и смерть. Он заметил, что большинство гребцов погибает в первые же две-три недели, а потому удивился, когда его сосед справа выжил и в одно прекрасное утро вполне осмысленно осмотрелся по сторонам. Деймос подумал, что сама судьба посылает ему наконец товарища по несчастью и собеседника, как когда-то Дантесу она ниспослала аббата Фариа. Поэтому он и не сумел сдержать гневного восклицания, увидев, как едва ожившего Концентрика немедленно избивают плетью.

Появление собеседника хоть ненамного скрасило страшную жизнь Деймоса. Что же до Концентрика, то возвращение ясного сознания лишь помогло ему ощутить весь ужас своего положения. Сила и выносливость его были теперь почти беспредельны, что однако облегчало ему существование лишь физически, но отнюдь не морально. Беседы с Деймосом также не приносили утешения: Деймос проклинал все на свете и грозился камня на камне на Земле не оставить, если ему каким-либо чудом удастся вырваться из этого плавучего ада. Он постоянно ругал себя за то, что посчитал привлекательной жизнь, описанную в старинных книгах. Теперь, вспоминая и анализируя те книги, он ясно видел, что, как правило, в них описывалась сплошная череда ужасных преступлений, но он, сидя в своем уютном кабинете, не замечал этого, и выделял в этих романах лишь их самые симпатичные стороны. Теперь он понимал, что мушкетеры и гусары, флибустьеры и дикари, колонизаторы и конкистадоры — все герои прочитанных им книг были просто-напросто убийцами и насильниками. Деймос утверждал, что человеческое общество отнюдь не случайно, а следуя заложенному в нем инстинкту самосохранения, изжило физические контакты между своими отдельными представителями.

Сходные настроения охватывали, впрочем, и самого Концентрика.

Его сосед справа не выходил из состояния спасительного безумия. Он жалобно лопотал какую-то чушь и тяжело, прерывисто дышал. Через несколько дней, после очередного перехода он медленно склонил голову на весло и затих. К тому времени это была уже не первая смерть на глазах у Концентрика, но впервые умер его ближайший сосед по веслу. Подошел плотник с молотком и долотом и «освободил» отмучившегося от оков, а затем двое матросов выкинули труп за борт. На смену умершему помощники боцмана тут же привели из трюма испуганного, тщедушного, заведомо обреченного на смерть юношу.

Со своих мест Концентрик и Деймос не имели возможности обозревать всю галеру, но насколько они могли судить — здесь редко кто протягивал более двух недель. Безумие и смерть царили кругом.

Но должно же все это было преследовать хоть какую-то цель! Концентрик и его новый друг тщетно силились проникнуть в смысл происходившего.

Каждый из них смутно припоминал, что на изучавшейся им когда-то карте мыс Галапагос был окружен множеством островков, не охваченных нуль-связью. Теперь они догадывались, что галера путешествует между этими островками. Они видели, что время от времени галера заходит в какие-то причудливые порты с удивительными средневековыми поселениями или крепостями, пышными тропическими зарослями или пальмовыми набережными. Они видели также, как во время стоянок на галеру по трапу гонят толпы грязных, раздетых, закованных в кандалы рабов; и это было страшное зрелище, увы, хорошо понятное Деймосу и Концентрику. Но нередко по трапу поднимались женщины. Их также сопровождала охрана, но их не били, не погоняли, были они чистые, ухоженные, в большинстве своем — хорошо одетые. Женщины также восходили на галеру толпой — по двадцать, по тридцать, иногда по пятьдесят человек. Вот этого Концентрик с Деймосом уже не понимали.

Но вот однажды, когда умер очередной сосед Концентрика справа, на его место посадили немолодого уже, сурового человека. Прежде чем взяться за весло своей загрубевшей, но не слишком сильной рукой, он громко воскликнул:

— Будь проклят Южный Блядовитый океан! Будь проклят день, в который я сюда прибыл! Будь проклята Островная Империя!

Концентрик и Деймос переглянулись: этот человек вероятно впервые попал на галеры, но несомненно он не был новичком в здешних водах. Однако их надеждам узнать что-нибудь от своего нового соседа не суждено было сбыться. Этот немолодой и недостаточно выносливый человек не выдержал первого же перехода. Уже через несколько часов его стоны перешли в характерный в таких случаях хрип, он задыхался, и изо рта у него выступала кровавая пена. Он не дожил даже до своего первого перерыва, и помощники боцмана со страшными проклятиями выбросили его на корм акулам.

А через несколько дней после этого происшествия Концентрика с Деймосом разлучили. Вероятно, надсмотрщики заметили, что они беседуют и, тем самым, расходуют драгоценную энергию (принадлежащую не им, а их владельцам!) во время, отведенное для отдыха. Поэтому Концентрика расковали и перевели на другое весло. Теперь ему отвели место у самого прохода, с которого он не мог даже видеть Деймоса.

Концентрик тяжело переживал эту утрату. Оказалось, что раньше он и не понимал, какой неоценимой поддержкой являлся для него Деймос. Теперь он по-прежнему ежедневно, по многу часов подряд ни на секунду не выпускал из рук свой конец неимоверно тяжелого весла: налегал на него всей тяжестью, чтобы освободить весло из воды, выжимал его, чтобы опустить весло в воду, тянул его на себя, толкал от себя, гремел цепью и наращивал свои уже и без того гигантские мускулы, в то время как менее выносливые умирали от той же работы. А во время перерывов он молча взирал на царивший кругом кошмар. Он потерял ко всему интерес и перестал думать об окружающем. От одиночества он, по-видимому, смирился с безнадежностью своего существования.

Концентрик часто вспоминал, как в школе им преподавали библию. Считалось, что эта книга является ценной частью культурного наследия прошлого, а многие ее мысли якобы актуальны и поныне. Теперь Концентрик вспоминал, что библия учила воздавать добром за зло, и эта мысль днем и ночью не давала ему покоя. Учитель всегда подчеркивал, что это очень приятно — воздавать добром за причиненное тебе зло. Концентрик искал в этой мысли здравое зерно, но не находил.

Так проходили недели, а вероятно и месяцы.

Концентрик часто видел один и тот же сон. Снилось ему, что он снова в школе, и постаревший за прошедшие годы учитель вновь объясняет ему, что прежде все дети росли вместе со своими родителями; и это было хорошо, потому что мамы и папы охраняли детей, предостерегали их от ошибок, всячески их оберегали. Но в современном обществе, пояснял учитель, необходимость в этом отпала, так как детям теперь не грозят никакие неприятности. А потом откуда-то появлялись мужчина и женщина, и были они именно такими, какими Концентрик представлял себе в детстве своих родителей: женщина с ласковым, чуть усталым лицом и мужчина с добрыми и мудрыми глазами. Потом женщина начинала плакать, а после рыдала и причитала, и умоляла, чтобы Концентрика не забирали на галеры и не били. Женщина то удалялась, то приближалась опять, ее облик все расплывался, становился все более смутным, затем она исчезала совсем, а Концентрик уже слышал боцманский свисток и команду «По-одъе-ем!», и он окончательно просыпался на своей скамье и с трудом отрывал голову от весла, служившего ему по ночам чем-то вроде подушки.

Потом этот сон отпустил его, потому что Концентрик уже не способен был видеть во сне что-либо доброе. Теперь ему снились темные беззвездные ночи, охота на человека, зигзаги молний, разрезающие черный небосвод, и теплый пьянящий запах крови. И он просыпался с искусанными губами и вкусом крови во рту.

И еще один сон преследовал Концентрика постоянно. В нем он видел бесконечные ряды голых изможденных людей с серыми безжизненными лицами. Они одинаково чинно сидели на скамьях и смотрели куда-то вдаль. И не было конца этим рядам и счета этим людям. И был этот сон самым страшным, хоть он и не нес в себе никакого содержания.

Однако все на свете имеет конец: приближалось событие, которое вернуло Концентрику свободу.

• Предыдущая
• 8/22
• Следующая