100 великих женщин - Семашко Ирина Ильинична - Страница 40

• Предыдущая
• 40/146
• Следующая

Наконец, терпение Жюльетты иссякло. Не желая больше терпеть измен, мадам Рекамье под предлогом нездоровья воспитанницы уезжает в Италию. С ней следуют туда и её новые поклонники Баланш и Ампер. Вдалеке от возлюбленного её сердце успокаивается в кругу верных друзей. Через два года Жюльетта возвращается в Париж и выдаёт воспитанницу замуж. И вот уже совершенно седая, но по-прежнему в белом платье она вновь встречается с Шатобрианом. Но чувств больше нет, все отболело, и ничто уже не может смутить их дружбы. Да и остальные поклонники плавно перешли в статус хороших друзей, которые старятся и умирают вместе с неумолимо бегущим временем. И только принц Август по-прежнему шлёт слегка ревнивые и влюблённые письма: «Я слишком люблю правду, чтобы её осуждать, даже если она меня ранит, но я должен сознаться, что не достиг совершенства, нужного, чтобы переходить так быстро от одной симпатии к другой… Найдя такого любезного утешителя, как г. Шатобриан, Ваша тоска, я уверен, не будет долгой, и после того, как Вы обретёте г. Шатобриана, Вы займёте видное место среди миссионеров…»

Жизнь мадам Рекамье растворилась в тысячах голосов и лиц людей, знавших и любивших эту женщину. А ведь сама она вроде бы ничего собой не представляла.

Двадцать четвёртого марта 1866 года на рассвете по тихим улочкам Елабуги следовала похоронная процессия. Хоронили отставного штаб-ротмистра Литовского уланского полка Александра Андреевича Александрова. В гробу покоилось старое-престарое существо в чёрном строгом сюртуке. Вслед за гробом поручик резервного батальона, квартировавшего в городе, нёс на маленькой подушечке солдатский орден Георгия пятого класса. Похоронили Александрова со всеми подобающими воинскими почестями. И только дородный священник в фиолетовой рясе, помахав кадилом, скороговоркой, невзначай, словно уличая в ошибке самого Бога, упомянул имя новопреставленной рабы божией Надежды.

Трудно сказать, чьей вины было больше в трагической судьбе Надежды Дуровой — природы, которая иногда любит неудачно пошутить, или родителей, особенно матери, которая с первого взгляда невзлюбила первую дочку.

Отец Андрей Васильевич, командир эскадрона гусар, был беден, простоват и добр. На одном из постоев в Полтавской губернии, — а гусар, как известно, городские кумушки привечали, — ему приглянулась красивая дочь помещика Александровича. Получив отказ вступить в брак, молодые бежали из родительского дома, и началось долгое нищенское скитание в армейских обозах. Молодая жена незаметно превратилась в сварливое, капризное существо, постоянно упрекающее мужа. По неразумию она угрожала несчастному Андрею Дурову покинуть его и вернуться в родительский дом.

Однажды на одной из стоянок женщина разрешилась от бремени дочерью, необычайно крупной девочкой, покрытой густым тёмным волосом. Когда акушерка передала младенца матери, та в гневе столкнула его с колен и отвернулась к стене. Женщина мечтала о сыне, прекрасном, как амур, а родилось нечто непонятное, пугающее своим безобразием. Только подчинившись уговорам командирских жён, мать решилась покормить ребёнка, но девочка не взяла грудь, а когда женщина в досаде отвернулась и заговорила со случившейся рядом гостьей, младенец изо всей силы стиснул сосок незадачливой кормилицы. Мать в ужасе закричала и отбросила это дикое существо на руки няньки. С тех пор жена Дурова больше не подходила к дочке, поручив попечительство над ней горничной. На ночлегах Надежду передавали приходившей из деревни крестьянке, которая кормила младенца своим молоком. Таким образом, на каждом перегоне у ребёнка была новая кормилица.

Когда девочка стала подрастать, отец, видя глубокое отвращение матери к своему первенцу, сдал Надежду на руки фланговому гусару, татарину Ахматову. Едва научившись ходить, ребёнок, совершенно лишённый материнской ласки, оседлал коня, играл с пистолетом и целыми днями посверкивал саблей.

С рождением ещё двух дочерей Андрей Дуров понял невозможность дальнейшей походной жизни и выхлопотал для себя место сарапульского городничего. Потекла ещё более унылая провинциальная жизнь. Жена каждый год неизменно приносила по девочке, старела, пилила мужа и люто ненавидела Надежду, объявив ей настоящую войну. Целыми днями она тупо терроризировала ребёнка, заставляя Надежду зашнуровывать корсет, вышивать на пяльцах, вязать. Девочка с ослиным упорством отказывалась от женских занятий, часами сидела, уставясь в одну точку, за что, конечно, была жестоко бита. Иногда, по материнскому недосмотру, Надежде удавалось вырываться на волю и предаваться милым её сердцу мальчишеским забавам — лазать по деревьям, кататься на отцовском коне, прыгать с высокой крыши. Двойная жизнь становилась почти привычкой для юного существа.

Когда Надежде исполнилось семнадцать, в доме появились женихи. Хоть и не была девица хороша собой, мало, что рябая, а всё же лестно оказалось получить в жёны дочку городничего. Вот тут и началось настоящее мучение Надежды. Двоим она грубо отказала, отчего разразился такой страшный скандал, что несостоявшаяся невеста вынуждена была пересидеть два дня гнев матери в лесу. Наконец, отец уговорил измученную дочь принять предложение смирного, солидного человека, заседателя Чернова.

Семейная жизнь превратилась в сплошной кошмар. Провинциальный чиновник, конечно, не мог взять в толк, что за жена ему досталась, и по бессилию бегал жаловаться городничихе на злую и бестолковую дочь. Зимой 1803 года Надежда родила сына Ивана, а вскоре Чернов получил назначение в другой город, и супруги покинули Сарапул. Тут, вдали от семейства, Надежда устроила мужу совсем уж несладкую жизнь, и он облегчённо вздохнул, узнав, что жена собирается вернуться к родителям. С тех пор Надежда больше никогда не видела своего супруга, никогда не интересовалась ни его судьбой, ни судьбой оставленного сына.

Мать и отец тяжело переживали позор непутёвой дочки, а для Надежды жизнь в родном доме стала совершенно невыносимой. Добрый старик-отец, чтобы скрасить существование дочери, подарил ей своего коня и тайком сшил костюм для верховой езды. Это помогло осуществить уже принятое ею решение. Летней ночью 1806 года она отрезала длинные локоны, облачилась в казачью униформу, надела высокую шапку с пунцовым верхом и покинула дом.

Под именем Александра Соколова Надежда была зачислена в один из казачьих отрядов. Начиналась война с Наполеоном в Пруссии и каждый воин был на вес золота, поэтому у новобранца не удосужились спросить документы, а через год Дурова уже приняла своё первое боевое крещение в битве у Гутштадта. Ей везло — пуля и штык обходили Дурову стороной, хотя она, боясь струсить, боясь разоблачения, всегда лихо выходила на самые опасные позиции. Конечно, с трудом себе представляешь, как среди походной жизни, когда человеку нужно мыться, справлять естественные потребности, никто даже не заподозрил женский пол кавалериста, но…

Служба Дуровой, однако, не складывалась достаточно успешно. Она постоянно получала выговоры, начальство было недовольно Соколовым. Однажды её вызвал сам генерал: «Храбрость твоя сумасбродна, сострадание безумно, бросаешься ты в пыл битвы, когда не должно, ходишь в атаку с чужими эскадронами. За всё это приказываю тебе, Соколов, тотчас же ехать в обоз».

Солдатская «лямка» в позорном обозе заставила Дурову приуныть. Война закончилась, перспектив никаких, к тому же она лишилась своего единственного друга — коня Алкида. Жизнь потеряла смысл.

В это время в Сарапуле умерла мать Дуровой и растерянный отец, оставшийся с кучей малолетних детей, не придумал ничего лучшего, как написать своему брату в Петербург о розыске пропавшей старшей дочери, которая могла бы взять на себя домашнее хозяйство. Дядя оказался крайне настойчив в своём желании помочь близкому родственнику и представил просьбу самому государю. Распоряжением Николая «кавалерист-девица», скрывавшаяся под именем Соколова, быстро была найдена. Он лично пожелал встретиться с Дуровой. Неизвестно, как сложился разговор царственной особы и необычной женщины, но Николай повелел инкогнито Надежды не раскрывать и направить её на службу корнетом в очень приличный Мариупольский полк. Бытовые условия новой службы были непривычно комфортны для Дуровой, но она столкнулась с другими сложностями двойной жизни. Подвыпившие гусары пускались в амурные развлечения с местными кумушками, а корнет Соколов не мог найти приличной причины для отказа от приключений. Он лихо вытанцовывал на городских балах, ухлёстывал за местными красавицами и уворачивался от слишком назойливых невест.

• Предыдущая
• 40/146
• Следующая