Февраль (СИ) - Сахарова Ирина - Страница 31
- Предыдущая
- 31/90
- Следующая
– Ни в коем случае, Марк! – вот как, оказывается, его зовут! – Никто тебя не подозревает, разумеется, нет! И вообще, это глупый и бессмысленный разговор, мадам Фальконе, право, неужели нельзя говорить о чём-то другом?
– О живописи, например, – с улыбкой произнёс Тео. Я улыбнулась ему и кивнула, выражая своё согласие.
– Я был в своей комнате, если вам так интересно, – пробормотал Гринберг, съёжившись и опустив взгляд.
– Марк, вы не обязаны отчитываться, и уж тем более перед нами, мы не полиция, в конце концов! – Сказала ему Нана, и, в знак утешения, погладила его по плечу. Еврейчик посмотрел на неё с благодарностью, а затем оба они повернулись к Соколице, сидевшей напротив. Мадам Фальконе осталась последней, кто никак не оправдал своего отсутствия за обедом, и в салоне повисла напряжённая тишина.
Нарушил её, разумеется, Гранье.
– Ну? – Даже не спросил, а потребовал он, повернувшись к Фальконе.
– Что? – Она сделала вид, что не поняла.
– А вы где были, мадам Фальконе?
– Вы, должно быть, шутите, Габриель? – С подозрением спросила она.
– Нет. Мне, действительно, интересно, где вы были в момент убийства Селины Фишер! И, я думаю, я не единственный из присутствующих здесь, кто хотел бы это знать.
Всё, разумеется, повернулись к ней, будто требуя немедленного ответа. Даже Томас, изначально не одобряющий всех этих разговоров – и тот пытливо изогнул бровь, глядя на итальянку, застигнутую врасплох.
– Господа, это наглость! – Резюмировала она. И, сложив салфетку, встала из-за стола. – У вас хватило совести высказывать мне свои подозрения? А вам, Гранье, вообще должно быть стыдно! Вы и вовсе единственный француз среди здесь присутствующих! Не считая Франсуазы и мадам Лавиолетт, но ведь никому в голову не пришло бы подозревать этих милейших женщин? – Тут она бросила на меня такой пронзительный взгляд, что у меня появилось даже не впечатление, а самая что ни на есть твёрдая уверенность, что весь этот спектакль изначально затевался ради одной меня. Боже, неужели она знала?
– Вы так и не сказали, где вы были, Виттория, – напомнил ей Габриель, проигнорировав неприкрытое обвинение в свой адрес.
– И не скажу, чёрт возьми! Это моё личное дело! – Упрямо подняв подбородок, она обернулась на Планшетова, послала ему какой-то странный взгляд, и, приподняв юбки, едва ли не бегом бросилась прочь из салона. В спешке она обронила свой оранжевый шарфик, но даже не заметила этого, и возвращаться по такому ничтожному поводу явно не собиралась. Ей нужно было уйти красиво, чтобы закончить своё представление именно на такой, чуть трагичной ноте. Мсье Эрик Гарденберг, сидевший ближе всех к выходу, поднял упавший шарфик, и повесил на свой стул, а затем укоризненно покачал головой, комментируя никуда не годное поведение итальянки.
– С возрастом все женщины становятся такими, как она, – философски произнёс знаток женской натуры, доктор Эрикссон. – Из кожи вон лезут, чтобы привлечь к себе мужское внимание, вот и выдумывают всяческие небылицы!
Небылицы ли? Почему тогда Ватрушкин ушёл? Он-то, с его страстью к хорошей еде, ни за что не оставил бы трапезу без серьёзной на то причины! И в то, что у парня, действительно, «пропал аппетит» из-за рассказов Фальконе верилось с трудом. Не такой уж и сентиментальный он был! Неужто и впрямь он?
– Если хотите знать моё мнение, – продолжил тем временем Эрикссон, – то самый подходящий кандидат на роль убийцы – это… (опять эта пауза, как в дешёвой и дрянной театральной постановке) Это вы, Лассард!
– Что?! – Несчастный венгр аж поперхнулся, и Тео пришлось похлопать его по спине, чтобы он не умер прямо за столом.
– А что, плохая кандидатура, да? – Сделав вид, что сомневается, спросил доктор, будто и не обращая внимания на то, как его жена громким шёпотом умоляет его не продолжать этих возмутительных речей.
– Я?! – Откашлявшись, Лассард возмущённо поднял голову и повернулся к доктору. – Эрикссон, да вы в своём уме?!
– Вы были в Париже во время всех убийств. Станете отрицать?
– Не стану! Был! Ровно как и ещё с полмиллиона человек вместе со мной!
– Да, но весь Париж не переехал сюда, следом за вами, и не гостил в «Коффине» в тот момент, пока на другом берегу реки убивали Селину Фишер!
Справедливо, подумала я. И посмотрела на Лассарда, будто бы ожидая его объяснений. А он только демонстрировал возмущение, и больше ничего. Пыхтел, краснел, сжимал кулаки, но упрямо не знал, что сказать в своё оправдание. Затем придумал:
– У меня не было никаких отношений с горничной! – Он выдал это с таким победным видом, что добрая половина публики облегчённо перевела дух. Особенно женская половина, видимо, всерьёз испугавшаяся, что Лассард и впрямь может оказаться убийцей. Но это они рано радовались.
– Гринберг, кажется, уже говорил, что не обязательно возлюбленный Селины Фишер и есть её убийца, – заметил Тео. – Вероятно, она встречалась с любимым в той старой хижине, а когда возвращалась назад, убийца подстерёг её на пути к отелю!
– Её тело нашли с другой стороны реки, – сказала я еле слышно. Не думаю, что собиралась делиться своими догадками с остальными, это получилось как-то само собой. Благо, услышал только Габриель, сидевший рядом. Он повернулся ко мне, чуть нахмурившись, а я продолжила всё так же тихо: – Её нашли у моста, с той стороны, не с этой. Она не возвращалась к отелю! Она, наоборот, шла в другую сторону, в лес! Господи, зачем?
Перед этим оставив шляпку в домике, стало быть, она всё же заходила внутрь, и встретилась там со своим возлюбленным. Запонка свидетельствует о том, что Селина была там не одна! Но зачем она ушла, и, главное – куда она направлялась? Да ещё позабыв про шляпку… вот что подозрительно! Витген был совершенно прав, когда язвил по этому поводу: я уверяю вас, редкая женщина не заметит, что вышла на улицу с непокрытой головой! Это просто смешно, выйти без шляпки – это то же самое, что выйти без туфель или без юбки! Стало быть, у неё была серьёзная причина, чтобы поспешно покинуть домик у реки, обо всём на свете позабыв. Она торопилась куда-то, но куда, бог ты мой? Изначально я подумала, что мы спугнули двоих влюблённых своим появлением, и они поспешили сбежать, пока мы их не застукали – поэтому Селина и оставила свою шляпку, позабыв о ней впопыхах. Но эта догадка была неверна: к тому времени, как Томас привёл нас к домику у реки, Селина была уже мертва несколько часов.
Стало быть, причина не в этом. Но куда же, в таком случае, она так спешила? Надо будет непременно узнать, что находится с той стороны реки! Деревня? Чей-то дом? Или, быть может, ещё один вход в парк, где она увидела кого-то из знакомых, кто мог доложить о ней Грандеку? Господи, это же может быть важным! Нужно непременно выяснить… но как? Идти туда самой? Боюсь, что если люди Витгена заметят меня, слоняющуюся неподалёку от места преступления, мне не поздоровится. Решено – спрошу Томаса! Вот у кого наверняка есть ответы на все вопросы! Перехвачу его после ужина, подгадаю момент, когда нас никто не будет слышать, и непременно спрошу, и тогда…
Я так глубоко погрузилась в свои размышления, что позабыла, где нахожусь, и опомнилась лишь когда услышала взрыв оглушительного хохота. За то время, что я размышляла, Лассард успел перекинуть подозрения с себя на Тео, а тот ответил с улыбкой, что вынужден покаяться – о, да, он и есть Февраль! Разве по его произношению (отвратительному, надо сказать) не видно, что он – чистокровный француз? Над этим-то все и посмеялись, а громче всех смеялся сам Тео.
– Раз уж вы вывели меня на чистую воду, спешу наградить вас за сообразительность ценной информацией! Следующей моей жертвой будет мадам Фальконе!
– Бог ты мой, давно пора уже… – Не удержался от сарказма Эрикссон, а Лассард от всей души принялся аплодировать.
– Ведь если бы не она, – продолжил Тео, – никто никогда бы не догадался…! – Тут и он выпучил глаза, и принялся подражать интонациям мадам Соколицы. Публика весело рассмеялась, все, кроме Арсения и Гарденберга. У первого с Фальконе были какие-то свои счёты, а старый швейцарец был, видимо, слишком хорошо воспитан для таких грубых шуток.
- Предыдущая
- 31/90
- Следующая
