Сталин. Жизнь одного вождя - Хлевнюк Олег Витальевич - Страница 105

• Предыдущая
• 105/117
• Следующая

Проведя первое устрашение чекистов, Сталин отбыл в отпуск, где находился более четырех месяцев. На юге он продолжал тщательно присматривать за МГБ. С 11 августа по 21 декабря 1951 г. в описи материалов, поступивших Сталину, зафиксировано более 160 записок и информационных сообщений этого министерства. Кроме того, Сталин получал шифровки МГБ, количество которых невозможно определить, а также постановления Политбюро и Совмина, касающиеся госбезопасности[879]. В октябре Сталин вызвал к себе на юг Игнатьева и дал ему указание «убрать» из МГБ «всех евреев». На вырвавшийся у Игнатьева вопрос «Куда?» Сталин растолковал неопытному министру: «Я не говорю, чтобы вы их выгоняли на улицу. Посадите и пусть сидят […]»[880]. Как показали последующие события, Игнатьев хорошо усвоил этот урок. Смертельно напуганный, он послушно активизировал аресты и фабрикацию дел о «сионистском» заговоре в своем ведомстве. Распространение кампании государственного антисемитизма на МГБ было вполне логичным и объяснимым шагом Сталина. Евреи как представители «подозрительной» нации и потенциальные пособники мирового империализма не могли работать в святая святых режима. Столь же логичной была дальнейшая эскалация чистки, инициированной Сталиным. Вслед за госбезопасностью ее жертвами стали различные звенья партийно-государственного аппарата и высокопоставленные функционеры.

В сентябре 1951 г. Сталин принял на южной даче министра госбезопасности Грузии Н. М. Рухадзе. В беседе за обеденным столом, как свидетельствовал позже арестованный Рухадзе, Сталин пока в общем виде затронул тему доминирования мингрельцев в Грузии и покровительстве им со стороны Берии[881]. Так определились цели новой акции – грузинские чиновники и их патрон Берия. Некоторое время спустя начальник охраны Сталина Н. С. Власик сообщил вождю о жалобах на взяточничество при поступлении в вузы Грузии. Сигнал Власика был легко объясним. Проводя рядом со Сталиным большую часть своей жизни, он быстро улавливал настроения вождя и старательно подыгрывал им. Сталин жаждал крови, и Власик искал компромат. Рухадзе получил задание провести расследование.

29 октября 1951 г. Рухадзе доложил Сталину, что информация о взятках в целом не подтвердилась[882]. Однако это уже не имело значения. Сталин нацелился на чистки в Грузии, и изобретение предлога для них было лишь делом времени. 3 ноября Сталин позвонил Рухадзе и предложил ему прислать записку о покровительстве второго секретаря компартии Грузии М. И. Барамии бывшему прокурору Сухуми, обвиненному во взяточничестве. Рухадзе выполнил задание, подготовил документ, из которого следовало, что Барамия защищал чиновников-мингрельцев, совершавших преступления[883]. Делу дали быстрый ход. При активном участии Сталина в Грузии были проведены массовые репрессии. Большую группу руководителей республики, включая Барамию, арестовали. Более 11 тыс. человек подверглись депортациям в отдаленные районы страны[884].

В значительной мере «мингрельское дело» развивалось по образцу «ленинградского». Формально все началось со стандартных обвинений в злоупотреблении властью и осуждения политического протекционизма – «шефства». Следующим шагом, который не заставил себя ждать, был арест опальных руководителей, пытки и фабрикация дел об «антисоветских», «шпионских» организациях. Так же, как в Ленинграде, в Грузии Сталин расправился с одним из кланов советских чиновников, связанных с влиятельными московскими руководителями – в данном случае с Берией[885]. В насмешку или в качестве унизительного урока Сталин поручил Берии провести в 1952 г. пленум ЦК компартии Грузии. Исполняя приказ, Берия с подчеркнутым негодованием разоблачал своих недавних клиентов. Репрессии в Грузии Берия, несомненно, воспринимал как личную угрозу. Сразу же после смерти Сталина он добился прекращения «мингрельского дела», освобождения и выдвижения на руководящие посты арестованных «мингрельцев»[886].

Несмотря на опасность, нависшую над Берией, лично его буря обошла стороной. Как и другие соратники Сталина, он лишь получил очередной урок, напоминание о бренности своего политического и физического существования. Под сталинским прицелом на данном этапе были другие, более важные мишени. Выстрел последовал после XIX съезда партии, который после 13-летнего перерыва собрался наконец в октябре 1952 г. Сталин решил не выступать на съезде с главным докладом и ограничился коротким заключительным словом. Он словно берег убывающие силы для главного события этих дней – пленума ЦК партии нового состава, который состоялся сразу же после завершения съезда. Пленуму предстояло сформировать руководящие органы партии, прежде всего Политбюро. Избрание обещало быть формальным. Обычно послушные члены ЦК без лишних слов и обсуждений голосовали за кандидатуры, предложенные сверху. Однако на этот раз Сталин произвел своеобразный политический переворот.

Главной новацией была ликвидация старого Политбюро и создание вместо него двух структур. Первая, формально заменившая Политбюро, называлась Президиумом ЦК КПСС[887]. По сравнению с девятью полноправными членами и двумя кандидатами, которые ранее избирались в состав Политбюро, новый Президиум был многолюдным. Он насчитывал двадцать пять членов и одиннадцать кандидатов. Расширение произошло за счет более молодых и относительно неизвестных руководителей, опираясь на которых Сталин получал еще большую свободу рук в отношении старых соратников. Политическую суть реорганизации, скорее всего, правильно объяснил А. И. Микоян:

Именно такие опасения, подавлявшие волю старой гвардии и потенциальных наследников, были нужны Сталину. Не ограничиваясь угрозами, исходившими от расширенного Президиума ЦК, Сталин продолжил атаку. Не менее неожиданно он предложил выделить в составе Президиума узкую руководящую группу – Бюро Президиума ЦК КПСС в составе девяти членов. В общем это выглядело логично. Громоздкий Президиум вряд ли был способен работать оперативно. Очевидно, однако, что Сталин мог создать узкую руководящую группу и без формального утверждения пленума ЦК, как делал не раз в прошлом. Истинная суть сталинской игры в демократию выявилась сразу же после оглашения им предложения об избрании Бюро Президиума. Сталин заявил, что не считает возможным выдвигать в Бюро двух своих ближайших соратников – Молотова и Микояна. Более того, он публично обрушился на них с резкими обвинениями.

Именно эти двое, особенно Молотов, воспринимались в партии и народе естественными наследниками вождя. И именно по этой причине Сталин публично дискредитировал их, заявив партийному генералитету, что не считает Молотова и Микояна достойными руководить партией и страной. Какие конкретно обвинения выдвинул Сталин против Молотова и Микояна, точно неизвестно. Стенограмма пленума не велась. Судя по противоречивым воспоминаниям участников пленума, Сталин создал очередную политическую амальгаму, использовал реальные и полу реальные факты, но придал им превратную политическую интерпретацию. Он вытащил на свет старую историю о мнимых уступках Молотова иностранным корреспондентам и его ошибках на конференции министров иностранных дел в 1945 г. Он утверждал, что Молотов при поддержке Микояна предлагал повысить заготовительные цены на хлеб, чтобы стимулировать крестьян. Сталин объявил это правым оппортунизмом. Возможно, Сталин говорил что-то о проеврейских симпатиях Молотова и его жены[889]. В конечном счете суть сталинских претензий не имела большого значения. Главный вывод был очевиден каждому присутствовавшему в зале. У Сталина нет достойных наследников. Единственная надежда – долголетие вождя. Молотов и Микоян вышли на трибуну, чтобы заявить о своей преданности Сталину. И это только подчеркнуло его величие. Всем видом Сталин давал понять, что оправдания поверженных соратников не заслуживают никакого внимания. Недослушав Микояна, вспоминал один из очевидцев, Сталин махнул рукой. «Зал немедленно отреагировал очень эмоционально, стали кричать: «Хватит заниматься самооправданием! Знаем вас, товарищ Микоян!», «Кончайте вводить в заблуждение ЦК!» Микоян хотел сказать еще что-то, но зал прервал его, он сел на место»[890]. Эта демонстрация преданности вождю и враждебности к отступникам стала достойным завершением пленума.

• Предыдущая
• 105/117
• Следующая