Бульвар под ливнем (Музыканты) - Коршунов Михаил Павлович - Страница 21
- Предыдущая
- 21/69
- Следующая
— Но он никогда не вернется, если у него не будет скрипки. Ты меня слушаешь или нет?
— Какой скрипки? — опять оторопел Дед.
— Обыкновенной, на которых вы играете. У него теперь скрипки нет.
— А куда она делась?
— Застрелилась скрипка! — зло ответила Рита.
Дед и все остальные ребята ничего не знали о том, что Андрей скрипку сжег. Все, и директор тоже, молчали об этом. По просьбе Киры Викторовны. Прежде всего она сама хотела как-то разобраться, понять случившееся, найти объяснение. Андрей борется за себя, она это понимает. И он успешно борется. Но гибель скрипки — это и гибель Андрея в чем-то. Не мог он этого сделать сознательно. Зачем? Просто он сделал глупость, и надо ему помочь выбраться из этой глупости. Надо немедленно вернуть в школу. Но как вернуть ему скрипку?
Кира Викторовна и Всеволод Николаевич совещались, где найти такую скрипку, которую бы взял Андрей. Что это должна быть за скрипка? Она должна будет нести в себе предельную ценность, но совсем не материальную, а какую-то психологическую.
Рита направилась обратно в раздевалку. Она была зла на себя и на этого Деда. Нет, не с тем человеком она начала такой важный разговор. Поторопилась. Но в то же время с Ладькой разговаривать ей не следовало, а с девочками она не хотела. С девочками разговоры у нее не всегда получались.
Но Дед уже бежал за ней.
— Не уходи, — схватил он ее за руку. — Не хочешь со мной, подожди Киру Викторовну.
Лицо Павлика было несчастным. Он боялся, что эта девочка уйдет, а вместе с ней уйдет и что-то важное для судьбы Андрея, а значит, и для них всех.
— Хочешь, покажу нашу школу? — предложил Павлик, заметив, что Рита колеблется: уходить ей или остаться и обождать Киру Викторовну. — У нас композиторы свои есть, теоретики. Один рукописи Бетховена разбирает. Орган тебе покажу.
— Орган не хочу, — сказала Рита.
— А здесь кабинет звукозаписи, — сказал Дед. Он всячески стремился задержать Риту. — Нотная библиотека. Там партитуры и клавиры всех в мире симфоний.
— Прямо всех?
— Ну, много… сто или тысяча.
Мимо прошла группа ребят. Осмотрели Риту. В особенности один, с усиками. Чуть шею не отвертел.
— Духовенство, — сказал Дед.
— Что?
— На духовых инструментах играют.
Рита засмеялась. И Павлик засмеялся. Кажется, теперь Рита и Павлик понравились друг другу.
После сольфеджио Ладя пошел в органный класс: не знает ли Чибис что-нибудь об Андрее? Так, интуиция подсказывала, что такое возможно. Случайные наблюдения над жизнью.
Андрея в школе нет, и никто не мог толком сказать, где он. Вчера в метро Ладька сделал все возможное, чтобы они с Андреем поняли наконец друг друга. Хотя бы в чем-то. Поначалу. И вообще, и так далее, содружество наций.
Ладька открыл дверь органного класса. Тишина. Никого. Вдруг где-то услышал звук льющейся воды. Струйками вода льется. Ладька прислушался. Потом увидел, что сбоку от шпильтыша открыта дверца. Ладька подошел к дверце, заглянул, вошел в дверцу и начал подниматься по лестнице. И тут он увидел Олю Гончарову. Она держала в руках лейку. Вода тихо шелестела в низенькой ванночке, и казалось, что в органе идет дождь.
Ладя сказал:
— Привет.
Оля вздрогнула от неожиданности, поставила лейку и поглядела вниз.
— Это я, Брагин, — сказал Ладя.
— Только ты осторожно, — попросила Оля.
Ладя поднялся к ней. Взглянул на длинный ряд труб. Они здесь были видны все целиком. Рычаги, переключатели, разноцветные провода.
— Машина, — сказал Ладя.
— Трубы трогать нельзя, собьешь настройку, — предупредила Чибис. Она знала Ладьку, его темперамент.
— Ясно, — сказал Ладька и полез дальше по лестнице. — Сколько труб?
— Восемьсот. Есть орган и на восемь тысяч труб.
— Машина, — опять повторил Ладька. — Слушай! — И Ладька, не соблюдая осторожности, скатился вниз с лестницы. — Сыграй сейчас, а? Или нет, дай я попробую. Никогда не играл на органе!
Ладька уже забыл, для чего он пришел к Оле. Он только знал, что перед ним великолепная машина, что в ней восемьсот труб. И что он должен попробовать, как все это звучит, восемьсот труб, лично у него. Где он только раньше был!
А Рита и Павлик уже окончательно обо всем договорились. Они по-прежнему стояли в коридоре. Павлик сказал «да» и пошел к дверям склада музыкальных инструментов.
Кладовщик при виде Павлика глубоко вздохнул.
— Мне надо с вами поговорить, — сказал мальчик. — Вы один здесь?
— Один. Кому ж еще быть?
— Разговор секретный.
Кладовщик кивнул. При этом попытался загородить собой кучу скрипок в углу.
Павлик плотно прикрыл дверь.
— Мне нужна… — начал Павлик.
— Струна, — сказал кладовщик.
— Скрипка. Чтобы вы ее сделали.
Павлик обошел кладовщика и показал на кучу старых скрипок.
— Из этих одну можете сделать?
— Не пойму я что-то тебя, — подозрительно сказал кладовщик. — Скрипки списаны и ни на что не пригодны.
— Только вы можете нам помочь.
Кладовщик продолжал подозрительно смотреть на Павлика.
— Скрипач погибает, вы это понимаете? — вдруг закричал Павлик.
— Вот-вот. Опять за свое!
— Хотите, кровью распишусь?
— Чьей кровью?
— Своей.
— Это зачем еще?
— Клятву дам, что скрипач погибает.
Павлик взял со стола кладовщика обыкновенную ручку с обыкновенным пером.
— Положи ручку, — сказал кладовщик неуверенно. — Давай это… без крови.
— А вы «быть или не быть» знаете? Гамлета, принца датского, знаете? — не успокаивался Павлик.
— Ладно, — вдруг сдался кладовщик. — Гамлета знаю и всю его семью.
— А Косарева Андрея вы знаете?
И Павлик рассказал кладовщику все об Андрее и его скрипке. Он очень волновался, потому что хотел, чтобы кладовщик понял, как все это серьезно, как все это по-настоящему серьезно. И надо помочь Андрею, и одна девочка придумала, как помочь. Он ей рассказал про склад инструментов, а она придумала. Рита Плетнева ее зовут. Она из другой школы пришла к ним специально, чтобы поговорить об Андрее. Павлик может ее позвать. Она сейчас здесь. Она ждет Киру Викторовну.
— Иди занимайся, — сказал кладовщик и пошел к горе скрипок.
Он долго стоял и молчал, разглядывая скрипки. Молчал и Павлик. Он хотел понять, о чем думал кладовщик.
— Попытаюсь, — тихо сказал кладовщик.
Павлик вышел со склада. Отыскал Риту. Она читала стенгазету «Мажоринки».
— Все о’кей, — сказал Павлик. Ему хотелось, чтобы Рита окончательно поверила в его силы и возможности и что в школе он не второстепенная личность.
Рита засмеялась, может быть, «о’кею», а может быть, чему-то в стенгазете «Мажоринки». Павлик не понял.
А через час у кладовщика сидели Кира Викторовна и Всеволод Николаевич.
— Если что-нибудь нужно, вы предупредите, — сказал Всеволод Николаевич кладовщику. — Клей, инструмент.
— Я могу попросить в мастерской Большого театра, — сказала Кира Викторовна.
Кладовщик молча разбирал старые скрипки. Он был очень серьезен. Перед ним на столе лежали головки, шейки, деки, струнодержатели. Он тихонько пощелкивал по деревянным частям, подносил их к близоруким глазам, к уху, слушал. Он слушал свое прошлое, он вспоминал его. И сейчас он не списывал инструмент, а возрождал его. И возрождал себя. Из прошлого.
— Вы не беспокойтесь, — сказал кладовщик. — Лак я достану сам, почти кремонский. Я знаю, где его можно найти. Там меня еще помнят. Грунт хороший достану.
— Может, не надо такой грунт и лак? — сказала Кира Викторовна.
— Да, — сказал директор. — Скрипка не должна быть в богатой одежде. Ни в коем случае. — Всеволод Николаевич сам начал простукивать разложенные на столе части. — Все, как есть здесь, все таким пусть и останется. Вы понимаете?
— Будут видны швы. Склейки.
— Пусть будут видны.
— Но получится инструмент, на котором пилила вся школа…
— Вот именно.
— Они обижаются, когда им говоришь об этом. Который кричал из них больше всех, он мне и заказ сделал. А теперь еще инструмент такого вида я ему дам… Позвольте сделать скрипку. Я видел скрипки самого Чернова, работал когда-то у Витачека. Вы же знаете. — Кладовщик полез в карман пиджака, достал потемневшую по краям от пальцев записную книжку и вынул из нее листок, похожий на обертку от лезвия безопасной бритвы. — Этикет Чернова. Храню.
- Предыдущая
- 21/69
- Следующая