Возвращение. Части 1-3 (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович - Страница 24
- Предыдущая
- 24/143
- Следующая
— Не вздумайте аплодировать, — предупредила классная, но и без ее предупреждения никто не спешил выражать свой восторг от моего пения.
Скорее, одноклассники выглядели какими-то пришибленными. Странная реакция. Мелодию я подобрал точно, сыграл тоже хорошо. Неужели из-за голоса?
— Спасибо, — поблагодарила Зинаида, тоже бросив на меня странный взгляд. — Ставлю тебе пять по пению. Уложи гитару в чехол и садись на место. Продолжаем урок…
Дальше пошла теория и перечисление кто из классиков что написал, поэтому я воспользовался тем, что классная отвернулась к крайнему ряду и шепотом спросил Люсю, чем не понравилось пение.
— Все понравилось, — шепнула она в ответ. — Просто… давай потом поговорим.
Урок закончился, и все побежали одеваться.
— Идите с Игорем сами, а я еще задержусь, — сказал я Сергею. — И, будь другом, забери с собой гитару, а я за ней потом позже зайду.
Я вышел из школы подождать Люсю. Девочки и в гардероб попадали позже мальчишек, и с одеванием возились дольше. Она показалась в дверях вместе с Леной, поэтому я молча забрал портфели у обеих.
— Не надорвешься? — спросила Лена.
— Не понравилось, как я спел? — спросил я, оставив без внимания ее вопрос.
— Да, не понравилось! — сказала она. — Ты слишком хорошо спел!
— Почему тогда вы такие кислые? — не понял я. — Если все было красиво?
— Ты не понял, — покачала она головой. — Я не говорила о красоте. Играл ты хорошо, но голос… Ладно, дело не в этом. Ты спел с таким чувством… так никогда не споет мальчишка! Так может спеть какой-нибудь старик, который прожил жизнь и воспитал детей, но не ты! Мне тебе трудно объяснить, но это было настолько видно, что самый последний дуб в классе почувствовал! А мне опять стало страшно.
— Тебе тоже стало страшно? — спросил я Люсю.
— Нет, — ответила она, взглянув мне в глаза. — У меня страха не было. Мне почему-то тебя стало страшно жаль. Но длилось это совсем недолго.
— Что ты ее спрашиваешь! — сказала Лена. — Разве не видишь, как она к тебе относится? Ты лучше у своего Сергея спроси. Или у Зинаиды. Не видел, как она на тебя посмотрела?
Что за невезение! Выбрал вроде бы нейтральную песню и умудрился проколоться! Ленка смотрит так, будто я им с надрывом спел "Берега", а Зинаида точно теперь будет ломать себе голову, кто же я такой. Не опасно, но неприятно. Еще пара таких выходок, и я буду сам по себе, отдельно от остального класса! Разве что Сергей и Люся не изменят своего отношения.
Мы подошли к подъезду Лены, и я отдал ей портфель. Она молча его забрала и скрылась за дверьми.
— Зайдешь ко мне? — спросила Люся. — Отец еще на службе, дома только мама. Я вас познакомлю, а потом пойдем ко мне в комнату.
— А твоя младшая сестра? — спросил я. — У вас же одна комната на двоих?
— Она в это время после школы почти всегда у подружки. А если дома, я ее выпровожу в большую комнату. Мама с ней чем-нибудь займется или включит телевизор.
Я согласился, и мы поднялись на второй этаж. На звонок никто не откликнулся, и Люся открыла дверь своим ключом.
— Может быть, я уйду? — я в нерешительности остановился на пороге. — Матери нет…
— Заходи! — она втянула меня в прихожую и захлопнула дверь. — У меня замечательные родители, не хуже твоих. Мама мне во всем доверяет, и будет только рада тому, что у меня появился друг. Раздевайся и положи портфель на тумбочку. Сейчас пойдем в мою комнату, только посиди минуту на диване, пока я ее посмотрю. Сестра там могла разбросать вещи. Кушать не хочешь?
— Нет, спасибо, — сказал я, осматриваясь. — Я позвоню домой, предупрежу, что задержусь.
В обоих городках у всех офицеров, начиная с капитанов, стояли телефоны с трехзначными номерами, работавшие от небольшой АТС. Мама о моей задержке уже знала от Сергея, который отнес гитару к нам домой.
— Ты уже поговорил? — спросила Люся. — Тогда иди сюда, я уже все убрала. Беда, когда сестра на пять лет моложе. Я такой в ее возрасте не была.
— А какой ты была? — спросил я, с удивлением понимая, что мне это действительно интересно.
— Давай покажу фотографии! — она с готовностью принесла большой семейный альбом и начала мне показывать фотографии, поясняя где и когда они сделаны.
— Это я в годик, — показала она мне фото очаровательной малышки.
— Славная попка! — похвалил я, заставив ее слегка покраснеть.
— Ладно, хватит возиться с фотографиями! — сказала она закрывая альбом. — А то придет мама, а я с тобой так и не успею поговорить. Гена, скажи, чем я могу тебе помочь?
— А почему ты думаешь, что мне нужна помощь? — спросил я, взглянув ей в глаза.
Она не отвела взгляд, его отвел я.
— Потому что я вижу, что тебе плохо! Почему ты не хочешь быть со мной откровенным? Ты же знаешь, что я не предам!
— Потому что я за тебя боюсь, — ответил я. — Помочь мне в том, что я должен сделать, ты не сможешь, зачем же тебя мучить?
— А так я не мучаюсь? — она всхлипнула.
Слезы — это самое страшное оружие, которое есть у женщин. Хуже плачут только старики. Слезы у детей по большей части просто средство воздействия на взрослых, поэтому они на меня никогда сильно не действовали, но смотреть на то, как плачет девушка, я не мог.
— Перестань сейчас же! — я обнял этого влюбленного ребенка и стал гладить ее волосы. — Мама придет, а у тебя…
Она воспользовалась тем, что я расслабился и доказала, что уже не ребенок и вполне усвоила данный ей мной урок. Второй поцелуй у нас получился еще лучше первого.
— Все! — я вскочил с ее кровати. — Я ухожу, а ты приводи себя в порядок.
Как же мне хотелось остаться! Не для чего-нибудь дурного, просто в последнее время я почему-то стал чувствовать себя страшно одиноким. У меня есть семья, но мама была права, когда говорила, что я живу своей жизнью. Не мог я им довериться во всем, и они это чувствовали. А вот Люсе я мог рассказать все без утайки. Она бы поверила и никому не выдала моих тайн. И то, что я уже прожил одну жизнь вряд ли ее оттолкнуло бы. Но я не хотел нагружать на ее плечики даже малую толику своей ноши.
Когда я вышел на улицу, с удивлением обнаружил, что поднялся ветер, и с неба валит снег. Зима отыгрывалась за свое опоздание. Если так будет всю ночь, к утру наметет сугробы. Я получше заправил шарф и ускорил шаг.
— Надо было тебе сначала сходить домой переодеться в зимнее, а уже потом бегать по гостям! — недовольно сказала мама. — Все просушу и уберу до весны. Твою куртку с меховой подстежкой я уже достала. Ну как твое пение восприняли товарищи?
— Они были потрясены, — сказал я чистую правду. — Я пойду заниматься.
— Сначала обед! — сказала она. — Потом занимайся, чем хочешь.
— Я сегодня задержался, — ответил я. — Если сейчас наемся, потом вообще ничего выполнить не смогу. Я постараюсь все выполнить быстро.
Я сделал асаны, а потом свои упражнения с гантелями. Не стоило их делать одновременно, но на перерывы не было времени. Борьбу я проигнорировал и отправился на кухню. Пообедав, сделал уроки и сел за тетрадь. Событий в две тысячи шестом году было много, но ничего существенного, кроме войны Израиля с Ливаном, я не вспомнил. Одна суета. Заполнив всего три страницы, я закрыл тетрадь и убрал ее в свой новый тайник. Уже исписанные тетради хранились под тахтой родителей, куда никто не заглядывал годами, а тетрадку с текущими записями я начал прятать под одежный шкаф, приподнимая его край. Сил на такое у мамы не хватит, а в то, что отец займется поиском моих записей, я не верил. Мне ужасно осточертела выкладка исторических фактов, тем более что чем дальше от теперешнего времени я забирался, тем ниже становилась ценность этой работы. Если кто-то, пользуясь моими записями, начнет править историю, то все поменяется. Останутся разве что природные катаклизмы. Вот их в последние годы было много. Нужно, наверное, записывать по два года в день, чтобы быстрее закончить с историей и заняться наукой и технологиями. На это потребуется больше времени, чем на простое изложение фактов. Я вспомнил о дне рождения Иры. Надо будет заранее подумать о подарке.
- Предыдущая
- 24/143
- Следующая