Эртан. Дилогия (СИ) - Середа Светлана Викторовна - Страница 47

- Это называется когнитивный диссонанс, – машинально вставила я. – С каждым бывает.

- Что? – опешил Вереск.

- Неважно. Извините, само вырвалось. А эта ваша "назовем ее интуиция" не может ошибаться?

- Может. Но я бы предпочел сделать все, что в моих силах, и убедиться в ошибке, чем своим бездействием погубить Женю.

- Значит, мое мнение в расчет не берется, – скорее констатировала, чем спросила я.

Вереск отпил из бокала, повертел его в руках и медленно произнес:

- Юлия, представьте себе весы, на одной чаше которых лежит жизнь моего друга, а на другой – ваши желания. Как вы думаете, какой вариант я выберу?

Я пожала плечами:

- Риторический вопрос.

- Вот именно. Скажу откровенно: даже если на второй чаше весов будет лежать ваша жизнь, мой выбор не изменится. Хотя и сильно осложнится. Я просто хочу, чтобы вы не питали иллюзий: если я буду на сто процентов уверен, что вы представляете непосредственную угрозу для Жени, я убью вас без малейших колебаний.

Ну вот. А я только-только начала верить, что с этим типом можно поговорить по-человечески.

- В чем же дело? – устало вздохнула я, отставляя бокал в сторону. – Убейте меня прямо сейчас и давайте покончим с этим.

Вереск слегка поморщился – словно страдал от зубной боли, но был слишком вежлив, чтобы это показывать.

- Юлия, я понимаю, смерть вам видится заманчиво легким выходом, особенно если решение примет кто-то другой. При этом вы совершенно не задумываетесь о том, каким ударом ваша гибель может стать для людей, которым вы дороги. Но лично я не хотел бы без крайней необходимости причинять боль Косте Литовцеву. И, возможно, другим людям, которых я не знаю…

Знал, куда ударить… с-сволочь.

- Кто вы такой, чтобы бросаться подобными обвинениями? – прошипела я, чувствуя, что снова начинаю закипать. – Самовлюбленный полукровка, центр вселенной, что вы знаете обо мне? И что, черт возьми, вы знаете о смерти? Это ваше хобби? Сколько раз вы уже умирали?

Против всяких ожиданий, полуэльф не поддержал очередную ссору.

- Я умирал лишь единожды, – сказал он спокойно, только несколько глуше обычного. – Но на мой вкус, и этого больше, чем достаточно. Это была очень мучительная смерть…

Я потрясенно молчала. Вереск, глядя в сторону, начал рассказывать:

- Несколько лет назад я заболел. Врач на провинциальном постоялом дворе поставил диагноз "лунная лихорадка" и сказал, что ничем больше не может мне помочь. Разве что предложить быстродействующий яд.

Я не сомневался в диагнозе. После того, как от лунной лихорадки умер мой отец, я изучил всю доступную информацию. Я слишком хорошо знал симптомы. Знал, что жить мне осталось максимум месяц, и что агония будет долгой, мучительной и некрасивой.

Я ушел в лес, чтобы умереть в одиночестве. Через две недели начались припадки – в полном соответствии с эльфийскими учебниками по медицине. Сначала раз в сутки, потом все чаще. Когда промежутки между приступами сократились до нескольких минут, я сдался и принял яд. Не знаю, что произошло дальше. Возможно, я не смог донести яд до рта. Или меня вырвало во время очередного припадка. Или он по какой-то причине просто не подействовал…

Я снова очнулся. Приступы лунной лихорадки больше не повторялись, но у меня начались галлюцинации. Изредка приходя в сознание, я обнаруживал себя бесцельно бродящим по вересковым пустошам. Впрочем, я не уверен, что и они не были порождением моего бреда.

Потом меня подобрали крестьяне, у них я и пришел в себя окончательно, хотя совершенно не помнил, кто я такой и как попал к ним. Память о том, что было до "смерти" до сих пор не восстановилась в полном объеме. Иногда мне кажется, что тот, прежний, я все-таки умер в Глостэнских лесах. Это одна из причин, по которым я не люблю, когда меня зовут родовым именем… Вереском меня назвали крестьяне – в моем бессвязном бреду это слово повторялось особенно часто.

В рассказе полуэльфа не было надрыва – видимо, все, что могло отболеть, уже отболело. И все же мне стало не по себе от его откровенности. Как обычно, в минуты неловкости хотелось ерничать.

- Если это был гимн во славу жизни, то ему не хватило экспрессии. Впрочем, логики тоже.

- Ну что вы, какой гимн, – Вереск неожиданно улыбнулся (второй раз за вечер! Я делаю успехи). – Вы правы, кто я такой, чтобы судить вас – тем более, с моей небезупречной биографией… Хотя не стану скрывать, я рад, что моя жизнь – или, скорее, моя смерть – повернулась именно так. Ведь иначе у меня не было бы шанса встретить Женю.

А я? Рада ли я своей… гм… смерти?

"Ты не находишь, что любой ответ на этот вопрос прозвучит одинаково бредово?" – съязвил внутренний голос.

Да уж, это казуистика похлеще, чем знаменитое "Ты перестала пить коньяк по утрам?" И вообще вся эта история здорово отдает бредом. Однако стоит признать, что за последние три года моя жизнь еще ни разу не была такой живой. У меня есть цель. У меня есть друг. И у меня – подумать только! – есть персональный враг. Оказывается, это придает жизни изрядную остроту ощущений.

Единственное, что не давало мне спокойно ответить "Да!" на собственный вопрос, это неподдельная боль в зеленых глазах под всклокоченной рыжей челкой. Наверное, остроты ощущений можно было добиться и менее дорогой ценой… Я привычно задвинула эту мысль на задворки подсознания. В любом случае, жалеть уже поздно.

"А радоваться – еще рано", – оптимистично вставил внутренний голос.

Вот именно. Поэтому мне остается только наслаждаться моментом и… бояться.

- Я давно хотела вас спросить… Вы верите в то, что все это, – я широким жестом обвела комнату, – всего лишь игра, виртуальная реальность, смоделированная и созданная другими людьми?

- Я верю в то, что в это верит Женя, – уклончиво ответил Вереск. – Я пока не видел аргументов ни в пользу его версии, ни против нее, так что вынужден воздержаться от суждения.

- А вам не страшно при мысли, что это может оказаться правдой?

- В чисто практическом смысле мне важно только то, что некто – в данном случае господин Милославский – может оказать существенное влияние на мир в целом и мою жизнь в частности. Но, насколько я понял, даже в Жениной версии мироустройства это не соответствует истине. А что?

- А мне страшно, – призналась я. – В отличие от вас, я-то точно знаю, что умерла. У меня свидетели есть. Что если я – уже не я, а просто набор электронных импульсов?

- Я не в курсе, что такое "набор электронных импульсов". Но, опять же, с чисто практической точки зрения, имеет значение только то, по-прежнему ли вы обладаете свободой воли или ваши мысли и поступки управляются кем-то извне. Если бы я был этим "кем-то", – после секундной паузы добавил Вереск, – я бы сделал так, чтобы подобные мысли у вас не возникали.

Разумеется, это была слабая вакцина против солипсического бреда, но я испытала благодарность к Вереску за попытку облегчить мое душевное состояние. Мир стал немного стабильнее.

- По правде говоря, Юлия, я восхищен вашим самообладанием. Я знаю многих людей, которые при попытке осмыслить тот факт, что они уже умерли, повредились бы рассудком. А вы ведете себя так спокойно, словно эта маленькая неприятность случается с вами минимум раз в год.

- Самообладание тут ни при чем, – с кислой миной призналась я. – Просто я в хороших отношениях со своим подсознанием. Если какая-то мысль начинает всерьез угрожать целостности моего рассудка, она немедленно утрамбовывается в такие закоулки, что и на танке не выберешься. Так что большую часть времени я об этом просто не думаю. Ну, знаете, как страус…