Бородинское пробуждение - Сергиенко Константин Константинович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/45
• Следующая

Глаза его горели, на щеках появился румянец.

– Смотрите, вон перед вами цвет государства, хилые старцы, способные только шушукаться между собой. Вон тот – губернатор Обрезков, он только в карты играет и спит. Рядом вице-губернатор Арсеньев, по прозвищу «тесто», отпетый пьяница. Вон генерал-полицмейстер Ивашкин, нюня и трус, под каблуком у жены, какой из него полицейский? Предводитель дворянства дурак и обжора, архиепископ простой бабник. А прочие, прочие! Вон Трубецкой-пустослов, его не иначе как «тарара» кличут. Вон «алмазное видение» Голицын, ему только бы бриллианты носить. Вон «зефир» Раевский, его ветер, как бумагу, носит… Ах, батенька! У меня триста полицейских офицеров в Москве, из них стоящий один Фальковский. В Петербурге то же самое, а по всей России еще хуже!

– Что же вы хотите? – спросил я.

– Чего я хочу? Ах, дорогой… Для себя ничего, ровным счетом ничего! Я хочу сильной России, России, которая свернет шею этому Бонапарту!

– Но и другие того же хотят. Разве государь…

– Он слишком мягок, – перебил меня Ростопчин. – Он слишком добр.

– Но может быть, народ одолеет французов?

– Народ? Это будет ужасно. Народ – это бунт. Топоры, вилы, косы. Мы все будем болтаться в петле вместе с Бонапартом.

– Уж не хотите ли вы сами оказаться победителем?

– А почему бы и нет? – Ростопчин пожал плечами. – Превратить Москву в цитадель, встать во главе народного гнева.

– Вы же сами боитесь бунта.

– Бунт – это стихия. Если взять его в руки – это уже народная война.

– И вы во главе?

– А почему бы и нет? – Ростопчин снова пожал плечами. – Опрокинуть неприятеля, гнать за границу, освободить Европу. Разве плохие помыслы?

– А как посмотрит на это государь?

– Он будет аплодировать мне из Петербурга.

Шутит он или говорит серьезно, трудно было понять. Или он прекрасный актер или действительно сумасшедший.

– Чем же я могу вам помочь? – спросил я.

– Не вы один. Вы станете членом моего легиона. Одно ваше появление указывает, что такие люди есть. Я разыщу их и создам когорту стремительных и неотразимых. Они сметут передо мной все преграды! Дорогой мой, – он заговорил торопливо, – у меня есть кое-кто на примете, но это так, кулаки, а мне нужно умов.

– Вы полагаете, я соглашусь?

– Подумайте. Вы человек без биографии, без прошлого. Вы странствующий талант, созданный для действия и пропадающий втуне. Со мной вы обретете цель и свернете горы. Таких много, но они рассеяны по свету. Я найду и соберу их, я дам им девиз: per aspera ad astra – через тернии к звездам!

«Это похоже на заговор», – подумал я и сказал:

– Ваши слова можно понять как приглашение на службу?

– Не службу, дорогой мой! Приглашение к сотовариществу!

– Отвечать надо сейчас?

– Подумайте, но я не сомневаюсь, что вы согласитесь.

– А если нет?

– Не говорите так, не говорите. Вы первый человек, подходящий для легиона, о котором давно мечтаю.

– А штабс-капитан Фальковский?

– Что вы все о Фальковском! Сначала пусть он объявится.

– Я все еще под условным арестом?

– Какая чепуха! Вы вольны, но вы придете ко мне, я знаю! Или ты приставишь ко мне агента, подумал я. Скорее всего так и будет. И несдобровать мне, если стану уклоняться от продолжения разговора.

– Простите, – сказал Ростопчин. – Наша беседа уже интригует столпов общества. Я вас покидаю, но жду с надеждой. В любое время в моем особняке.

– Если все это не шутки, – сказал я.

– А хоть бы и шутки. – Ростопчин улыбнулся и вскинул брови. – Отчего же не пошутить с замечательным человеком? Но я вас жду, как условились. Там уже серьезно поговорим.

Он отошел. На нас действительно уже поглядывали. Я направился к выходу.

Маленькая собачонка белым комом влетела в зал и понеслась с лаем кругами. Никто не обращал на нее внимания. Собачка подскочила к лакею, который стоял около стариков с подносом, запрыгала, завертелась, запуталась у него в ногах.

Поднос в руках лакея дрогнул, звякнули и сдвинулись бокалы.

– Что это ты трясешься, любезный? – строго сказал один из «столпов».

– Да уж Фиделька больно кусает, ваше сиятельство.

Белый пушистый Фиделька хватал лакея за ноги в своей собачьей игре, взвизгивал, грозно рычал.

– Эка невидаль – Фиделька кусает! – сказал «столп». – У меня полк под ядрами смирно стоял, а ты собачонки трясешься.

– Виноват-с, – сказал лакей с несчастным, дергающимся лицом.

Фиделька с рычанием, уже остервенело рвал его белые чулки.

Я вышел из зала и чуть не столкнулся с девушкой, со смехом бежавшей из боковой комнаты. За ней, поскользнувшись на паркете, выскочил юноша. Он еле удержался на ногах, тряхнул рыжеватой растрепанной головой, блеснул очками, улыбнулся и побежал дальше, оставив впечатление чего-то знакомого. В зеленой гостиной стояли хохот и крик.

– Этот фант Вяземского! Где Вяземский?

– Вяземский исчез!

– Он с Жюли, у них давно вышел фант целоваться!

– Целоваться! У него жена в Калуге!

– А это Александр Македонский! – закричали на меня.

– Македонский, хотите вина?

– Так где же ваш меч?

– Давайте ему фант!

– Надоело в фанты! Никто не исполняет!

Разгоряченные лица, улыбки, смех. Атмосфера бесшабашного, чуть ли не лихорадочного веселья. Всегда ли у них так?

– Друзья! – закричал адъютант Ванечка. – Давайте играть в скромные желания!

– Это как? Объясните!

– Вы называете скромное желание, пишете на фантах. Потом мешаем и тащим фанты. Кто вытащил свое желание, тому и сбудется. Кто нет, записывает снова свое желание рядом с другим, опять мешаем и тащим!

– А потом?

– Сначала надо записать желания! У кого карандаш?

– У Салтыкова почерк хороший, пускай записывает!

– А желание обязательно скромное?

– Какое угодно, только лучше пишите скромное, а то никогда не сбудется!

– Налейте Македонскому вина, штрафную!

Меня заставили выпить большой бокал крепкого сладкого вина. Голова пошла кругом.

– Кто там первый? Начинаем! Ванечка, твое желание! Говори быстрее!

– Мое скромное желание стать флигель-адъютантом, – сказал Ванечка.

– Неплохо! Куда хватил! – закричали все.

– Записываю. Следующий!

– Мое скромное желание дожить до ста лет, – сказал улан.

– И это недурно. Дальше.

– Мое скромное желание получить Георгия, – сказал приятель улана.

– А Андрея Первозванного не хочешь?

– Что скажет воспитанник альма матер?

Студент слегка покраснел:

– Да что ж, мне бы хоть доучиться.

– Вот это скромно! – закричали все. – Это уж скромно!

– А у тебя, Анетте?

– Пусть Миша мой вернется с войны с руками и ногами.

– Сибаев? Да у него такие ручищи, такие ножищи, что никакое ядро не отшибет! Что ж тут загадывать? Остальные говорите!

– Мне бы теткино наследство получить!

– Мне в картах удачи!

– У меня секретное! Сама напишу!

– А у меня нету желаний, ей-богу нету! Только нескромные!

– Да подождите вы! Не успеваю писать!

Поднялся гомон. Что-то неладное творилось у меня с головой. Я вышел в соседнюю комнату и прилег на диван. Неужели от вина? Вместе с каким-то скольжением пространства голова была ясна, но странно ясна. Сознание тянуло не то в даль, не то в полудрему.

Шум, смех за стеной. Внезапно внутреннее зрение как бы раздвинулось, все стихло, и передо мной появился адъютант Ванечка. Он был в том же мундире, но с серьезным, осунувшимся лицом.

– Мне не удастся стать флигель-адъютантом, – сказал он.

– Почему? – спросил я, не разжимая губ.

– Я буду убит через три дня в Бородинском бою. Сначала пуля попадет вот сюда, – он показал на плечо, – а потом картечью в грудь. Меня даже не подберут. Три дня осталось жить.

За ним появились улан со своим приятелем.

– Мне оторвет ногу, – сказал улан, – и я буду жить еще несколько лет на иждивении своей сестры воспоминаниями о двенадцатом годе.

• Предыдущая
• 19/45
• Следующая