Континент Евразия - Савицкий Петр Николаевич - Страница 45

С этими попытками зачислить евразийцев, без всяких к тому оснований, в категорию реакционеров интересно сопоставить ту полемику, которую вели и ведут с евразийством "правые" газеты. Наиболее злобные нападки на евразийцев раздались именно с этой стороны. Именно эти оппоненты уже в 1925 г. "начали выражать различные подозрения почти полицейского характера" [50]. Именно для них евразийцы — это "секомые", которые получают "оглушительное заушение" [51], их листовки "надлежит выставить на позор" [52], их стремление "достаточно пригвоздить" [53].

Все эти "сечения", "заушения", выставления "на позор", "пригвождения" существовали только в воображении оппонентов. Но какой подбор образов? К чему стремились? Какие проявляли вкусы!

Иван Гримм писал: "Для нас, контрреволюционеров. Империя Российская — и в смысле государственном и в смысле религиозном — есть огромная историческая ценность, разрушение которой мы считаем величайшим русским бедствием и за восстановление которой мы боремся" [54]. Если люди хотят восстанавливать ту империю, которая существовала до революции, трудно разговаривать с ними: ведь именно империи этой и были свойственны те болезни, которые привели к революции. И. Гримм заканчивал свою статью словами, вполне приемлемыми также для евразийцев: "Пусть тот, кто с нами, уходит от евразийцев, тот же, кто с евразийцами, — уходит от нас" [55].

В тех же тонах выдержана полемика с евразийством И. А. Ильина [56]. Разбирая отношение евразийцев к революции, И. А. Ильин говорил следующее: "Да, революция есть объективный исторический факт. Этот факт совсем не только "исходит" из мерзости и преступления, а весь состоит из преступлений и мерзостей" [57]. И при такой мере исторического понимания нелегко разговаривать с автором [58].

Положение Церкви в дореволюционной России И. Д. Гримм определял следующим образом: "Споспешествуемая государством Церковь жила в довольстве, защищенная от обид и невзгод" [59]. В смысле непонимания существа церковной жизни это суждение превосходит все, что можно себе представить!

По степени глубины и правды выступление И. Д. Грима можно поставить на один уровень с другим выступлением, хотя и существенно иного содержания, а именно выступлением З. Н. Гиппиус [60]. Она говорит о смене вывесок "СССР" на "Евразия". "Мы уж знаем, что за вывесками осталось бы то же, лишь обозначенное другими буквами: вместо ЧК — положим ДУ, "Добродетельное учреждение", или Бе Пе, "Благое Попечительство", и т. д. Но в отношении церкви перемена будет поглубже, поядовитее. Из помехи, из гонимой предполагается, украсив приятными словами, возвести ее в чин служащей порядкам не коммуно-большевицким, а евразо-большевицким… Даром разукрашивать Церковь не будут: служба предстоит серьезная. Прежде всего ЧК не требовала от нее благословений: ДУ и БП потребуют. За объявление ее единой истинной, вселенской потребуют активной борьбы со всеми, без разбора, еретиками — иудеями, язычниками и христианами других церквей. Возложат на нее и просветительную работу по разъяснению политграмоты (евразийской)" и т. д. О евразийском понимании религиозной свободы мы уже говорили (см. выше). З. Н. Гиппиус, приступая к написанию статьи о евразийстве, видимо, не считала нужным читать евразийские издания. Ее домыслы о евразийской ЧК невозможно и обсуждать серьезно. А защищаемый евразийцами порядок отношений между Церковью и государством прямо противоположен тому, который изображает З. Н. Гиппиус. Позволю себе процитировать документ, который был уже написан к тому моменту, когда г-жа Гиппиус публиковала свою статью: "Необходимо, чтобы государственная власть относилась благожелательно и содействовала каждой вере, исповедуемой народами России-Евразии, понимая, что только вера может служить основой социальных отношений, проникнутых духом любви и неуклонным бережением человеческого достоинства. Однако содействие государства вере ни в коем случае не должно перерождаться в зависимость религиозных объединений (Церкви) от государства или государства от религиозных объединений (Церкви)" [61]. Эти начала были приняты в качестве руководящих евразийством, как целым. Из них можно усмотреть, что ни о какой организуемой государством "борьбе" с "иудеями, язычниками и христианами других церквей", с евразийской точки зрения, просто не может быть речи: государство должно относиться благожелательно и содействовать "каждой вере, исповедуемой народами России-Евразии". В то же время независимость Церкви от государства есть одна из основных ценностей, за которые борются евразийцы. В цитируемом документе по этому поводу сказано, между прочим, следующее: "Между религией (Церковью) и государством не может и не должно быть государственно-правовых отношений или хотя бы финансовых связей. Именно для того, чтобы представители религии (Церкви) могли выполнять выпадающую на их долю роль народной совести, религиозные объединения (Церковь) должны иметь самостоятельный бюджет, независимый от средств государства… В области религиозной никакое принуждение недопустимо… государство воздерживается от вмешательства в дела религии". Пред лицом этих выношенных евразийством положений, что сказать о "критике", выдвинутой З. Н. Гиппиус? Эта критика характеризует самое З. Н. Гиппиус, а никак не евразийцев.

То же можно сказать и о нынешнем "патриотическом" мировоззрении А. В. Карташева. Вот на что надеется А. В. [62]: "Сила распада пойдет по линии свобод, может быть, даже по линии национального сепаратизма. Этого нужно ожидать… несостоятельна мысль… о превращении Красной Армии в национальную… нет, развал, самоистребление, самоуничтожение неизбежны в этой среде". В своем "патриотическом" рвении А. В. Карташев примирился, по-видимому, с распадом России ("этого нужно ожидать"). Евразийцы же уверены, что этого не произойдет. А. В. Карташев обрек на "самоистребление" значительную часть народно-национальной силы России (Красную Армию). Она же на самоистребление не пойдет и отстоит государственное единство Евразии. Не самоистребление, но преображение этой среды есть решающий момент современности.

Полемика с евразийством в газете "Возрождение" была продолжена опубликованием 26 января 1929 г. передовой под заглавием "Бегство Чингисхана". По всем данным, заглавие было придумано для сугубого уничижения евразийства. Редакция не знала, видимо, что Чингисхану действительно неоднократно приходилось бежать [63]. И каждое его бегство было этапом все большего укрепления его власти.

Нелегко привести в систему утверждения наших оппонентов. Критики очень часто противоречат друг другу. Сказывается это в деталях, сказывается и в более существенных вопросах. Для части "демократической" критики евразийцы — реакционеры. В глазах "правых" евразийцы "тянут к тому, чтобы найти общую почву с революцией и общие задачи с большевизмом" (И. А. Ильин). Для Г. Ландау автор этих строк "своим признанием "Великой Русской Революции" стал "обеими ногами на почву русского коммунизма, социализма и народничества" [64]. Для Б. Мирского "философско-историческая полемика даже не требуется для определения политического лица евразийства, которое ясно и откровенно изложило свои политические взгляды, обнаружив их неприглядное реакционное содержание" [65]. Каково же отношение евразийцев к русской действительности? И. А. Ильин утверждает, что "здесь идет разговор именно о приятии, о прекращении борьбы, о волевом преклонении, о приспособлении, о практическом фактопоклонстве" [66]. П. М. Бицилли находит, что евразийцы "не столько считаются с действительностью, сколько "утверждают" пророчески "долженствующий быть", ибо он согласуется с их историко-философскими требованиями, — процесс" [67].