Путь в Версаль (др. перевод) - Голон Анн - Страница 63

• Предыдущая
• 63/111
• Следующая

Ах! Молодые красавцы короля! Некогда она любовалась их разноцветными перьями, но сейчас перед хозяйкой «Красной Маски» обнажились их гнилые душонки!

Троих она не знала. Однако один из них пробудил какие-то смутные воспоминания, но столь далекие, что она ничего не смогла припомнить.

Высокий, крупный молодой мужчина в прекрасном золотистом парике. Менее пьяный, чем другие, он стоял, опираясь на колонну зала, и старательно шлифовал ногти. Когда Анжелика к нему подошла, он не стал дожидаться, пока она сдернет маску, и сам беззаботно и грациозно ее снял. Очень светлые голубые глаза сохраняли холодное и презрительное выражение. Анжелика смутилась. Спало нервное напряжение, которое до сих пор поддерживало ее, и навалилась страшная усталость.

По ее вискам струился пот, потому что в комнате стояла невыносимая жара.

Анжелика подошла к собаке и взяла ее за ошейник, чтобы та отпустила свою жертву. Она надеялась, что придет Дегре, но он не появлялся, и она все так же находилась одна среди этих опасных призраков. Реальным оставалось только присутствие Сорбонны.

– Вставайте, господа, – сказала она устало. – И убирайтесь вон. Вы здесь натворили достаточно зла.

Покачиваясь, придерживая одной рукой маску, а другой волоча бесчувственные тела маркиза де Варда и брата короля, придворные поспешно уходили. На улице им пришлось отбиваться шпагами от поваров, вооруженных вертелами. Их преследовали возмущенными гневными криками.

Сорбонна нюхала кровь и рычала, оскаливая клыки. Анжелика подошла поближе к безжизненному телу маленького торговца вафлями. Она гладила его холодный чистый лобик:

– Лино! Лино! Мой милый мальчик… Бедный маленький страдалец…

Крики, раздавшиеся с улицы, отвлекли ее от горьких переживаний.

– Горим! Горим!

Пламя в трубе запалило крышу дома. Обгорелые обломки начали падать в очаг, и комнату заволокло дымом.

Анжелика выбежала из зала, унося тело Лино. На улице было светло как днем. Клиенты и хозяева ближайших харчевен с ужасом смотрели на клубы дыма, вздымавшиеся над старым домом. Снопы искр сыпались на соседние крыши.

Люди побежали к берегу Сены, чтобы организовать живую цепочку из ведер и ушатов. Но пожар занялся сверху, и воду приходилось поднимать на крыши двух соседних домов, потому что лестница «Красной Маски» уже обвалилась.

Анжелика хотела вернуться в зал вместе с Давидом, чтобы вынести тело господина Буржю. Но они задохнулись в дыму и были вынуждены вернуться. Тогда они побежали через двор на кухню и выволокли без разбору все, что попадалось под руку.

Между тем прибыли капуцины. Толпа приветствовала их одобрительными криками. Народ любил этих монахов, в уставе которых значилась обязанность оказывать помощь при пожаре. На деле только они и представляли городских пожарных.

Они привезли лестницы, железные крючья и огромные помпы, чтобы как можно выше и дальше направлять струи воды.

Прибыв на место, они закатали рукава и, не думая о горящих головнях, которые падали им на голову, бросились в соседние дома. Затем они появились на крышах и ударами крюков начали крушить все подряд. Их действия привели к тому, что горящий дом оказался изолирован от других построек, а так как стояло безветрие, то огонь не перекинулся на остальные дома квартала. Все опасались общего пожара, этого страшного бича, от которого два-три раза в столетие выгорал Париж, представлявший собой скопление старых деревянных домов.

Зияющая пустота да горы мусора и головешек остались на том месте, где еще вчера стояла уютная таверна «Красная Маска». Но главное, что пожар был потушен.

Анжелика, вся вымазанная сажей, созерцала руины своих надежд. Возле нее сидела собака Сорбонна.

«Где же Дегре? Ох! Я хотела бы увидеть Дегре, – думала она. – Он подсказал бы, что мне теперь делать».

Она взяла собаку за ошейник:

– Пойдем к твоему хозяину.

Далеко идти не пришлось. В нескольких метрах от них, в тени крытой галереи, она заметила шляпу и широкий плащ полицейского. Он спокойно растирал табак.

– Здравствуйте, – невозмутимо приветствовал он. – Плохая ночка, ничего не скажешь.

– Вы были здесь, в двух шагах! – воскликнула, задыхаясь, Анжелика. – И вы не пришли на помощь?

– А почему я должен был прийти?

– Так, значит, вы не слышали, как я кричала?

– А я не знал, мадам, что это кричали вы.

– Не важно! Ведь кричала женщина.

– Не могу же я бросаться на помощь каждой женщине, которая кричит, – добродушно отвечал Дегре. – Однако поверьте, мадам, если бы я знал, что кричали вы, я бы обязательно явился.

Она недовольно проворчала:

– Сомневаюсь.

Дегре вздохнул:

– Разве ради вас я уже не рисковал однажды своей жизнью и своей карьерой? Так я мог бы рискнуть и вторично. Но увы, мадам! В моей жизни вы превратились, к сожалению, в прискорбную привычку, и я очень опасаюсь, как бы, невзирая на врожденную осторожность, мне не сложить на этом голову.

– Меня повалили… Они хотели меня изнасиловать.

Дегре отвел саркастический взгляд:

– Только и всего? Они могли бы сделать кое-что похуже.

Анжелика растерянно потерла лоб:

– И то правда! Мне даже как-то стало легче, когда я поняла, что они добиваются только этого. А потом появилась Сорбонна… Очень вовремя!

– Я всегда доверял самостоятельности этой собаки.

– Так это вы ее послали?

– Ну конечно.

Молодая женщина глубоко вздохнула и вдруг, в порыве слабости и признательности, прижалась щекой к твердому плечу мужчины:

– Спасибо.

– Известно ли вам, – продолжал Дегре тем спокойным тоном, который одновременно и возмущал, и успокаивал ее, – что я только формально отношусь к государственной полиции? Точнее говоря, я королевский полицейский. И я не должен мешать очаровательным развлечениям наших знатных господ. Так вот, дорогая моя, разве вы недостаточно уже пожили на свете, чтобы усвоить, к какому миру принадлежите? Кто же не следует моде? Пьянство – это удовольствие, разнузданный дебош – каприз, оргия на грани преступления – приятное развлечение. Днем – придворные поклоны и красные каблуки, а по ночам – любовь, игорные притоны и попойки в тавернах. Правда, приятный образ жизни? И вы ошибаетесь, мой бедный друг, если полагаете, что эти люди опасны. На самом деле даже самые гнусные их проделки совсем не опасны! Единственный враг, самый страшный враг королевства, – это тот, кто одним своим словом может подорвать их могущество: газетчик, писака, журналист, памфлетист. Я лично выслеживаю памфлетистов.

– Ну что ж, можете отправляться на охоту, – сказала Анжелика, стискивая зубы и выпрямляясь, – потому что я обещаю вам работу.

Ее неожиданно осенила новая мысль.

Она отстранилась и пошла прочь. Но вдруг вернулась:

– Их было тринадцать. Имена троих мне неизвестны. Вы должны мне их раздобыть.

Полицейский снял шляпу и поклонился.

– К вашим услугам, мадам, – произнес он, вновь обретая голос и улыбку адвоката Дегре.

Как и в первый раз, Анжелика обнаружила Клода Ле Пти спящим на барже с сеном, возле Арсенала. Она разбудила его и поведала о событиях минувшей ночи. Все ее труды пошли прахом. Распутники в кружевах снова до основания разрушили ее жизнь, точно так же как армия мародеров опустошает страну, по которой идет.

– Ты должен за меня отомстить! – повторяла она с лихорадочным блеском в глазах. – Только ты один можешь это сделать, потому что ты их злейший враг. Так говорит Дегре.

Поэт широко зевал и тер глаза. Его светлые ресницы еще слипались от сна.

– Странная женщина! – произнес он наконец. – Ты начала вдруг мне «тыкать».

Он обнял ее за талию и хотел привлечь. Но она нетерпеливо высвободилась:

– Да послушай же, что я тебе говорю!

– Через пять минут ты обзовешь меня деревенщиной. Ты уже не маленькая нищенка, а важная дама, отдающая приказания. Ладно, к вашим услугам, маркиза. Впрочем, я уже все понял. С кого ты хочешь начать? С Бриенна? Я припоминаю, что он волочился за мадемуазель де Лавальер и мечтал заказать ее портрет в образе Марии Магдалины. С тех пор король с трудом его переносит. Итак, мы сделаем из Бриенна приправу к обеду его величества. – Он обратил свое прекрасное бледное лицо на восток, где вставало солнце. – Да, к обеду можно успеть. Типографские прессы мэтра Жильбера всегда готовы, если надо усилить эхо моего зубовного скрежета против власти. Я тебе уже говорил, что сын мэтра Жильбера был когда-то приговорен, не знаю уж, за какой грешок, к галерам? Вот для нас и прекрасный случай, согласна?

• Предыдущая
• 63/111
• Следующая