Кобзарь - Шевченко Тарас Григорьевич - Страница 61
- Предыдущая
- 61/111
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
61
Орская крепость, 1848
Петербург, 1858
«Ой, гляну да погляжу я…»
* * *
Ой, гляну да погляжу я
На степь и на поле:
Может, даст бог милосердный
Хоть под старость волю?
Пошел бы я на Украину,
К родимому дому,
То-то были б дома рады
Бедняге седому!
Смог бы малость отдохнуть я,
Богу помолиться;
Там бы… да подумать страшно:
Этому не сбыться.
Как в неволе, без надежды
Жизнь прожить? Не знаю.
Друзья мои, научите, —
Голову теряю!
Орская крепость, 1848
«Не дай ты никому того же…»
* * *
Не дай ты никому того же,
Что мне, старому, дал, боже, —
На чужбине, без свободы
Понапрасну тратить годы.
По лугам-степям пойду я,
Разгоню кручину злую.
Только вот беда какая —
Погулять-то не пускают.
Кос-Арал, 1848
[ЦАРИ]
Сестрица бога Аполлона!
Когда б случайно вы хоть раз,
Старушка, навестили нас
И, как бывало во дни оны,
Возвысили б свой божий глас
До оды пышно-величавой?
Я тоже начал бы, пожалуй,
Особ высоких воспевать.
А то, уж если вам сказать
Чистосердечно, по-простому,
Мне надоели мужики,
Покрытки все и барчуки;
Хотелось бы мне сбить оскому
На главах батюшек-царей,
На всех помазанниках божьих…
Да не решусь, а коль поможешь,
Покажешь мне, как тех гусей
Ощипывать, то я, быть может,
За чуб схвачу рукой своей
Святопомазанников этих.
Покиньте же святой Парнас,
Побудьте здесь, на грешном свете,
И старенький свой божий глас
Возвысьте, тетенька. И складно
И ладно, ну хотя бы раз,
Хоть на минуту напоказ
Всех венценосцев выставляя
И ничего не пропуская,
О них расскажем.
В добрый час
Начнем, советчица родная!
I
Безлюдно и тихо в Иерусалиме.
Врата на запоре, как будто в дома
Давидова града, что богом хранимы,
Чума ворвалася. Но то не чума;
Еще пострашнее лихая година
Сошла на Израиль: царева война!
Собравши немощные силы,
Князья царевы, весь народ,
Закрывши в городе кивот,
На поле брани выходили,
На поле бились, сиротили
Своих покинутых детей.
А в городе младые вдовы
В светлицах плачут, чернобровы,
От малых чад своих очей
Не отведут они. Пророка
И ненавистного царя,
Клянут Давида-главаря.
А он, уперши руки в боки,
По кровле кедровых палат
В одеждах пурпурных гуляет,
Как кот на сало, взор бросает
На Гурия-соседа сад.
Там под деревьями в прохладе,
В своем веселом вертограде,
Вирсавия купалася,
Как Ева средь рая,
Гурия жена, царева
Раба молодая.
Купалася тихо-мирно,
Грудь белую мыла,
Своего царя святого
Ловко окрутила.
На улице смерклось.
И, тьмою объятый,
Тоскует и дремлет Иерусалим.
Давид, как безумный, царские палаты
Меряет шагами… Властитель проклятый
Себе говорит: «Я… Нет, мы повелим!
Я царь над всем народом божьим!
И сам я бог моей земли!
Я — все!..» Давиду позже
Рабы трапезу принесли,
Внесли сикер — питье хмельное,
И царь сказал, чтобы в покои
Рабы рабыню привели
К нему. И как бы ненароком
К святейшему царю-пророку
Сама Вирсавия пришла,
Откушала, питья хмельного
С пророком выпила, пошла,
Чтоб после ужина такого
Прилечь с царем. А Гурий спал.
Ему, бедняге, и не снилось,
Что втайне от него творилось,
Что из дому Давид украл
Не золото, не серебро,
А лучшее его добро —
Его Вирсавию украл.
А чтоб о том он не проведал,
Давид-пророк убил соседа.
И после перед целым светом
Пролил слезу, обворожил
Псалмом седого Анафана…
И, вновь веселый, снова пьяный,
С своей рабыней закутил.
II
Давид, святой пророк и царь,
Не слишком был благочестивый.
Дочь у него была Фамарь
И сын Амон. Что тут за диво?
Бывает так и у святых,
Да все ж не так, как у простых,
А вот как. Сын Амон счастливый,
Красивый первенец царя,
Хворает, видно, слег не зря.
Давид и стонет и рыдает,
В печали ризу раздирает
И сыплет пепел на главу.
«Я без тебя не проживу,
Мой сын, возлюбленное чадо,
Моя единая отрада!
Умрешь — я солнца не узрю,
Я без тебя умру! Умру!»
И царь спешит, рыдая, к сыну,
Хоть ковыляет, а бежит,
А сын его, как бык здоровый,
Во храмине своей кедровой
Лежит, — и трудно, а лежит.
В душе смеется, а вздыхает,
Отца, рыдая, умоляет,
Чтобы сестра Фамарь пришла.
«Молю отца и государя!
Вели сестре моей Фамари,
Чтоб мне лепешек испекла,
Да чтоб сама и принесла.
А я, вкусивши их, восстану
С одра недуга». Утром рано
Фамарь спекла и принесла
Опреснок брату. Он за руку
Ее хватает, и ведет,
И в темной храмине кладет
Сестру на ложе. В горе руки
Она ломает, из груди
Крик вырвался: «О, пощади,
Амон, о брат мой, брат лукавый!
Мой брат единственный! Я! Я!
Сестра родимая твоя!
Где от дурной я скроюсь славы
И от стыда? Такого брата
И бог и люди проклянут!..»
Не помогло ничуть, — куда там!
Так припеваючи живут
Царевичи на свете,
Запоминайте, дети.
61
- Предыдущая
- 61/111
- Следующая
