Кобзарь - Шевченко Тарас Григорьевич - Страница 62
- Предыдущая
- 62/111
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
62
III
И дожил царь Давид на свете
До многолетья.
Одрях совсем; и покрывали
И грели ризами его,
Но ими все ж не согревали
Рабы владыку своего.
Но отроки не оплошали
(Они натуру волчью знали):
Чтоб греть его, девиц нашли,
Царевен лучше красотою,
И к старику их привели —
Да греют кровью молодою
Они царя. И разошлись,
Замкнувши двери за собою.
Облизнувшися, кот старый
Слюни распускает
И к одной сунамитянке
Лапы простирает.
А она, себе на горе,
Лучшая меж ними,
Меж подругами, как будто
Лилия в долине
Меж цветами.
Так вот она
Собой согревала
Царя-старца; а девицы
Меж собой играли
Голенькие. Как там она
Грела, я не знаю,
Знаю только, что царь грелся
И… и не позна «ю».
IV
Перед дворцом своим гуляет
Веселый старый Рогволод.
Дружина, отроки, народ
Во злате вкруг него сияют.
У князя праздник: ожидает
Литвина — князя-жениха,
Что сватается за Рогнеду.
Перед богами Лель и Ладо
Огонь Рогнеда развела,
Драгим елеем полила
И сыпала на пламя ладан.
Вокруг, валькириям подобно,
Танцуют, тешатся подруги.
И поют себе:
«Гой, гоя, гоя!
Новые покои
Мы украсить рады
Гостям на усладу».
Встает густая туча пыли
За Полоцком. И стар и млад
Навстречу князю поспешили,
Бояре с челядью спешат.
Сама Рогнеда с Рогволодом
Пошла с подругами, с народом.
Не литовский князь ожидаемый,
Сердцем избранный, хоть неведомый,
А из Киева туром-буйволом
Идет веприщем за Рогнедою
Володимир-князь с киевлянами.
Пришли, и город обступили
Кругом, и город подпалили.
Владимир-князь перед народом
Убил седого Рогволода,
Поя народ, княжну поя,
Отыде в волости своя,
Отыде с шумом. И растли ю,
Рогнеду эту молодую,
И прогони ю, и княжна
Блуждает по миру одна…
Кто ей поможет… Вот какие
Те венценосные, святые
Князья-цари!
V
Чтоб палачи их покарали,
Царей, проклятых палачей!
Возни с царями, чтоб вы знали,
Как дурень ходишь вкруг царей,
Как подступиться к ним — не знаешь.
И все никак не угадаешь,
Что делать с поганью? Скажи,
Сестрица бога Аполлона,
Открой, голубка, укажи,
Как пресмыкаться перед троном.
Тебе, коль денег припасу,
Монисто к пасхе поднесу.
Запишемся с тобой в лакеи,
Наденем новые ливреи,
Да и начнем царей любить.
Карандаши мне жаль тупить.
Где воли нет для человека,
Не будет там добра вовеки.
Зачем себя в обман вводить?
Пойдем в селения — там люди,
А там, где люди, — славно будет,
Там будем жить, людей любить,
Святого господа хвалить.
Кос-Арал, 1848 Петербург (?), 1858
«Когда есть дом родной…»
* * *
Когда есть дом родной, а дома
Сестра родная или мать —
Какая это благодать!
Она мне, правда, незнакома,
Ее не знал я никогда,
И кое-как прошли года.
Но довелось однажды мне
В чужой далекой стороне
Заплакать, что судьба сурова,
Что ни хозяйки нет, ни крова!
Мы долго в море пропадали.
Пришли в Дарью, на якорь стали.
С Ватаги письма принесли,
И все тихонько их читали,
А мы с коллегою легли,
Беседовали, вслух мечтали,
Я думал: где б ту благодать —
Письмо иль мать — добыть на свете?
«А ты один?» — «Жена, и дети,
И дом есть, и сестра, и мать!
А писем нет…»
Кос-Арал, 1848
ДОЧКА КТИТОРА
То было в давние года,
Когда борцы везде ходили
И девушек с ума сводили,
Всех изводили, хлопцев били
И верховодили всегда, —
Точь-в-точь гусары на постое;
В правленье гетманов святое
То было — в давние года.
Настали праздники в селе.
В корчме, усевшись на столе,
Слепые лирники играли,
А за танец брали грош.
Там пыли облака вставали,
Там девушки плясали
И парни… «Все одно и то ж,
Другой начнем!» — «Хорош и этот!»
И снова лиры залились,
Поют и пляшут щеголихи,
А парни, подбоченясь лихо,
Вприсядку понеслись.
Стоит красавец в серой свите, —
Ну, право, равных нет Никите!
Красавец малый, да байстрюк,
Байстрюк, да и бедняк при этом.
Один, забытый целым светом,
Стоит в корчме, как тот…[20]
А плечи потолку подпора.
Он оторвать не может взора
От дочки ктитора… Она
В цветы и ленты убрана,
Как та картинка… Погодите, —
Не на него ль она глядит?
Иль это кажется? Горит,
Горит Никита в серой свите!
Грошик вынимает
И на медный, на последний
Танец нанимает,
Ту богачку, ту гордячку
Плясать приглашает!
«Прочь отсюда, прочь, приблуда! —
И захохотала
Дочка ктитора. — Батрачек
Для тебя не стало?»
Осрамила, да при людях
Гордячка Никиту,
Осрамила, оттого что
Хлопец носит свиту!
Дочка ктитора, ты будешь
Наказана строго
За насмешку!..
Где ж Никита?
Далекой дорогой
Он ушел. Никто не ведал,
Что с хлопцем случилось…
Только ктиторова дочка
Покоя лишилась.
Домой в слезах она пошла
II спать в слезах она легла.
Есть не хотела… Сна не знала,
Какой легла, такой и встала,
Как в одури! Что делать ей?
Как быть? Все мысли — о Никите,
А тот, как сыч нахохлясь, в свите
Стоит все время перед ней!
Вот наважденье! Оказалось,
Что над неровней ты смеялась
В недобрый час. И стало жаль
Тебе его… Тоска, печаль
И стыд — всё душу обступило.
Ты зарыдала. Отчего?
Да оттого, что полюбила
Никиту бедного того!
Диво дивное на свете
С тем сердцем творится.
Кажется, вчера чуралось, —
Сегодня томится.
Так томится, — на край света,
Только прикажите,
А пошло бы!.. Вот на дочку
Ктитора взгляните:
Жить не хочет. Пусть бы в воду,
Но только к Никите!
Берегитесь над неровней,
Девушки, смеяться,
Чтоб и вам, как той гордячке,
С бедой не спознаться!
Она былинкой сохла, вяла,
Отца и мать перепугала, —
Па богомолье повезли,
Святые травы ей давали,
И все-таки не помогли!
Взбиралась на курган в печали, —
Дорожку ноги протоптали, —
Глядела вдаль, ждала, ждала…
Травой дорожка поросла;
Слегла красавица в бессилье…
Бот что насмешки натворили!
Он же канул, провалился;
Может, где и бродит, —
Нету вести. Год за годом,
Три года проходит.
На четвертый год настали
Снова праздники в селе.
Снова, сидя на столе,
Лирники в корчме играли.
По грошику брали
И так же играли,
На радость всем, как и когда-то.
И так же девушки плясали,
Как и когда-то.
Вдруг в богатом
Жупане, в синей шапке, в красных,
Как ягоды, штанах атласных,
Вприсядку залетел казак
Да припевал еще вот так:
«Да спасибо батюшке,
Да спасибо матушке,
Что добыли нас.
А как добывали,
Жито рассыпали
В ночи на печи!»
«Эй, водки! Меду!
Два стакана!
Где сотский?
Нет ли атамана?
Начнем бороться!
Погань, падаль,
Борца сегодня вам не надо ль?
Борец пред вами!»
Вот не ждали!
И много дней без перерыва,
Как злой болячке, как нарыву,
Борцу всем миром угождали.
А был разборчив он, — почище
И паныча… Откуда зло
Взялось такое? Все село
Ему не наготовит пищи!
А он поет, гуляет, пьет
Да хлопцам жару задает
Пред девушками. Вот проклятый, —
Он головы вскружил им всем:
Такой хороший и богатый!
Уже не борется ни с кем,
А просто так гуляет
Да садик ктитора нередко
Ночами посещает.
А там красавица встречает
И припевает, прибавляет:
«То не ты ли Никита?
Не твоя ль эта свита?»
Тот он, тот, кого на смех
Поднимала ты при всех!
А теперь он стал желанным,
Его поджидаешь,
С ним обходишься, как с паном,
Во всем угождаешь.
И не день, не два, как пану,
Ему угождала,
И не день, не два Никиту
В саду поджидала!
Дождалась ты, поджидая:
Нагрянуло горе, —
Не очнулась!
Дни проходят,
Месяц минул вскоре.
И лето минуло, и осень,
Семь месяцев прошло, и восемь,
Пришел девятый за восьмым, —
Пришел он с горюшком твоим!
В садик бедная выходит…
Там, где верба гнется,
Есть колодец. Не напиться
Воды из колодца, —
Нет, в тревоге ищет места,
Где бы хоть немного
И поплакать и подумать:
Будет ли подмога?
Как ей спрятаться от срама?
Где ее дорога?
Зимним вечером, босая
И в одной рубашке,
Дочка ктитора выходит:
Мальчик у бедняжки.
То приблизится к колодцу,
То вновь отступает.
За калиной — взгляд змеиный:
Байстрюк поджидает!
Горемыка на колоду
Положила сына —
И бежать… Кусты калины
Никита раздвинул,
Как щенка, дитя родное
В колодец он кинул!
А сам пошел он к сотскому,
Распевая звонко,
Сказать, чтоб шли отыскивать
Всем миром ребенка!
Рано-рано в воскресенье
Собиралось все селенье.
Ведра в воду опускали
И ребеночка искали.
Воду ведрами тащили, —
Отыскали в темном иле!
Горемычную в оковы
Заковали в день суровый.
Прегрешенья отпустили,
Мать, отца стыдом стыдили
И блудницу осудили,
А потом ее, живую,
Вместе с сыном закопали
В землю темную, сырую!
Столб высокий воздвигали,
Чтобы все о ней узнали,
Детям правду рассказали, —
Девушки урок получат,
Если мать с отцом не учат.
Борда в селе не стало больше.
А люди повстречались в Польше
С каким-то панычом. Спросил:
«Как дочке ктитора живется,
Всё ль над неровнею смеется?»
То он! Господь его казнил
За грех, свершенный у колодца,
Не смертью, нет!
Он будет жить,
И сатаною-человеком
По свету белому бродить,
И девушек с ума сводить
Вовеки.
вернуться
20
Неоконченная строка в подлиннике.
62
- Предыдущая
- 62/111
- Следующая
