Сентябрь + сентябрь - Коршунов Михаил Павлович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/30
• Следующая

Ревякин взял Первыша за руку и потащил на середину зала. Отстегнул от куртки «Олимпийскую Снежинку», подпрыгнул и булавкой «Снежинки» проколол шар. Хлынул поток круглых весёлых бу­мажек.

Первыш громко засмеялся.

Тогда кто-то бросил в Первыша длинную весё­лую бумажку — одну, вторую…

Первыш ещё громче засмеялся.

Ревякин проколол ещё один шар и ещё… Пер­выш стоял весь в конфетти, словно в дожде, и об­крученный, словно люстра, серпантином.

Гм… Мужчина украсил себя больше, чем жен­щина.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ И…

НАЧАЛО ВТОРОЙ

Так бывает, что очень важное узнаёшь слу­чайно. Боря Завитков случайно узнал, что они — весь их первый класс — будут заниматься матема­тикой. Пришёл за мелом в учительскую и узнал та­кую новость.

А Коля случайно узнал новость дома: пришла с работы мама и сказала отцу, что ей надо собирать­ся в командировку в Крым, в пионерский лагерь Прибрежный. Работать с иностранной делегацией.

А уж что Коля дальше услышал — ну просто арабская сказка: мама берёт его с собой.

Первыш скоро закончит первый класс, и ему на­до будет отдохнуть, чтобы учиться потом дальше. Вот мама и берёт его.

Когда Первыш сказал об этом Боре и Серёже, они ему очень позавидовали. Первышу даже стыд­но стало перед друзьями, что похвалился лагерем и что он весёлый и счастливый.

Такой весёлый и счастливый, что со стороны, наверное, просто неприлично.

Но тут Боря сказал:

— А как же ты поедешь? Ты ещё не пионер! Это он сказал совсем не от зависти, а просто

вслух подумал.

И Серёжа вслух подумал:

— Вдруг тебя не пустят? Коля испугался — и правда, лагерь называется пионерским. А он не пионер и вообще самый ма­ленький в классе.

Мама обо всём этом забыла, что ли…

Тогда Боря опять сказал:

— Но ведь ты вожатый. Коллективный вожа­тый!

И Серёжа сказал:

— Пускай Светка подтвердит, что ты во­жатый над ней.

Первышу было при­ятно, что друзья забо­тятся о нём и вот помо­гают ему, когда он попал в трудное положение.

Но Светка… Разве она что-нибудь подтвер­дит?

Когда узнала, что мама берёт Колю с собой в Крым, начала визжать, орать и даже по полу ка­таться туда-сюда. Никакого чувства меры.

И всё это от зависти.

Мама и папа еле-еле успокоили Светку. Прыга­ли вокруг неё, как слуга и слуга слуги. И даже Ко­ля прыгал, веселил Свету, чтобы мама не переду­мала и не взяла Светку вместо него.

Но мама не передумала. И как только Светка поднялась с пола, объяснила ей, что она ещё неса­мостоятельная и брать её нельзя.

Но Светка всё равно долго не успокаивалась. Папа принёс электрический вентилятор, поставил его перед Светкой и включил. Вентилятор, во-пер­вых, заглушал Светку, а во-вторых, сушил ей слёзы. Недаром папа инженер.

Когда Света наконец успокоилась, она всё равно дулась и не разговаривала с Колей.

Разве она что-нибудь подтвердит?

Ни за что!

И тут вдруг Первыш сказал друзьям: — Я еду в командировку. Вот. Мама едет в ко­мандировку, и я еду.

* * *

Прилетели скворцы, выгнали из скворечен воробьёв и заняли свои квартиры. Грачи свили гнёзда на большом старом тополе. Не было никакого снега и никакой зимы. И вместо прошлогодних листьев и прошлогодней травы выросли новые свежие листья и трава. Было совсем тепло.

Первыш закончил первый класс и перешёл во второй. Это было событие!

Тамара Григорьевна объявила ребятам, что они закончили первый в своей жизни учебный год.

И директор школы Серафима Павловна их поздравила. И нянечка тётя Клава.

Нянечка тётя Клава сказала, что теперь, на будущий год, они самостоятельно будут ходить в буфет. Но что вообще до взрослого человека им ещё хлебать и хлебать киселя.

Вот как сказала тётя Клава.

И школьное радио их поздравило, и Глеб Глебыч поздравил — сыграл на рояле марш.

И коллективные вожатые поздравили, каждую октябрятскую звёздочку отдельно.

Ребята разъедутся кто куда. А Коля поедет в командировку. И даже не поедет, а полетит. На самолёте.

Коля очень ждал этого часа командировки и наконец дождался, хотя мама и называла это для него не командировкой, а отдыхом, чтобы он потом учился дальше отдохнувший.

* * *

Автобус едет через всю Москву. Улицы широкие, улицы узкие. Переходы «зебра» и переходы с кнопками. Жёлтый свет, зелёный свет…

Коля уезжает из родного города. Ему немножко и грустно и боязно: он оставил друзей, школу, двор, где ему всё известно и привычно. Как говорит тётя Клава, «каждая кошка и собака».

А кто их во дворе не знает — кошек и собак? Их все знают. И в школе знают, потому что кошки и со­баки приходят смотреть, как ребята играют в шай­бу. Теперь в шайбе все разбираются.

Эпоха.

На аэродроме говорило радио — объявляло о са­молётах, которые прилетели в Москву, и о самолё­тах, которые вот-вот улетят из Москвы. Радио гово­рило гораздо громче, чем школьное.

Пассажиры сидели в больших залах в креслах, разговаривали, курили, читали газеты или журна­лы, слушали, что объявляет радио.

Мама и Коля тоже сели в кресла.

Стены залов из стекла, и поэтому хорошо видны самолёты на аэродроме, трава, облака.

Графика природы, графика прекрасного.

Коля сидит в кресле на Внуковском аэродроме. Скоро по радио пригласят в самолёт. Коля может взять и почитать газету или журнал (он умеет чи­тать газеты и журналы). Пройти в буфет и выпить чашку кофе (он умеет пить чашку кофе). Просто по­молчать (он знает, что такое учреждение).

Первыш почувствовал себя смелым. Перестал грустить. Что там кошки и собаки! Давайте сюда самолёт — техническое средство!

И самолёт дали: объявили посадку. Коля с мамой пошли к дверям аэровокзала. Двери тоже были стеклянными.

Коля и мама сели в электрический автомобиль, и он повёз их к самолёту.

Электрический автомобиль был красным, трава — зелёной, самолёт — белым, совсем таким, ка­кими бывают облака. Первыш на всё теперь смот­рит внимательно, как учил художник.

Если не забывает, конечно, смотреть внима­тельно.

Первыш, Боря и Серёжа и вся их октябрятская звёздочка часто летала в классе на самолёте. Это при условии хороших отметок и хорошего поведе­ния. А на самолёте настоящем никто из них ещё не летал. И Первыш должен был полететь первым.

Он храбро поднялся по крутой высокой лестни­це в кабину самолёта. Но когда вошёл в самолёт, понял: храбрости особенной даже и не надо, по­тому что он вроде бы оказался в длинном уют­ном коридоре аэровокзала, где стояли большие кресла.

Пассажиров встретила стюардесса. Показывала места.

Она и Коле показала его место.

Коля, конечно, сидел у окна — круглого, с бе­лой шторкой. Так было задумано сразу, и такой билет был куплен.

Иначе и быть не могло.

Когда все пассажиры заняли свои места, стюар­десса сказала, что они будут лететь до Крыма час сорок минут. Сказала, как зовут командира кораб­ля и как её зовут. И что если у пассажиров будут какие-нибудь просьбы или вопросы, чтобы обраща­лись к ней.

В круглое окно было видно, как к самолёту подъехал автомобиль-тягач. Коля знал, что этот автомобиль-тягач потянет самолёт на взлётную до­рожку. А потом самолёт включит реактивные мото­ры и быстро взлетит до облаков, а потом и ещё выше.

Автомобиль-тягач потянул самолёт на взлёт­ную дорожку.

Стюардесса прошла по проходу между креслами и велела пассажирам пристегнуться. У кресел есть пояса. Это чтобы плотно сидеть, когда самолёт будет взлетать к облакам и выше облаков.

И ещё она выдавала пассажирам, у которых бы­ли самопишущие ручки, непромокаемые чехольчи­ки. В эти чехольчики надо было убрать ручки, а то в полёте из ручек иногда вытекают чернила и пач­кают карманы пиджаков. Как понял Коля, получа­ются кляксы.

• Предыдущая
• 17/30
• Следующая