Опасные пути - Хилтль Георг - Страница 38
- Предыдущая
- 38/170
- Следующая
— Сударь, Вы так дерзки, что…
— Молодой человек, — сказал Экзили, смотря на Бирана сверкающими глазами, — Вы хорошо сделаете, если не вызовете меня на дуэль. Моя жизнь посвящена настолько серьезным занятиям, мне еще предстоит сделать так много до моей смерти, что я не пощажу никого, кто похитит у меня хоть маленькую частичку того короткого времени, которое достается в удел нам, смертным. Поэтому моей первой заботой будет одним ударом удалить противника с моей дороги.
— При помощи Ваших ядов? — дерзко спросил граф де Лозен. — Париж — неподходящая почва для учеников Борджиа. Если Вы будете брать свое оружие из подобных источников, то наши войска станут агентами уголовного суда и поставщиками Шателэ.
— Вы снова начинаете угрожать мне, но я не боюсь Ваших угроз. Я легко могу доказать перед судом, что яды, изучение которых я сделал задачей своей жизни, являются в одних случаях настолько же благодетельным даром природы, насколько губительны в других. Каждый врач мог бы явиться моим защитником. Я просто ввожу некоторое вещество между движущимися и дышащими частями машины, называемой человеческим телом, и благодаря силе этого средства и его разрушительному влиянию колеса часов жизни останавливаются, как бы опутанные невидимой сеткой. Наступает смерть от яда, как Вы это называете. Тогда я употребляю то же самое средство, и вот обессиленные, почти уже безжизненные члены оживляются; огненный поток, вливая в жилы новую жизнь, стремится по всему телу, уничтожая от края могилы, уже отверзавшейся перед ним. Кто решится осудить подобные силы, подобные средства? Вы хотите привлечь меня к ответственности потому, что я открыто сознаюсь, что изыскание и применение ядов — мое главное занятие? Ну, а чем занимаетесь вы, господа? Вы пускаете в дело столько яда, сколько не мог бы приготовить ни один подражатель Борджиа, Спара или Трофана, ваш яд даже страшнее “неаполитанской водицы”, потому что трудно найти противоядие яду клеветы и публичного скандала, позорящего доброе имя, остававшееся до сих пор незапятнанным. В тысячу раз опаснее ваши языки, ваши губительные речи, которыми вы, как мышьяком, убиваете духовную жизнь своих жертв. И если мне случилось быть здесь свидетелем подобного отравления, то вы не можете заставить меня молчать, потому что мое свидетельство может послужить противоядием, в том случае, если процесс отравления пойдет дальше. А дай я слово молчать о случившемся, я не мог бы явиться свидетелем.
— Это больше, чем дерзость! — крикнул де Лозен.
— Это — наглость! — закричал Бертильяк.
— Ради Бога, будьте осторожнее! — визжали дамы.
— Берите его, господа, — скомандовал Ламот, — пусть людям де Лионна достанется эта славная добыча!
Доктор сделал шаг назад и произнес:
— В последний раз советую вам, господа, оставить меня в покое. Я — не шарлатан и не беззащитен. Может быть, вы не откажете моей миссии в том уважении, в котором отказываете мне лично, когда я скажу вам, что призван сюда, чтобы вылечить вдовствующую королеву, если только это в человеческих силах. С завтрашнего дня я — врач королевы Анны Австрийской!
Мужчины были поражены. Убежденный тон и угрожающие жесты доктора привели их на мгновение в замешательство, злоба на него за то, что он так ловко отпарировал их нападение, и страх прослыть трусами, если они отступят перед его угрозами, довели их до бешенства.
— Ты — шарлатан, рыночный лекарь, отравитель крыс! — презрительно засмеялся Бертильяк, — ты — врач королевы?! Ты, ярмарочный комедиант, бываешь в королевских покоях?! Рассказывай это другим! Ха, ха, интересный выдался сегодня денек, господа, и нам будет о чем порассказать за обедом у Фронтэна. Мы поймали чернокнижника… Хватайте его!
— В полицию его! Хватайте доктора-отравителя! — закричала вся компания, стремясь выместить на докторе свое негодование.
Его спутник уже обратился в бегство, а Лавьенн пугливо выглядывал из-за стеклянной двери; он был слишком робок, чтобы противоречить своим знатным клиентам, и слишком любопытен, чтобы не дождаться исхода этого благородного, рыцарского разговора.
Четверо или пятеро мужчин, между ними де Лозен, вскочили на прилавок, причем несколько стаканов разлетелось вдребезги.
— Хватайте его с обеих сторон, — закричал Биран, — с обеих сторон, чтобы он не улизнул!
— Назад! — загремел голос Экзили, — назад, или вы раскаетесь!
— Берите его! — кричал Лозен. — Если у тебя под плащом есть шпага, защищайся, шарлатан!
Нападающие перескочили через прилавок, но доктор также быстро отскочил к противоположной стене. Он вынул из-под плаща круглую деревянную коробку и отвинтил от нее крышку, с возгласом:
— Получайте, господа!
В ту же секунду из коробочки поднялось облачко удушливого дыма, распространившееся с быстротой молнии по всей комнате. Нападающие отскочили; какое-то специфическое зловоние захватывало дыхание; в комнате потемнело, как будто на окнах спустили занавеси; дамы звали на помощь; Лозен, Биран и Ламот наталкивались друг на друга; у всех темнело в глазах и как железным обручем сжимало голову.
— Откройте дверь! Помогите! — кричали они. — Черный человек убивает нас!
Распахнули дверь; свежий воздух пахнул в комнату и отогнал черный дым в углы и под потолок. В рассеянном дыму стали понемногу вырисовываться фигуры нападавших.
— Где он? Держите его! — кричали все.
За маленькой дверью, которую еще застилало облако дыма, послышался хриплый смех доктора, но, когда прибежавший Лавьенн открыл дверку, за нею уже никого не было, — доктор исчез.
Страшный кашель овладел всеми присутствующими. Лавьенн поторопился подать разные эссенции, благовонные курения, лимонады и освежающие порошки.
— Это был дьявольский опыт! — воскликнул де Лозен, придя в себя и подкрепившись глотком лимонада. — И в конце концов мошенник удрал!
— О, я еще вся разбита, — простонала маркиза де Кевр.
Все казались озадаченными. У всех покраснели лица; у всех было одно ощущение, как будто страшная тяжесть давила на череп.
— Не позвать ли врача? — вполголоса спросил Ламот.
— Только этого недоставало, — возразил Лозен.
— Придем в себя и перестанем говорить об этом. Неужели Вы хотите сделать нас посмешищем всего Парижа? Если Париж узнает об этом приключении, — мы пропали. Доктор-то уж будет держать язык за зубами, но представьте себе, что дело дойдет до ушей студентов; двенадцать мужчин со шпагами против одного, у которого в руках ничего, кроме деревянной коробочки! Ах, наука… это — нечто великое!
Скоро все общество покинуло лавку.
— Если только этот молодчик попадется мне, я проколю его насквозь шпагой, — пробормотал Биран.
— Сегодня же вечером я доведу обо всем случившемся до сведения Пальлюо. Доктор — лакомый кусочек для судей в Шателэ, — сказал Ламот.
— Ах, если бы мне еще раз повидать этого черного господина! — рассуждал сам с собой Лозен; — это интересный мошенник, и такие знакомства могут пригодиться.
X
После полуночи
На башенных часах пробило двенадцать, когда экипаж, везший маркиза де Бренвилье из дворца Тюильери, остановился у одного дома на новой улице Св. Павла. Он принадлежал отцу маркизы Дре д’Обрэ, с которым наши читатели уже немного знакомы.
Дом д’Обрэ недавно был совершенно перестроен и отремонтирован по плану самого Лемерсье, и потому служил теперь украшением всей новой улицы Св. Павла.
Задний фасад выходил в густой парк, тянувшийся до Львиной улицы, на которую обитатели дома могли выйти через калитку, находившуюся вблизи высеченной из камня статуи св. Варвары.
Как мы уже сказали, была полночь, когда экипаж маркиза де Бренвилье остановился у маленького подъезда дома д’Обрэ. Заспанный швейцар открыл дверь и с машинальным поклоном пропустил господ.
Маркиз быстро поднялся по лестнице; маркиза шла за ним. Они прошли переднюю, и здесь Бренвилье попрощался с женой легким поклоном.
Маркиза поспешно прошла в свой будуар, сбросила свою шелковую накидку и сняла с головы дорогие кружева и жемчужный убор, украшавшие ее волосы.
- Предыдущая
- 38/170
- Следующая