Сталин. По ту сторону добра и зла - Ушаков Александр Геннадьевич - Страница 119

• Предыдущая
• 119/309
• Следующая

Имелась еще одна причина завинчивания гаек. На том крутом повороте истории, на котором находилась страна, бесконечные дискуссии ни к чему хорошему привести не могли. Рано или поздно, но кто-то должен был уйти с дороги. К счастью или несчастью для нашей страны, ушел с нее Троцкий. Впрочем, после смерти Ленина, это уже не играло особой роли, поскольку править страной так без Ильича было некому. О чем он и сообщил партии в своем «Письме к съезду».

На январской конференции Сталин постарался еще более ослабить позиции Троцкого, и с его подачи было принято решение пополнить партийные ряды 100 тысяч рабочих и закрыть доступ в партию выходцам из непролетарских слоев населения. Что ему и удалось, поскольку новые коммунисты проходили уже через его собственные фильтры. Да и сам Троцкий образца 1923 года был уже слишком далек от жизни и интересов рабочих.

Всего год минул после того, как Ленин написал свое «Письмо к съезду», в котором он опасался раскола партии из-за разногласий между Троцким и Сталиным. Прошедший год показал: да, разногласия были, а вот самого раскола не произошло. И занимавший ключевой пост в партии Сталин блестяще доказал, что именно он стоял за то самое единство партии, за которое так ратовал Ленин.

Что, конечно же, не могло не придать ему авторитет не только среди партийных деятелей всех рангов, но и среди народа. Ведь разгром троцкистской оппозиции связывался с его именем. И что бы там ни говорили, это была первая по-настоящему большая победа Сталина. Да, он много сделал в Царицыне, Петрограде и на Южном фронте, но героем революции и Гражданской войны стал Троцкий. И теперь он начал доказывать всей стране, что является не только верным последователем великого Ленина, но и самостоятельной величиной...

Где-то все еще шли жаркие споры, кто-то доказывал правоту или неправоту Троцкого, а в это время в Горках доигрывался последний акт трагедии под названием «Владимир Ильич Ленин». В последние дни Крупская читала мужу рассказы Джека Лондона. Особенно ему понравился «Воля к жизни», герой которого, полуживой, полубезумный, добирается-таки до цели.

Существует версия, что Крупская прочитала Ленину и резолюции партийной конференции с разгромными характеристиками Троцкого. Конечно, это не могло не подействовать на настроение вождя. Что бы там ни говорили о Льве Давидовиче, но он выступил против всего того, против чего боролся сам Ленин. И если так оно и было на самом деле, это было последнее, что вождь услышал о политике.

Вечером 21 января у Ленина резко поднялась температура, затем последовал припадок, который сопровождался острыми мышечными спазмами и потерей сознания. В 18 часов 30 минут, так и не придя в сознание, Владимир Ильич Ульянов-Ленин умер. Доктора и сестры стояли в углу комнаты. Слезы струились по их щекам. Крупская сидела на постели, поглаживая руку мужа.

Умер великий мечтатель и великий реалист, который многого хотел, но и многое умел. Пройдет еще несколько лет, и непримиримый враг советской власти Уинстон Черчилль скажет: «В XX веке Россия пережила две крупные трагедии. Первая заключалась в приходе Ленина к власти, вторая — в его преждевременном уходе...»

История не терпит сослагательного наклонения, и можно было только догадываться, что было бы с нашей страной, проживи Ленин еще лет пять. Но... хуже вряд ли было бы. И не случайно он так часто плакал в свои последние дни, сидя в своем инвалидном кресле. Видно, догадывался... Смерть вождя потрясла партию, и это был тот редкий случай, когда столь разные люди были искренни в своих чувствах.

Потрясла ли она Сталина? Возможно. Если, конечно, верить В.Д. Бонч-Бруевичу, описавшему приезд Сталина в Горки сразу же после смерти Ленина: «Он идет грузно, тяжело, решительно, держа правую руку за бортом своей полувоенной куртки. Лицо его бледно, сурово, сосредоточено. Порывисто, страстно вдруг подошел Сталин к изголовью:

«Прощай, Владимир Ильич... Прощай!» И он, бледный, схватил обеими руками голову В.И., приподнял, нагнул, почти прижал к своей груди, к своему сердцу и крепко поцеловал его в щеки и в лоб... Махнул рукой и отошел резко, словно отрубил прошлое от настоящего». Да, собственно говоря, он и на самом деле «отрубил» его. И уже очень скоро вместо строительства социализма во всем мире он будет строить его в одной стране...

Спасла ли Сталина столь своевременная смерть Ленина от политического краха? Кто знает... Возможно, он бы и покинул с помощью вождя пост генерального секретаря, но вряд ли бы затерялся среди советских служащих. Работниками такого калибра не мог разбрасываться даже Ленин. Особенно если вспомнить его всепрощение к покаявшимся грешникам. А зная Сталина, можно не сомневаться: он бы нашел что сказать, а если надо, и покаялся бы.

Что же касается Троцкого, то о смерти Ленина он узнал только 22 января, когда в его спецвагон в Тбилиси доставили телеграмму-молнию. Но в Москву Лев Давидович не поехал. Конечно, отсутствие второго вождя революции на похоронах Ленина выглядело неприличным, и, чтобы хоть как-то оправдаться, Троцкий обвинил во всем Сталина, который-де сообщил ему не тот день похорон и рекомендовал «не рисковать здоровьем и продолжить лечение». Но это была ложь. Документального подтверждения его словам и по сей день не найдено, и при очень большом желании такой могущественный человек, как Троцкий, мог добраться до столицы самолетом, благо, в стране уже работала германская воздушная компания «Люфтганза».

Мог он воспользоваться и военным самолетом. Да и с каких пор он стал вдруг так внимательно прислушиваться к тому, что ему говорил Сталин?.. Почему же он тогда все-таки не приехал? По всей видимости, решил выждать, пока забудется шум с поражением оппозиции и триумвиры начнут войну между собой...

Что на самом деле думал в те тяжкие для страны дни сам Сталин, теперь не узнает уже никто. Но если верить его бывшему секретарю Бажанову, то он никогда не видел на его лице столь радостного выражения, когда тот узнал о смерти вождя.

«У себя в кабинете, — писал он в своих воспоминаниях, — и в присутствии других секретарей он в прекрасном настроении, сияет. На собраниях и заседаниях он делает трагически скорбное лицемерное лицо, говорит лживые речи, клянется с пафосом верности Ленину. Глядя на него, я поневоле думаю: «Какой же ты подлец». О ленинской бомбе «Письма к съезду» он еще ничего не знает. Крупская выполняет до буквы волю Ленина...»

Было ли так на самом деле или это все же наветы смертельно обиженного своим хозяином лакея? Кто знает... Но, надо полагать, что уж кто-кто, а Сталин прекрасно понимал, что значил для страны Ленин и вряд ли опускался до радости собаки, лающей на мертвого льва. Слишком уж надо было не уважать себя. Тем более что смерть Ленина отнюдь не открывала ему широкой столбовой дороги. И одно дело было подчиняться Ленину (с этим его самолюбие еще могло смириться), и совсем другое — быть на вторых (если не на третьих) ролях у Троцкого или Зиновьева.

Более того, ему было бы гораздо хуже не при чуждом мести Ленине, а при Троцком или том же Зиновьеве, которые постарались бы как можно скорее отделаться от него. И что бы там ни говорили, Сталин не мог не понимать, что из жизни ушел человек, который мог сделать еще очень многое.

Дело было даже не в силе Ленина-теоретика. В отличие от других лидеров партии, Ленин обладал исключительным чутьем на потребности революционной практики, потрясающим умением приспосабливать марксизм к этим потребностям и переосмысливать его как теорию. А это дорогого стоило...

И если говорить о великих деятелях истории, то следует заметить, что все их величие заключалось отнюдь не в том, что они могли что-то там предвидеть. Не могли и не предвидели, иначе вряд ли бы Александр Македонский, Юлий Цезарь и тот же Наполеон потерпели бы столь сокрушительные поражения. Вряд ли заглядывал в оказавшееся столь непроглядным будущее и сам Ленин, когда сражался за власть в России.

• Предыдущая
• 119/309
• Следующая