Сталин. По ту сторону добра и зла - Ушаков Александр Геннадьевич - Страница 52
- Предыдущая
- 52/309
- Следующая
Конечно, Ленин был доволен заявлением министра, поскольку намерение правительства воевать до победы явилось, по словам одного из политиков, «обильной водой на колеса сравнительно слабо вращавшейся мельницы Ленина и его стремлений». 20 апреля большевистский ЦК заявил, что нота Милюкова дает партии полное право осудить Временное правительство как «насквозь империалистическое, связанное по рукам и ногам англо-французским и русским капиталом».
Резолюция призывала революционный пролетариат при поддержке революционной армии взять «всю государственную власть в свои руки... в лице Совета рабочих и солдатских депутатов». В этот же день подстрекаемый большевиками Финляндский полк покинул казармы. С плакатами, требующими отставки Гучкова и Милюкова, солдаты с оружием в руках прошли по улицам столицы.
«Движение не улеглось, а, по-видимому, еще разгоралось, — писал в своих воспоминаниях член Петросовета Б. Станкевич. — Настроение собравшихся было до крайности напряженное, когда в зале появился Дан (один из лидеров меньшевизма. — Прим. ред.) и сообщил, что на улицах началась стрельба и имеются жертвы».
К вечеру, к радости Ленина, брожение усилилось, и к солдатам присоединились рабочие. Кое-где имели место стычки со стражами порядка. «Братья-солдаты! — взывал на следующий день со страниц «Правды» осмелевший Ленин. — Не будем бояться жертв!» «Братья-солдаты» жертв не боялись, и улицы Петрограда в какой уже раз обагрились народной кровью. А вот тот самый человек, который так легко жертвовал чужими жизнями, даже и не подумал ни разу появиться на людях.
Во избежание непредсказуемых последствий Петроградский Совет запретил на три дня любые уличные выступления и появление на улицах с оружием и назначил специальную комиссию для расследования случившегося. Тем временем дрогнувшее Временное правительство отказалось как от ноты, так и от ее автора, который был вынужден уйти в отставку. Что сразу же успокоило окружившую Мариинский дворец толпу.
Ленин с большой неохотой отказался от выступления (той широкой поддержки, на которую он рассчитывал, он так и не получил) и, призвав «ограничиться мирными дискуссиями и мирными демонстрациями», потребовал провести новые выборы в Совет, дабы заставить его руководство отказаться от политики доверия Временному правительству. Он же призвал отказаться и от лозунга «Долой Временное правительство!», поскольку без большинства народа на стороне революционного пролетариата он превращался в одну из тех пустых фраз, которые так не любил вождь.
«Только тогда мы будем за переход власти в руки пролетариев и полупролетариев, — говорилось в одной из резолюций, — когда Советы рабочих и солдатских депутатов станут на сторону нашей политики и захотят взять эту власть в свои руки».
«Теперь уже ясно видно, — писал В. Набоков о событиях 20-22 апреля 1917 года, — что именно в эти бурные дни, когда впервые после торжества революции открылось на мгновение уродливо-свирепое лицо анархии, — когда вновь, во имя партийной интриги и демагогических вожделений, поднят был Ахеронт и преступное легкомыслие... поставило Временному правительству ультиматум и добилось от него роковых уступок... — в эти дни закончился первый, блестящий и победный фазис революции и определился — пока еще неясно — путь, поведший к падению и позору».
В. Набокову вторил и только что прибывший из инспекционной поездки на фронт князь С.П. Мансырев, которого неприятно поразил контраст между «здоровою, стойкою обстановкой на фронте и бессмысленным, преступным политиканством, нескончаемой болтовней и жалкой погоней за властью и влиянием».
Несмотря на относительную неудачу (приказывал по-прежнему Петросовет), обстановка на продолжавшей свою работу Петроградской конференции изменилась в пользу Ленина. И все основные резолюции конференции были приняты подавляющим большинством голосов.
А вот резолюция анализа «текущего момента» вызвала острые споры. Поддерживая Ленина, партия тем не менее была настроена на концепцию буржуазной революции как ближайшей цели и не решалась провозгласить переход к социалистическому этапу.
Против резолюции проголосовали 39 депутатов, и никто так и не ответил на поставленный Рыковым вопрос: «Откуда взойдет солнце социалистического переворота? Я думаю, что по всем условиям, обывательскому уровню инициатива социалистического переворота принадлежит не нам. У нас нет сил, объективных условий для этого».
Чем занимался все это время Сталин, который, похоже, так ни разу и не почтил своим присутствием конференцию? Работал в созданной Исполкомом комиссии, которая подготовила телеграмму в Петроградский военный округ с требованием не посылать в Петроград «военных частей без соответствующего письменного приглашения со стороны Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов».
Так, в самый разгар апрельских событий Сталин умудрялся, деля свое время между ЦК и Исполкомом, сидеть на двух стульях. Судя по всему, он продолжат пользоваться определенным авторитетом у лидеров Петросовета даже после того, как поддержал резкую критику Ленина в адрес лидеров Совета. Что это было на самом деле? Какой-то тайный договор с Церетели и Чхеидзе? Задание вождя или собственная игра по сохранению за собой места во властной структуре? Кто знает...
Есть сведения и о том, что 22 апреля он принимал участие в совместном с Исполкомом совещании Временного правительства, на котором обе стороны попытались найти выход из кризиса. И если это было так, то присутствовал он на этом совещании, надо полагать, с ведома Ленина. Но как бы там ни было, вел он себя так, как человек, который не хочет ссориться ни с теми, ни с другими. Может быть, так оно и было...
ГЛАВА ПЯТАЯ
Апрельская конференция началась с доклада Ленина «О текущем вопросе», и он снова говорил о русской революции как части всемирной социалистической революции, которая станет неизбежным следствием мировой войны. Страсти разгорелись сразу же. Представитель Московской областной партийной организации А.С. Бубнов призывал не к порицанию правительства, а к установлению «контроля» за ним со стороны Советов.
Выразил свое несогласие с ленинскими идеями, которые, по его мнению, были основаны на ложной перспективе, и только что вышедший из тюрьмы Ф. Дзержинский. Он был явно неудовлетворен сообщением Ленина и предложил заслушать еще один доклад о текущем моменте, и делавший его Каменев не замедлил обрушиться на вождя с ожесточенной критикой. Партия, заявил он, не имеет права форсировать события и должна дать революции возможность самой вызреть и набрать силу. Что же касается ленинской политики, то она, по его словам, не давала членам партии четких ориентиров. Тем не менее Каменев в ходе обсуждения своего доклада протянул руку Ленину и свел практически все разногласия всего к одному вопросу — о «контроле» над Временным правительством, который уже доказал свою эффективность. В качестве примера Каменев привел отмену приказа, который 21 апреля отдал командующий Петроградским военным округом Л. Корнилов, дав распоряжение выставить для зашиты правительства от демонстрантов две батареи на Дворцовой площади.
Но как только начались прения, стало ясно, что они грозят превратиться в бесконечную говорильню. И тогда было решено дать слово четырем делегатам: по два с каждой стороны. К изумлению многих, первым из «адвокатов» Ленина выступил Сталин. Словно всю свою жизнь дожидаясь этого момента, он с неожиданной для всех резкостью обрушился на своего недавнего соратника.
И все же столь странное поведение куда больше говорило о самом Сталине, нежели о Каменеве. Да, он мог ошибаться, но в то же время он был в этом отношении куда честнее и, несмотря ни на что, продолжал отстаивать свои идеи. А вот Сталин, этих самых идей не имевший, в одночасье отмахнулся от человека, на которого до самого недавнего времени делал известную ставку. Он словно забыл то, о чем сам вещал еще несколько дней назад со страниц «Правды».
- Предыдущая
- 52/309
- Следующая