Сталин. По ту сторону добра и зла - Ушаков Александр Геннадьевич - Страница 53
- Предыдущая
- 53/309
- Следующая
Говоря откровенно, именно в этом и был весь Сталин, и таким он останется навсегда. Пройдет совсем немного лет, и он будет громить оппозицию за ту политику, которую после ее разгрома начнет проповедовать сам. Он будет защищать Бухарина лишь только для того, чтобы отвернуться от него и, в конце концов, уничтожить. Точно так же он поведет себя и во время войны, когда обвинит в поражениях всех, кого угодно, но только не себя. Да, потом многие исследователи сталинского времени скажут, что очень многое он взял от так нравившегося ему в молодости Маккиавели.
Может быть, это и так. Но все его поведение весной 1917 года говорит о том, что он был хорош только там, где было две краски — черная и белая. Там же, где появлялись нюансы, он терялся. Да и как не теряться, если вся ставка была только на силу. Всегда и везде. Сталин был хорош там, где надо было требовать, нажимать, ломать и заставлять, если это даже касалось строительства, и обильно политые кровью и потом коллективизация и индустриализация служат тому прекрасным примером. Но там, где надо было думать, взвешивать и предвидеть, ему делать было нечего. И особенно ярко это проявится уже после войны, когда разговор с позиции силы начнет отходить на второй план и миром начнут править новые идеи.
Выпуская Сталина, Ленин знал, что делал. Пока он проигрывал Каменеву, и чтобы восстановить свое влияние на партию, ему нужен был не интеллектуал, а именно грубиян, который не строил бы тонких теоретических построений, а пошел в лобовую атаку. Что Сталин и сделал. В своей довольно короткой речи он пошел на явную подмену понятий, говорил грубо и издевался над позицией ленинских оппонентов. И чего стоило только одно его заявление о том, что поддерживать Каменева могут только дураки! Как видно, чтение ленинских работ и общение с вождем не пропали даром. Конечно, Ленин рисковал. По сути дела, это было первое выступление Сталина на таком уровне, и грубость, конечно, грубостью, но надо было проявить и определенное понимание политического момента.
Да, Ленин мог проиграть, зато в случае успеха очень многие колеблющиеся могли отойти от Каменева точно так же, как это сделал сам Сталин, всего несколько дней назад поддерживавший его. И в известной степени он оправдал надежды вождя. Речь Сталина, в отличие от второго адвоката Ленина Зиновьева, произвела впечатление не только своей грубостью, но и главным образом тем, что он говорил от имени Ленина. Тем самым он как бы заявлял, что окончательно расходится с Каменевым.
Каменева «защищали» представитель Московской организации В. Ногин и давний соратник Ленина А. Рыков. Ногин ограничился набором общих фраз, а вот Рыков внес кое-что новое. Поставив под сомнение уверения Ленина о том, что буржуазно-демократическая революция в России уже завершена, он напомнил, что нельзя считать «самую мелкобуржуазную страну в Европе», созревшей для пролетарской революции. Такая революция, по его словам, являлась уделом высокоразвитых стран, и партия обязана приспосабливаться к тем реальным обстоятельствам, которые сложились в стране. Что конкретно выражалось в сохранении блока партии и других элементов «революционной демократии».
Выступления Ногина и Рыкова произвели впечатление на делегатов, и когда приступили к выборам комиссии по выработке проекта резолюции по текущему моменту, за Каменева, Бубнова, Милютина и Ногина было подано куда больше голосов, нежели за Ленина, Зиновьева и Сталина.
Однако Ленин не унывал. Взяв небольшой перерыв, он занялся организационными вопросами. А если называть вещи своими именами, то подготовкой нового состава ЦК. Главную роль в этом сыграл Я. Свердлов, который весьма успешно принялся сглаживать трения. И именно он инструктировал делегатов, как заполнять бюллетени для тайного голосования при выборах в Центральный Комитет.
С поручением Свердлов справился блестяще и за каких-то два дня настолько вырос в глазах вождя, что тот уже не мыслил на его месте другого человека. Он же готовил и список кандидатов в новый состав ЦК. И можно, конечно, представить, какие чувства испытывал Яков Михайлович, внося в этот список Сталина, которого знал далеко не с самой лучшей стороны.
Но... что было делать? Как утверждали многие, посвященные в партийную кухню, список членов ЦК был составлен самим Лениным, и делегаты были ознакомлены с ним еще до начала голосования. И возможно, Роберт Пейн был прав, когда писал о том, что «Центральный Комитет был подобран Лениным, а голосование было не более чем простой формальностью». Тем не менее голосование по процедурным вопросам показало, что делегаты не очень-то желали подчиняться единоличному руководству. Чьим бы оно ни было. В состав ЦК было выдвинуто 26 кандидатов, начиная с самого Ленина и кончая вообще мало кому известными людьми.
Самым интересным в этих выборах явилось противостояние Шляпникова, Молотова и Залуцкого группе Каменева, Муранова и Сталина: самых что ни на есть верных ленинцев и людей, которые в отсутствие вождя упорно тащили партию вправо.
Как это ни удивительно, но проиграли в этой схватке «верные ленинцы», ни один из которых не вошел в новый состав ЦК. В то время как Сталин и до последней минуты выступавший против Ленина Каменев стали его членами. Как выяснилось из речи дававшего свои характеристики кандидатам Ленина, он вообще «не помнил» писаний Каменева в «Правде» (это с его то памятью!). Что же касается его заблуждений, то... «кто не колебался в первые революционные моменты»? Забегая вперед, заметим, что Каменев будет не только колебаться, но и выступать против Ленина и во все последующие «революционные моменты».
«Деятельность товарища Каменева, — заявил вождь, — продолжается 10 лет, и она очень ценна... То, что мы спорим с т. Каменевым, дает только положительные результаты... Присутствие т. Каменева очень важно, так как дискуссии, которые веду с ним, очень ценны. Убедив его, после трудностей, узнаешь, что этим самым преодолеваешь те трудности, которые возникают в массах». Может быть, оно и так, только не совсем понятно, какую именно связь усмотрел вождь между рафинированным Каменевым и массами.
Сталин обсуждался по счету пятым. Представляя его, Ленин сказал: «Товарища Кобу мы знаем очень много лет. Видали его в Кракове, где было наше бюро. Важна его деятельность на Кавказе. Хороший работник во всяких ответственных работах». Как и в случае с Каменевым, Ленин ни словом не обмолвился о мартовских художествах «хорошего работника». Взяв его в свою команду, Ленин раз и навсегда простил ему прошлые прегрешения.
Да иначе, наверное, и быть не могло. Само определение «хороший работник» подразумевало отсутствие исключительных качеств, и прежде всего умения вырабатывать идеи. В чем, откровенно говоря, Ленин вряд ли нуждался. Что же касается самого Каменева, то, судя по всему, Ленин ценил его по-настоящему, а потому и не собирался с ним расставаться. Несмотря на все расхождения...
Вопреки повестке дня дискуссия по национальному вопросу началась уже после выборов в ЦК. Ленин очень опасался того, что своим докладом Сталин мог еще больше взорвать конференцию и не пройти в ЦК, где он был так нужен вождю.
На Апрельской конференции Ленин делал ставку на Сталина не только как на человека, который наглядно доказал партии, что может вовремя «понять» новые идеи и увести за собой многих колеблющихся партийцев, но и как на «специалиста по национальному вопросу».
Хотя никаким специалистом Сталин не был. Для того чтобы таковым стать, мало было поверхностных знаний Маркса, который сам никогда серьезно этим вопросом не занимался, и четырех курсов духовной семинарии. Что он блестяще и доказал в марте, когда опубликовал в «Правде» статью по национальному вопросу. В ней он продемонстрировал удивительное невежество.
И чего только стоило его заявление о том, что источником угнетения национальных меньшинств является «отживающая земельная аристократия». Зато в Северной Америке, по его мнению, национальности развивались свободно и там вообще не было места национальному гнету. По всей видимости, он даже не подозревал о существовании в этой самой Северной Америке индейцев.
- Предыдущая
- 53/309
- Следующая
