Сталин. По ту сторону добра и зла - Ушаков Александр Геннадьевич - Страница 64

• Предыдущая
• 64/309
• Следующая

VI съезд партии был примечателен и еще вот чем. Сталин по собственной инициативе возобновил дискуссию по вопросу о явке Ленина на суд. Более того, он вдруг ни с того ни с сего заговорил о том, что Ленину все-таки следовало бы явиться на суд... при надежных гарантиях его безопасности. Это предложение выглядело несколько странным после того, как совсем недавно сам Сталин, в сущности, спас Ленина, поведав членам ЦК о злобных юнкерах, которые убили бы вождя по дороге на суд.

И вдруг — поворот на сто восемьдесят градусов. Почему? Чужая душа, конечно, потемки, но кто знает, не понял ли вдруг, пусть и бессознательно, Сталин, оставшись в партии один, что без Ленина ему куда вольготнее? И отсутствие вождя, хотя бы ненадолго, облегчит его дальнейшее продвижение наверх?

Вряд ли он уже тогда считал Каменева, Зиновьева и Троцкого сильнее себя. Ну Троцкий ладно, он не только говорил, но и работал. А вот что делали по самому большому счету для грядущей революции Каменев и Зиновьев? По сравнению с ним — ничего! И тем не менее в «узкий состав» вошли они, а не он...

То, что Сталин уже тогда очень высоко ставил себя, говорит и его мало кем тогда оцененная по достоинству фраза о его «творческом марксизме». Что бы там ни говорили, но именно марксизм являлся основополагающей партийной доктриной, и трактовать его в зависимости от ситуации мог только ее верховный жрец: Ленин!

И подобное заявление могло означать только одно: претензию Сталина на ведущие роли в партии, в которых ему пока отказывали. Ну а то, что именно он-то и не мог творчески подходить к марксизму, его мало смущало. Может быть, именно поэтому он ни разу не сослался на вождя в своих выступлениях на съезде, и даже в редакционных вставках в текст доклада Центрального Комитета имя Ленина упоминалось лишь вскользь и без особого, надо заметить, почтения.

Да, он даже сейчас, в отсутствии лидеров партии, повел себя осторожно и наряду с Лениным, Зиновьевым, Коллонтай и Луначарским включил Троцкого в список кандидатов от партии большевиков в Учредительное собрание. Но делал это без особого желания. Да, Троцкого на съезде не было, и тем не менее его присутствие ощущалось. Потому он и набрал столько голосов. А это было плохим признаком...

До появления на политической сцене партийной верхушки оставалось еще больше месяца, и Сталин мог бы еще показать всем, на что он способен. Но... не показал. Он не написал ни одной статьи, которая привлекла бы к себе внимание, не поставил на обсуждение ни одного нового вопроса, не ввел в оборот ни одного лозунга. Он комментировал события безличным языком в рамках взглядов, установившихся в партии. «Это был, — по словам одного из большевистских лидеров, — скорее ответственный чиновник партии при газете, чем революционный публицист...»

А ведь Сталин только в августе опубликовал целых 20 статей: коротких заметок, больших статей и передовиц. Но самое интересное заключалось в том, что он даже не все их подписывал своим именем. И это вместо того, чтобы давить на широкую публику, имея в своем распоряжении такое мощное оружие, как партийная печать.

Такой знаток жизни и деятельности Сталина, как Дейчер, весьма сдержанно отзывался о его работе в печати в тот период и вынужден был признать, что «на самом деле сталинские статьи не представляли большой ценности для большевистской пропаганды».

И трижды был прав Троцкий, когда писал: «О газетной работе самого Сталина за этот период (август — сентябрь. — Прим. авт.) сказать почти нечего. Он был редактором центрального органа не потому, что был писателем по природе, а потому, что не был оратором и вообще не был приспособлен для открытой арены».

Не справился Сталин и с весьма деликатным заданием ЦК, который поручил ему разобраться с руководителями Военной организации по поводу издания газеты «Солдат», которую он намеревался превратить в официальный партийный орган. Задача была не из легких, и надо было проявить известную гибкость, чтобы уговорить Подвойского и его товарищей отдать дорогую их большевистским сердцам газету. Однако Сталин и не подумал деликатничать и со свойственной ему властностью заявил лидерам Военной организации, что решение принято и обсуждению не подлежит. А когда Подвойский стал возмущаться, Сталин грубо оборвал его и еще раз заявил, что «разговаривать тут не о чем».

На следующий день в ЦК поступила жалоба. «Подобное поведение, — писали глубоко возмущенные руководители Военной организации, — недопустимо и подобные меры уже не являются случайностью, а с момента изменения прежнего состава ЦК обратились в прямую систему гонений и репрессий чрезвычайно странного характера...»

Понятно, что речь шла о поведении Сталина, который, как уже очень многие успели заметить, в отсутствие Ленина мгновенно менялся и вел себя вызывающе. ЦК приступил к «немедленному урегулированию вопроса» и, в конце концов, поручил издание газеты «Солдат» старому составу редакции, в который был введен член ЦК с правом вето. Переговоры с Военной организацией и «временное наблюдение» за редактированием газеты были поручены Свердлову и Дзержинскому.

Как это ни удивительно, но послание Военной организации пережило Сталина и было найдено в архивах после его смерти. И ничего нет неожиданного в том, что он будет творить позже, если ещев 1917-м,когда он был никем, имевшиесним дело люди уже начинали говорить о «системе гонений и чрезвычайно страшных репрессиях». А ведь это были не мягкотелые интеллигенты вроде Бухарина, а закаленные революционеры, которые особой деликатностью не отличались. Да, в конце концов, даже Ленин заговорит о грубости Сталина, но... будет уже поздно...

Однако Сталин летом 1917-го не только выяснял отношения. Вместе со Свердловым он проделал поистине титаническую работу по приему в большевистскую партию ее новых членов. И только за лето 1917 года Петроградская организация увеличилась с 16 до 36 тысяч человек.

Известную роль он сыграл и в создании фабрично-заводских комитетов, которые брали под свой контроль управление промышленными предприятиями и в которых он со времен бакинского подполья видел «основные бастионы партии». И в 1917 году эти самые «бастионы» недвусмысленно заявили о том, что имеют равные права с администрацией, что во многом облегчало работу большевиков в пролетарских районах.

И не случайно уже на муниципальных выборах в Петрограде был замечен существенный сдвиг среди голосовавших за большевиков. А после того как кадеты потерпели поражение на выборах, Сталин поднял вопрос об очевидном разрыве между итогами голосования и составом Временного правительства, в котором кадеты продолжали оставаться в большинстве.

Да, большевики еще не стали партией большинства, и тем не менее Сталин высказал уверенность в том, что уже очень скоро они начнут пользоваться гораздо большей поддержкой населения, поскольку массовый избиратель «уже отошел от кадетов» и «остановился на полдороге».

Первым из лидеров большевиков на свободу вышел Каменев. По одним данным, он был отпущен на поруки, по другим — его просто-напросто выкупили на деньги все того же Парвуса. Что было вернее всего. Да и какие еще могли тогда быть поруки?!

Не успел Каменев покинуть свою темницу, как Министерство юстиции публично обвинило его в сотрудничестве с... киевской охранкой. Разбираться с этим запутанным делом поручили Сталину, 30 августа с него было снято обвинение, а уже на следующий день он выдвинул на заседании ЦИК резолюцию «О власти». В ней он выступал за коренную реорганизацию государственной власти и вывод из правительства кадетов и представителей правящих классов. О призыве же к революции он «позабыл».

Принимал ли участие сам Сталин в составлении каменевской резолюции? Скорее всего, да, поскольку опубликованная им несколько позже статья «Мы требуем» во многом ее повторяла. Не совсем, правда, понятно, почему Сталин выпустил эту статью на столь важную тему без подписи. Не желал лишний раз ставить себя в неудобное положение перед Лениным, как это уже имело место в марте?

• Предыдущая
• 64/309
• Следующая