Сесиль умерла - Сименон Жорж - Страница 13

• Предыдущая
• 13/29
• Следующая

— Проходите, дружок…

В дверях Мегрэ непроизвольным движением положил руку на округлое плечо Берты Пардон, хотя это отнюдь не входило в его привычки. Пожилые мужчины часто позволяют себе такие жесты, принимая отеческий вид, и обычно на это не обращают внимания.

Но комиссар был, как видно, неловок, потому что девушка с удивлением обернулась и взглянула на смущенное лицо Мегрэ, словно говоря: «И вы тоже!..»

Первым прошел в квартиру ее брат. Только что отсюда удалились служащие похоронного бюро, которых они встретили внизу на лестнице со всем их реквизитом.

Мегрэ собирался переступить порог, когда молодой голос с легким акцентом произнес за его спиной:

— Мне очень нужно поговорить с вами, господин комиссар…

Он узнал Нуши, одетую в черный костюм по случаю похорон. Костюм, сшитый, должно быть, года два-три назад, был ей мал и узок и придавал девушке еще более вызывающий вид.

— Потом, — возразил он недовольно, не желая проявлять снисходительность к этой наглой девице.

— Имейте в виду, это очень важно!

Мегрэ вошел в квартиру покойной Жюльетты Буанэ и, прикрывая за собой дверь, пробурчал:

— Важно или нет, придется подождать…

Поскольку Жерар здесь, надо с ним все выяснить, а присутствие Берты даже кстати. Квартира старухи более подходящее место для этой беседы, чем кабинет на набережной Орфевр. Уже сама обстановка нервировала Жерара. Он с каким-то страхом оглядывался на стены, с которых только что сняли черные полотнища, и с отвращением вдыхал запах свечей и цветов, приторный запах смерти.

Берта Пардон держалась так же непринужденно, как и за прилавком магазина или за столиком дешевого кафе, где она обычно обедала. От ее по-детски круглого лица веяло безмятежностью и даже самодовольством, что иногда принимают за чистую совесть. Она казалась живым воплощением невинной молодой девушки, которой даже самая мысль о грехе ни разу не коснулась.

— Присаживайтесь, дети мои, — сказал Мегрэ, вытаскивая из кармана трубку.

Жерар был слишком возбужден, чтобы спокойно сидеть в кресле. В отличие от сестры он был настороже, снедаемый тревожными мыслями, и взгляд его перескакивал с предмета на предмет.

— Признайтесь, что вы подозреваете меня в убийстве тетки и сестры, — произнес он дрожащими губами. — Только потому что я беден, что меня преследуют неудачи!.. Какое вам дело, что вы взволнуете мою беременную жену, которая и без того слаба здоровьем… Вы пользуетесь моим отсутствием, чтобы рыться в квартире… Вы нарочно пошли туда, когда меня не было дома…

— Это верно… — проронил комиссар, разжигая трубку и разглядывая портреты на стенах.

— Ведь ордера на обыск у вас не было! И вы знали, что я бы не допустил этого…

— Да полно, перестань!

Берта сняла горжетку — длинную и узкую куницу, и комиссар заметил, что шея у нее круглая и белая.

— Спросили вы хотя бы у этого лицемера Монфиса, где он находился в ночь, когда было совершено убийство? Уверен, что не спросили. Как же, ведь он не мне чета…

— Я как раз собираюсь сегодня вечером задать ему этот вопрос…

— Тогда спросите у него заодно, почему это меня и сестер вечно обкрадывали…

Он указал на женский портрет, увеличенную фотографию, от этого немного расплывчатую.

— Это моя мать. Она была похожа на Сесиль… И не только внешне, но и характер у нее был такой же… Да где вам понять… Полная смирения, в постоянном страхе, что всех стесняет, что берет больше, чем ей положено. И эта болезненная потребность вечно жертвовать собой… Вот и бедная сестра была такой же и прожила всю свою жизнь в служанках… Разве не правда, Берта?

— Правда, — подтвердила девушка. — Тетя Жюльетта обращалась с ней как с прислугой.

— Этого комиссару не понять…

Мегрэ сдержал улыбку; ведь его кипевший негодованием собеседник даже не подозревал, что сам комиссар страдал комплексом неполноценности. Это страшно угнетало его, и, желая освободиться от унизительного недостатка, он порой ударялся в другую крайность, держался грубо и вызывающе.

— Мать была старшей из сестер. Ей было двадцать четыре, когда тетка познакомилась с Буанэ. Он был богат. Сестры давно осиротели и жили в Фонтене на ренту, оставленную родителями. И вот что произошло.

Чтобы выйти замуж за Буанэ, тетке нужно было приданое. Она добилась у нашей матери отказа от своей доли наследства. Все в семье это знают, и, если Монфис не бессовестный лжец, он подтвердит вам это. Таким образом, тетке Жюльетте удалось заключить столь выгодный брак только благодаря матери. «Я в скором времени отплачу тебе… Можешь быть спокойна, я этого никогда не забуду. Вот выйду замуж…» Не тут-то было! Выйдя замуж, она сочла, что сестра слишком бедна, чтобы вводить ее в тот круг, куда попала она сама. Мать поступила продавщицей в один из магазинов в Фонтене.

Она стала женой приказчика, человека больного, и продолжала работать… Родились мы, и тетка насилу согласилась быть крестной Сесили. Знаете ли вы, сколько она послала ей к первому причастию? Всего сто франков! А ведь муж ее уже владел десятком домов…

«Не беспокойся, Эмилия, — писала она матери, — если с тобой что-нибудь случится, я не оставлю твоих детей».

Отец умер первым, а вскоре за ним и мать. Тетя Жюльетта к тому времени овдовела и поселилась в этой квартире, но занимала тогда весь этаж. Из Фонтене нас привез кузен Монфис… Ты, Берта, была тогда совсем маленькой и не можешь помнить…

«Боже мой, какие они худые! — вскричала тетка, увидев нас. — Можно подумать, что сестра вообще не кормила их…»

И пошла критиковать все подряд — и нашу одежду, и белье, и слишком тонкую кожу на башмаках, и то, как нас воспитывали… Сесиль была уже взрослой девушкой, и тетка сразу превратила ее в прислугу. Меня же решили отдать в учение — бедняки должны знать какое-нибудь ремесло. Если мне случалось порвать штаны, попрекам не было конца… Меня корили за неблагодарность, я не хотел ценить того, что делалось для меня и сестер, мне предрекали дурной конец… Сесиль страдала молча. Прислугу уволили, поскольку сестра одна управлялась со всей работой. Хотите взглянуть, как нас одевали?

Он подошел к полке и взял фотографию, изображавшую всех троих: Сесиль в черном, как привык ее видеть Мегрэ, волосы слишком гладко зачесаны назад; пухленькая маленькая Берта была в длинном не по росту платье; Жерар, которому на вид было лет пятнадцать, одет в костюм явно с чужого плеча.

— Я предпочел уйти на военную службу, и мне не присылали из дому даже пяти франков в месяц… Товарищи получали посылки, сигареты… Всю жизнь я с завистью глядел на других…

— В каком возрасте вы оставили дом тетки? — спросил Мегрэ у девушки.

— В шестнадцать лет, — ответила она. — Я пришла сама в большой магазин. Они спросили, сколько мне лет, я сказала, что восемнадцать…

— На мою свадьбу, — продолжал Жерар, — тетка прислала в подарок серебряную лопаточку для торта… Когда в трудную минуту я решил продать ее, мне дали всего тридцать франков… Сесиль жила впроголодь, а ведь тетка наша была богата… А теперь, когда ее не стало, вы хотите свалить вину на меня… и вы тоже…

На него больно было смотреть, столько скопилось в нем горечи и гнева.

— У вас никогда не возникало желания убить тетку? — спросил Мегрэ с таким спокойствием, что девушка вздрогнула.

— Если я отвечу да, вы сделаете из этого вывод, что я задушил ее?.. И все же я скажу, что не раз у меня появлялось такое желание. К сожалению, я слишком малодушен… А теперь думайте что хотите. Арестуйте меня, если вам угодно: одной несправедливостью больше, подумаешь…

Берта взглянула на ручные часики:

— Я еще нужна вам, господин комиссар?

— Почему вы спрашиваете?

— Уже двенадцать часов… Мой друг ждет меня у магазина.

С каким невинным выражением лица говорила она о своем любовнике!

— У вас есть мой адрес — улица Орденер, дом 22.

Я почти всегда дома после семи, кроме тех вечеров, когда мы ходим в кино. Как вы думаете поступить с Жераром? Он ведь всегда был немного взбалмошным…

• Предыдущая
• 13/29
• Следующая