Держава под зверем - Бриз Илья - Страница 17

• Предыдущая
• 17/71
• Следующая

– Да и звание привычное будет.

– А на официальном приеме в кителе цвета хаки париться будешь? Летом жарковато будет, – подколол я, – в белом на трибуне Мавзолея удобнее. Поверь моему опыту.

Василий грустно улыбнулся. Видимо, отца вспомнил, понял я. Ну кто у нас на трибуне Мавзолея еще мог стоять?

– Ладно, уговорил, скажи Тимошенко, чтобы приказ по мне персональный отдал. Мол, как исключение, подполковнику Сталину допускается носить генеральские формы одежды.

– Вась, да зачем тебе его приказ?! Кто ты и кто он?! – возмутился я.

– Нет, Егор, порядок должен быть во всем. Если нарушения будет допускать одно из высших лиц государства… – он не закончил, но я его понял: «Рыба гниет с головы».

– Васька, а ты на фронт больше не поедешь?

Н-да. Для сестры я все-таки так и остался Васькой. А может, так и надо?

– Нет, Светлана, нельзя мне теперь.

– А я потом, после… поеду.

Слова «папины похороны» она вслух произносить не захотела.

– И ты не поедешь, – ответил я. Егор кивнул головой. Для него это тоже было само собой разумеющимся.

– Это почему еще? – тут же взбрыкнула несносная девчонка.

– Ну, как бы тебе объяснить? – я посмотрел на Синельникова. Может, он ей скажет? Нет.

Как только взгляд Егора падал на Светку, о том, что человек – существо разумное, применительно к нему самому можно было забыть. Вот ведь влюбленный баран!

– Понимаешь, Свет, мы теперь себе не принадлежим, – пытаюсь сам растолковать сестренке.

– А кому тогда?

– Стране. Народу державы. Мы с тобой для него теперь не просто брат и сестра, а, в первую очередь, его дети, – черт, как же это трудно – говорить об отце в третьем лице и прошедшем времени.

Задумалась. Поймет? Кто ее знает?

– Светланка, ну, в самом деле, нельзя, – наконец-то высказался Синельников.

Светка поерзала на коленях Егора, удобней устраиваясь, по очереди посмотрела на нас двоих и наконец-то согласилась:

– Ладно уж, – причем таким тоном, как будто делала нам великое одолжение.

Я закурил и посмотрел на Синельникова.

– Вот что, Егор, а расскажи-ка ты мне, как ты в апреле в Африку летал. Как тебе удалось убедить самого высокого полковника Франции от колоний отказаться?

Надо было и сестру хоть немного отвлечь, и самому получить подробную информацию.

– Так вот почему тебя десять дней тогда не было! – тут же отреагировала Светка. – А почему мне ничего не сказал?

– Много будешь знать, плохо будешь спать, – Синельников ласково потрепал девчонку по голове, а затем безуспешно попробовал ладонью привести в порядок ее волосы, – тогда было еще нельзя. Впрочем, информация еще долго будет под грифом «Совершенно секретно». Так что слушай и не вздумай болтать.

Он посмотрел на меня вопросительно. Я кивнул. Кому же еще доверять, как не собственной сестре? Для меня самого это было чуть больше месяца назад. Но тогда я был там, в той другой Москве, другой жизни. Нянчился с собственным внуком. Черт, как же все переплелось и запуталось!.. Как они там? Дочь? Внуки? Викентьев и наш проект «Зверь»?

– Как, говоришь, мне удалось самого де Голля убедить? – он усмехнулся: – Да, знаешь ли, школа одного очень невысокого ростом полковника помогла.

– Какого полковника? – тут же спросила Светка.

Мы переглянулся с Егором и оба заулыбались. На этот вопрос Светлана ответа так и не получила.

Я нашел его в Дакаре. Было тепло. Двадцать шесть по Цельсию. Мне было неудобно в гражданке. За последние годы привык к военной форме и оружию при себе. Чтобы не чувствовать себя совсем голым, накинул светлую бесформенную тонкую курточку, которая отлично прикрыла кобуру скрытого ношения с безотказной «Гюрзой».

– Господин полковник?[14]

Он остановился, медленно обернулся и посмотрел на меня немного сверху вниз. Ох, и высок лидер французских антифашистов!

– Мы знакомы?

Выражение лица было удивленным. Он наверняка видел меня в газетах, журналах, по телевизору или в документальном кино, но всегда в генеральской форме. Опытным взглядом он окинул мою тоже не маленькую фигуру, заметил контуры оружия под курткой и напрягся.

– Заочно, господин полковник, заочно, – я снял темные очки в пол-лица и представился.

Он вгляделся еще раз, отдал честь и несколько расслабился. Я тоже вытянулся, изобразил поклон и щелкнул каблуками. Головного убора у меня не было.

– Господин генерал-полковник, какими судьбами? – спросил он почти русским выражением, достаточно крепко пожимая мою руку.

– Очень захотелось встретиться с вами. Ведь нам есть о чем поговорить?

Он кивнул.

– У вас великолепный французский, господин генерал.

– Вы мне льстите. Здесь недалеко есть неплохое кафе, которое сейчас контролируют мои люди. Может быть, посидим там? Если вы мне, конечно, доверяете.

Он улыбнулся:

– Доверяю. Про ваш НКВД или, как он сейчас называется, СГБ ходят легенды, – он с некоторым трудом произнес русские аббревиатуры. – Если бы вы хотели меня захватить… – он не закончил.

– Чай, кофе или что-нибудь покрепче? – спросил я, когда мы устроились за столиком.

– А что вы, господин генерал, предпочитаете? – ох уж мне эта французская любезность.

– Ну, – я не стал задумываться, – мне нравится продукция одной из провинций вашей родины.

– Шампанское? – удивился он.

– И оно тоже, но я все же предпочитаю коньяк. Хотя могу предложить напиток с таким же названием, но изготовленный в моей стране, – надеюсь, моя улыбка была достаточно простодушна.

Он тоже улыбнулся и поощряюще кивнул, соглашаясь. Я посмотрел на соседний столик и дал знак одному из своих ребят. Через минуту гарсон уже наливал армянский КВВК в наши бокалы. Де Голль принюхался, отпил, посмаковал и восхищенно посмотрел на меня.

– Итак, господин генерал, что вы хотели узнать?

– Строго наоборот. Я хочу проинформировать вас, господин полковник, что через два месяца, шестнадцатого июня, Гитлер при поддержке Чемберлена и Даладье нападет на Советский Союз.

Улыбка исчезла с его лица.

– Вы, господин генерал, так спокойно об этом говорите, как будто уже знаете, чем эта война закончится.

– Конечно, знаю, – уверенно ответил я, – Мы готовы отразить агрессию и покарать тех, кто решил развязать эту войну.

Он задумался, а потом вдруг спросил:

– Неужели слухи о машине времени Сталина – правда? Американцы не зря занимаются своим проектом «Манхеттен»?

Н-да. Он очень много знает.

– Вы превосходно информированы, господин полковник. Но все обстоит не так и в то же время значительно сложнее. Не знаю, что там конкретно пытаются сделать американцы, но убежден, что машина времени невозможна. Но вот о планах фашистской коалиции мы действительно знаем практически все.

– Вплоть до даты нападения, – он кивнул, – Зачем вы мне это все рассказываете?

– Я не хочу, чтобы наши народы воевали, – коротко ответил я.

Он опять задумался. Пригубил коньяк и посмотрел на меня.

– Я же уже дал согласие вашим людям о сотрудничестве против фашизма.

– А вопрос теперь стоит не только и даже не столько так. Руководство Советского Союза берет курс на разрушение колониальной политической системы мира.

Ну вот, самое главное сказано. Как он отреагирует? Де Голль задумался. Затуманенный взгляд направлен на столик. Но полковник его явно не видел. Он пил маленькими глотками великолепный коньяк, не ощущая его вкуса. Наконец, он посмотрел на меня и спросил:

– Почему вы хотите уничтожить мою страну экономически?

Н-да. Не в бровь, а в глаз. Но это только в том случае, если они сами не перестроят свою промышленность.

– Ни в коем случае. Но эксплуатация богатств чужих территорий, – я подчеркнул слово «чужих», – не вечна. Вообще безудержное расходование полезных ископаемых – путь в тупик. Вы не находите?

• Предыдущая
• 17/71
• Следующая